— Может быть, вам все-таки стоит попробовать поговорить с ним? — Федор Васильевич озабочен и печален. — Ведь не просто так он пришел, согласитесь...
— Я не хочу.
— Почему?
— Не хочу.
— Это не причина.
— Это причина. Я не хочу с ним говорить. Я ни с кем не хочу говорить.
— Почему?
— Просто не хочу.
За окном — закат над городом. Солнце тонет в заливе, крыши словно объял золотой огонь.
— Может, стоит все-таки попробовать?
Молчание — ответом, и ничего больше.
— Ладно, как хотите.
* * *
— Ит, пожалуйста. Я тебя очень прошу.
Главное — не поворачиваться. Удобная кровать у него в результате, у стены. Можно отвернуться, зажать уши руками и — не поворачиваться. Если не поворачиваться, то он уйдет. Рано или поздно — уйдет. Это главное.
— Ит, я тебя прошу...
Рука на плече. От прикосновения передергивает.
— Ит...
Главное — терпеть. Если еще какое-то время потерпеть, он уйдет. В прошлый раз ушел. И в позапрошлый — тоже.
Рука исчезает.
— Выслушай меня, пожалуйста.
Где-то в глубине, под ребрами — тяжелая ледяная глыба. Огромная. Любые слова — как муравьи на этой глыбе. Ничего не могут сделать, но раздражают. Хочется, чтобы их не было.
— Пожалуйста, поговори со мной. — В голосе настоящая мольба, отчаяние, но что голос? Ничто, в сравнении с ледяной глыбой.
Пусть голос молчит. Пусть он уйдет.
Господи, пожалуйста, пусть он уйдет.
— Ит, за что?.. За что ты со мной — вот так?..
Ни "за что". Ни "за что", а "потому что".
Потому что я хочу, чтобы никого не было.
Тяжелый вздох, шорох, шаги. Хлопает дверь.
Подождать несколько минут, и можно повернуться на спину. Повернуться и просто полежать, чувствуя, как взбаламученный на дне души ил оседает, и все становится привычным и простым, как того и хочется.
В первый раз Скрипача удачно прогнали грузчики. Сенька долго орал на него в коридоре, и за сломанный нос, и за избитого Ита. Потом Скрипач с грузчиками вроде бы договорился, его стали пускать — и началось самое черное время, которое только можно было себе представить.
Скрипач приходил. Не каждый день, но приходил.
Сначала он поймал Ита вечером, у входа в столовую. После этого Ит в столовую ходить перестал, хорошо хоть Ленин это заметил и стал притаскивать ему то пирожок, то бутерброд. Кажется, Ленин один из всей бригады хоть как-то, но понимал Ита, и на походах поесть не настаивал.
Потом Скрипач стал приходить в общежитие, и тут житья Иту не стало уже совсем — до того, как он догадался удирать в город сразу после разгрузки. Скрипач через несколько дней достал его и там — хорошо еще, что не в любимом дворе, а неподалеку.
От его появлений делалось все хуже и хуже. Ит и так чувствовал себя неважно, а от постоянной погони и желания остаться в одиночестве делалось совсем уже плохо. Он почти перестал спать, вздрагивал от каждого шороха, а если и засыпал, то вскоре просыпался в ужасе, что сейчас снова придется слышать этот ненавистный голос.
Он окончательно замкнулся в себе, максимум, что окружающие могли от него добиться — это односложные ответы на какие-то бытовые вопросы. Ленин снял его с разгрузок — толку от Ита не было никакого, от усталости, бессонницы и недоедания у него все валилось из рук.
А потом Скрипач вдруг пропал.
Совсем.
Неделю Ит никак не мог в это поверить и продолжал по привычке затравленно озираться, но Скрипача не было. Затем его вызвал Федор Васильевич и объяснил, что Скрипач уехал, и скорее всего больше не появится.
— Правда? — спросил тогда Ит.
— Правда, — заверил его Федор Васильевич. Выражение на лице у него было странное — смесь горечи и чего-то еще, чего именно — Ит так и не сумел разобрать. — Если хотите, можете отдохнуть в палате. Хоть отоспитесь. Тем более что в двери есть замок, если вы помните.
— Нет, спасибо, — ответил он. — Я лучше... там.
— Если вы не возражаете, я бы хотел побеседовать с вами. — Федор Васильевич сел напротив Ита за стол, взял карандаш и принялся вертеть его в пальцах. — Ит, мы за вас боимся. Если вы будете продолжать в том же духе...
— Со мной все в порядке. — Пришлось сделать над собой усилие, но сейчас он защищал тот фрагмент жизни, который не хотел отдавать, и слова послушно откуда-то появились. — Я просто не хочу с ним общаться, вот и все.
— Дело не в этом. У вас стало меняться поведение. Поймите, это уже серьезно. Если раньше вы были все-таки адекватны, то сейчас...
— Со мной все в порядке, — спешно заверил Ит, не замечая, что повторяется. — Мне просто... мне так проще. Понимаете, я...
