Времена надежды: Наместник

— Случилось что?

Рикард поискал глазами пень или валежину. Майс уселся прямо на траву. Сэдди оперся на прибор. Остромов резко повернулся к лесу, схватился за нож на поясе:

— Там трое!

— Четверо, — поправил его Ратин, вытаскивая волокушу с добычей. Следом Некст и Кони вынесли четыре связки гусей. Последним из кустарника выскользнул Крейн — единственный с натянутым луком, мечом на поясе и свободными руками.

— Все в сборе... — Рикард полоснул воздух ребром ладони.

— Да что стряслось, говори толком! — потребовал Спарк.

Братство развернулось настороженным полукругом, и Рикард объявил:

— Меня в Академию зовут, вот что. Наставник Хартли сказал, могу магом стать.

— Уф! — выдохнул Ратин, — мы уж думали, беда какая... По мне, так хочешь ехать, ну и езжай.

— Сердцу не прикажешь, — согласился и Спарк. — Ехать утром?

Рикард помотал головой:

— Утром только ответ давать. Ехать вечером.

— Отпраздновать успеем, ежели так, — Некст подергал пояс и затянул покрепче. Остромов согласно крякнул, предвкушая отвальную.

Крейн поднял руку: внимание! — и Братство встревоженно обернулось к опушке.

— Наставник Хартли! — первым узнал Кони. Маг неспешно приблизился к беседе. Огладил мантию. Бегло осмотрел собравшихся. Удовлетворенно кивнул:

— Все здесь. Все Братство Волчьего Ручья. О, не скрипи зубами, парень, и не руби меня ни вкось, ни наискось. Никто вашей тайны не выдал. Я же все-таки Великий Маг... Да. И сейчас вы нужны мне именно как Братство... Я присяду?

Майс подвинулся, хотя места на поляне хватало.

— Придется вам отложить и пир, и поездку, — присев и вытянув ноги, Хартли сумрачно уставился в носки сапог. — Какието невнятные, и оттого тревожные, новости из Школы Путей и Следов, что в Бессонных Землях. Даже если б я не беспокоился за брата, который держит ту школу...

"Хельви" — вспомнил Спарк второго близнеца, давным-давно представленного Доврефьелем в Академии. Наставник между тем продолжал:

— ... Составляете больше трети учеников. Но другие все молодняк. Опыта у них — не как у вас...

Хартли еще раз обвел Братство взглядом:

— Трое из вас пойдут проследить за Школой Путей и Следов. Боюсь я. А чего боюсь, сам не знаю. Выясните. Пойдете прямо сейчас. Что надо из оружия, еды там, возьмите. И еще до рассвета — чтоб вас тут не было. Через октаго или две вас заменит вторая тройка. Будьте там осторожны, братец тоже не лыком шит. Дело тонкое. Родич мой, если слежку выловит, обидится. Но хуже будет, если он с Академией поссорится. Не могу ему сказать прямо. Так ведь не могу и Скорастадиру на родного брата ябедничать!

Наставник сплюнул. Перемолчал досаду и продолжил спокойней:

— Людей сами разделите, как лучше знаете. Только одно условие: ты, Спарк, будешь в последней тройке, которая выходит позже всех. На ближайшие две октаго ты мне здесь нужен.

Ратин и Спарк вопросительно поглядели на наставника. Хартли пояснил:

— Тебя сейчас учат слушать. А следующая ступень в твоем учении — умение видеть.

"Я умею!" — чуть было не сказал Спарк, но вовремя прикусил язык. До начала упражнений с метрономом он думал, что и слушать умеет.

— В Воздух и Огонь тебя посвящали волки. — Наставник поднялся и снова оглаживал мантию, мерцающую под светом двух лун. То ли гордился атласной тканью с отливом, то ли от беспокойства не знал, куда девать руки. — Про Воду ничего не скажу. Но со стихией нашей школы тебя в меру сил познакомлю. Готовься. Вечером ты начинаешь "nihil elprovo", "испытание ничем". Посвящение стихии Земли.

* * *

Земля с шорохом осыпалась в каменную горловину. Спарк прикрыл глаза, крепче взялся за веревку. Над головой заскрипел ворот, и парень поплыл вниз, в каменный мешок. Срок испытания ему не сказали: таковы правила. Обычно срок не очень большой. Да и сейчас, наставник ведь хотел послать его с третьей тройкой на разведку. Значит, три... в крайнем случае, четыре октаго...

"Когда ангел любви нажмет клавишу play," — вспомнил Игнат песню. Кажется, "Крематорий" ее пел. Там, на Земле, у Кузовка. А вот нажать бы перемотку! И сразу — в конец пленки. Все, что я делаю здесь, можно описать единственным словом: жду. Ну, а потом? Я ведь выпал, напрочь вывалился из прошлой жизни — куда мне возвращаться?...

Спарк соскочил с беседки на пол неширокого каменного мешка, отвязал сверток с кошмой. Веревка живо скользнула вверх. Заскрежетала — камень по камню — крышка. Надвинулась. Глухо бухнула, погружаясь в пазы.

Тьма.

Тихо. Ничего не слышно. То есть, абсолютно ничего.

Спарк постоял некоторое время, привыкая к весу собственного тела. Открыл и закрыл глаза. Никакой разницы. Переступил по полу. Нащупал сток и отверстие в полу для туалета. Вернулся к стенам. Наощупь разыскал небольшую нишу, куда по хитро изогнутому ходу будут проталкивать воду и еду — раз в день. Потоптавшись еще, нашел ровную площадку для сна. Постелил там свою неизменную кошму. Вообще-то в "испытании ничем" ему не полагалось совсем никаких вещей. Одежды тоже не полагалось, как и постели. Но после памятного полета, когда Спарк попал в снежный шквал, и крепко перемерз, он стал покашливать. Нечасто, и только в сырую погоду. Однако — ни с того, ни с сего. Лечился гусиным жиром, храбрился, а сам все же опасался. Вот Хартли и приказал взять войлок: чтобы не усугублять.

Спарк сел на кошму. Холода он пока что не чувствовал. Да и не будет тут холода. Прохлада, свежесть, или, напротив, палящее дыхание — это все Ветер. Жгучее пламя, боевая ярость, когда имени своего не помнишь — это Огонь. А Земля — молчаливая тьма. Грозная, неподвижная и неизменная. Селевые потоки, как и осыпающиеся при откапывании ям комочки — не в счет. Меньше, чем слезинка на щеке планеты. Из всех стихий земля меняется медленнее всего. Опора сущего.

Спарк поднял голову к невидимому небу. Где-то там, за квадратным люком, между рябиновых веток плывут звезды. Яркая, иссиня-белая Пятка, в иных местах называемая Опора. Над ней высоко три маленькие звездочки — Вершина или Наконечник. А все вместе — созвездие Стрелы.

* * *

Звездочки Стрелы то и дело ныряли в облака, прятались за острые верхушки, но держались правильно: за левым плечом, медленно проворачиваясь к закату. Первым бежал Сэдди, вторым скользил Рикард, третьим — Остромов. Ночной бор никто из них не разглядывал, полагались на слух. В густом лесу и днем-то редко видно дальше восьмидесяти шагов. К границе мокрых ельников троицу доставил Кентрай. Сесть грифону было негде, и на землю разведчики соскользнули в очередь, по веревочной лестнице. Потом чьелано улетел на север, а следопыты побежали на юг — в Бессонные Земли.

— Ну что там может происходить? — шепотом спросил Остромов на привале, к исходу следующего дня. Сэдди дернул плечами: не знаю. Мягко напомнил:

— Осторожно. Школа уже рядом.

И действительно, совсем скоро над краем леса показался шпиль дозорной вышки: Школу построили на единственном в округе сухом холме и высоко вывели сторожевые башни. Треугольные крыши блестели свежим лемехом. Рикард прикинул на глаз: если исхитриться влезть на гибкую тонкую верхушку вон той елки, да толкнуться — и то до площадки под сапогами дозорного останется добрых два человеческих роста. Обзор у часовых наверняка превосходный, и далеко-далеко под заходящим солнцем взблескивают их тяжелые копья. Засланцы поежились: здесь был уже не беспечный север, а самая тревожная окраина Леса — Бессонные Земли.

Пришлось отойти поодаль, и обосноваться в такой ложбине, которую с вышек не было видно. Как условились раньше, Сэдди остался готовить временную стоянку — не слишком скрытную. Так, шли охотники, пристали на пару дней, шкурок наловить, да гусей накоптить... На Школу посмотреть, диковина ведь.

Под этим предлогом Рикард и Остромов смело отправились прямо к воротам Школы. И попали в самый разгар событий. Думали сперва походить неспешно вокруг, подивиться — тем более, было на что. Школу, как хорошую крепость, охватывал изрядных размеров сухой ров, над которым подымался мощный вал, укрепленный поверху еще и забором из заостренных бревен. Те самые дозорные стрельницы, издали глядевшиеся тонкими острыми иглами, росли с верхних площадок массивных срубов-восьмериков, в тридцать два бревна высотой, а срубы размещались по всем четырем углам крепостной ограды.

Завидев густую толпу пестро одетого и снаряженного народа, входящего в школьные ворота, гости двинулись следом. В малозаселенном краю такое большое собрание означало нечто важное. По опущенному мосту лазутчики пересекли ров. Среди множества людей и зверей никто на них лишнего взгляда не бросил. Внутренний двор Школы, ограниченный слева фундаментом будущей магической Башни, справа — длинной конюшней и плетеной хворостяной изнанкой вала, а напротив ворот перегороженный главным зданием — весь этот двор битком забили жители Бессонных Земель.

— Что происходит? — спросил Остромов у тощего охотника. Тот повернулся, и крепыш изумленно хлопнул глазами:

— Гренхат!

— Рик, Ост?! — не менее удивленно отозвался человек.

Встреченный был Геллер Гренхат — тот самый лесовик, который в черную весну обежал всю северо-восточную окраину, созывая охотников на выручку. Хотя он и считал себя трусом, но помог здорово, а потому на прощальном пиру ватаги ему нашлось место. С того лета Рикард его и запомнил.

Гренхат почесал тщательно выбритый затылок:

— Сегодня Школа будет Опоясанного менять. И Хельви взметную грамоту зачитает, чтобы краю дали право помимо Совета границу держать. Потому, с Владыкой Грязи снова заелись в запрошлый год. А письма пока туда-сюда...

— Стой, — обескураженно махнул рукой Рикард, — Это ж вроде не по закону. Нам, — хотел сказать "в Школе", вовремя поправился:

— Волки говорили той весной... ну, помнишь... На Опоясанного надо жаловаться в Совет, там особый суд на такое выделен.

Геллер раздраженно дернул острыми плечами:

— Не единожды посылали! Так, видишь, нынешний Опоясанный чьим-то золотом ставлен. На все жалобы ответ одинаковый, мол сами виноваты и все. Ну, один раз мы неправы, второй... Но не всегда же!

— И что теперь? — богатырь Остромов привычно поднял руку, почесать затылок.

— Пусти вперед! — потребовали за спиной, — Еще и руку поднял! И так ничего не видно!

Остромов повернулся на звонкий голос, наклонился и легко забросил на плечи пару ежей:

— Отсюда видно?

Ежи попытались проделать вежливый поклон, но едва не кувыркнулись. Пришлось им ограничиться короткой благодарностью.

Голоса слились в неразборчивый гул: на крыльцо вышел наставник Хельви. Оба засланца узнали его сразу: маг был очень похож на брата. За ним двое медведей вывели под руки мужчину среднего роста с коротко остриженными каштановыми волосами, в богатой красной рубашке и таких же шароварах, заправленных в синие сапоги. На алом шелке белой молнией горел серебряный Пояс. Этот самый пояс — из квадратных, до блеска отполированных пластин, соединенных кольчужным плетением — наставник Хельви без всякого почтения прилюдно снял с мужчины и высоко поднял в правой руке.

Собрание настороженно затихло. Конечно, Опоясанный был плох. Но и законы Леса тут знали все. Ни один не мог припомнить, чтобы Пояса лишали вот так запросто, без суда, обвинителя, защитника и присяжных.

Пользуясь упавшей тишиной, Хельви звучным голосом прочитал грамоту, которую ему протянули из-за спины. Рикард и Остромов стояли у самой стены, а потому услыхали с пятого на десятое. Впрочем, главное было понятно и так. Бессонные Земли объявляли, что впредь себе Опоясанных станут выбирать сами, "а Седой Вершине и городу Исток Ветров в то не мешаться." Затем шел долгий витиеватый перечень законов и обычаев, которые Бессонные Земли обещались соблюдать без изменения. Рикард легонько потянул богатыря за рукав. Тот кивнул, не поворачивая головы: понял, дескать. И решительно пошел в первые ряды, забрасывая Геллера вопросами.

Длинноусый тем временем отступил к стене. Сделал вид, что схватило брюхо: спешно развязывал штаны и высматривал укромное место. Свернув за угол большого дома, Рикард затолкал усы под рубашку, перестал теребить завязки шаровар. Хищно осмотрелся, схватился за сдвижную ставню. Понял, что не выдержит тяжести, оставил. Подпрыгнул, вцепился в обвес кровли, с руганью и кряхтеньем — висел почти на пальцах — раскачался, подтянулся, закинул ноги на водосток, а потом, извернувшись по-змеиному, ввалился в слуховое окно. Через мгновение он был уже в пахучей темноте сеновала. Вспоминая добрым словом опыт Ратина — когда тот подслушивал магов, занятых распределением — лазутчик осторожно пробирался по чердаку, прикидывая, где в здании могла располагаться палата советов или рабочая комната Хельви. Или любое иное место, где была надежда подслушать нечто важное.

Остромов во дворе досмотрел все до конца: и как зачитали список обид, нанесенных краю, и за каждую отвесили разжалованному один позорящий удар — кожаными ножнами по ягодицам. И как долго, с тасканием за бороды, ревом, криками и стуком в щиты выбирали нового носителя Пояса — им стал Чанка Йши, уважаемый среди окраинных лесовиков, но северянину вовсе неизвестный.

Потом Остромов поблагодарил Геллера, пригласил бывать на заимке, и потек со двора вместе с прочими. Когда он добрался до знакомой ложбины, сумерки уже сгустились. Первым делом хотел рассказать Сэдди новости, но поразился: Салех сделал запрещающий знак, а потом второй: "Тревога."

— Кто? — одними губами прошептал Остромов.

Сэдди ответил, не переставая стричь глазами по сторонам:

— В округе мало людей. Возле нашей Школы живут многие, а тут за весь день ни одного костра. Но птиц кто-то поднял там и там, и там вон, — Салех расположил на земле щепочки, остриями в нужных направлениях. — Потом на мой костер никто не вышел. А вон с того места до третьего, — крепкий желтый ноготь прочертил линию от щепки к щепке, — Если идти, только мимо нас. Либо напрямую по болоту. Иначе никак. Тут кругом корбы, мокрые ельники, то есть...

— Лось? — сам у себя спросил Остромов. — Им что болото, что сухой путь...

Черноволосый и плотный Салех скривился:

— Может и лось. Кто знает...

Остромов опустил руку, поправил штаны и на обратном пути незаметно отжал защелку ножен — чтобы меч можно было выхватить одним движением.

— Балду, — велел Сэдди. Крепыш согласно кивнул. Оба набили спальники травой и ветками. Потом Сэдди остался сидеть у огня, а Остромов улегся рядом. Выбрав миг, когда угли почти погасли, откатился в темноту и затаился под корнями ближней сосны. Спустя некоторое время, воспользовавшись порывом ветра, под шумок ускользнул от костра и Сэдди.

Над Бессонными Землями струной натянулась ночь.

* * *

Ночью наставник Хельви не спал. Расхаживал по комнате, яростно вдавливал половицы. Злился на собственную нерешительность. Был бы здесь Рыжий Маг! Давно бы с дурака Пояс снял... А вчера чуть до самосуда не дошло. Наставник поежился: больно ведь, двадцать ударов-то. Незадачливого Опоясанного он больше жалел, чем ненавидел.