— Ну? — Федор Васильевич внимательно посмотрел на него. Ит смутился, опустил глаза.
— Я хочу быть один, — глухо произнес он. — Разве я о многом прошу? Я просто хочу быть один. Что в этом такого?
— Ничего, если не принимать во внимание то, в каком состоянии вы в результате находитесь. Останьтесь в палате хотя бы до завтра, ладно?
— Ладно, — сдался Ит. Он понял, что сейчас проще уступить, чем потом выдерживать новую битву за свое право на одиночество.
— Вот и хорошо. А там посмотрим...
На поверку смотреть оказалось не на что.
На следующий день Ит вернулся обратно в общежитие, и жизнь потянулась дальше, точно такая же, как и прежде. С той лишь разницей, что теперь она с каждым днем становилась чуть короче. Ит понял, что медлить больше нельзя, и ледяная глыба у него внутри стала тихонько расти. Почти незаметно — со стороны. Но он уже знал, что случится, когда глыба заполнит его целиком. Знал и ждал этого.
Снова двор, снова столовая по вечерам, снова те же лица.
Снова дебаркадер и орущий речной трамвай.
Снова, снова, снова...
Круг превращается в воронку, по воронке бегает шарик, который в результате обязательно окажется где? Правильно. В устье.
Так должно быть.
* * *
Прошло три месяца.
И через три месяца Скрипач пришел снова.
Ита, после очередного обморока на дебаркадере, грузчики в тот день чуть не пинками загнали в общежитие, и Ленин приказал ему "сидеть тут, а не то такое устрою, что небо с овчинку покажется". Вот Ит и сидел. Именно сидел, на своей кровати у стены. Сидел и ждал вечера, чтобы сходить в столовую, дождаться, пока Ленин и другие грузчики напьются, и уйти в свой двор. Неизменный учебник лежал на тумбочке рядом с кроватью, Ит безучастно смотрел на край целлулоидной закладки и не сразу понял, кто именно вошел в комнату. А когда понял, растерялся. И просто не успел отвернуться.
Скрипач стоял на пороге. Выглядел он совершенно иначе, нежели чем три месяца назад. Он загорел, был одет в белую майку, синие линялые джинсы и в высокие, чуть не до колен, берцы со шнуровкой. Майку крест накрест пересекали две широкие стропы, на которые было нашито несчетное количество карманов, побольше и поменьше. На одном из карманов Ит с удивлением разглядел эмалевый значок, на котором было написано, что его владелец, ни много, ни мало, шофер-дальнобойщик третьего класса. На поясе виднелась небольшая ладная кобура. Не пустая.
В руках Скрипач держал объемистый мешок с брезентовыми лямками.
— Так, — начал он, не здороваясь. — Переодевайся и пошли. Порезвее, люди ждут.
Ит отвернулся.
— Я три раза говорить не намерен, — твердым голосом сказал Скрипач. — Мне велели тебя забрать, потому что твое начальство тебя больше видеть тут не желает. Поэтому оделся быстро и пошел со мной, ясно? Или хочешь повторения того, что было у лифта?
Он бросил мешок на кровать рядом с Итом и отступил в сторону.
— Я сейчас отвернусь, — предупредил он. — Не вздумай сигануть в окно. Там стоит Ленин с монтировкой, предупреждаю сразу. Он, в отличие от меня, церемониться не станет.
Ит молчал.
— Считаю до трех. Или ты переодеваешься, или я тебе надаю по морде. Все, шутки и разговоры кончились.
Ит неуверенно потянулся за мешком, развязал его и заглянул внутрь. Такая же майка, штаны, ботинки... стропы с карманами. Снаряжение? Наверно. Он вынул вещи из мешка и неприязненно посмотрел на Скрипача. Тот демонстративно отвернулся и принялся что-то тихо насвистывать себе под нос. Ит переоделся, снова сел, положив рядом с собой опустевший мешок. Скрипач снова повернулся к нему.
— С собой что-то берешь? — Ит отрицательно покачал головой. — Книжку, чашку, трусы, носки, фотографию Ленина в анфас? Ну?
Ит сунул в мешок учебник с целлулоидной закладкой, белье из тумбочки и чашку с отбитой ручкой. Скрипач осуждающе покачал головой, но смолчал. Ит завязал мешок и положил его себе на колени.
— Чего расселся? Отрывай жопу от койки и пошли, — велел Скрипач. — И ты что, так и будешь молчать?
Ит снова ничего не ответил.
— Ну, молчи, молчи, — покивал Скрипач. — Посмотрим, надолго ли тебя хватит. По дороге смыться тоже не пытайся, потому что я тебя поймаю и измочалю так, что места живого не останется. Все понял? Молодец. Вперед.
Вместе они вышли из общежития и направились через площадь к маленькой пристани, расположенной на пересечение Яузы и Москвы-реки. Возле пристани обнаружился рейсовый катерок, готовый с минуты на минуту отправиться — Скрипач сначала чуть ли не силком впихнул на трап Ита, а потом запрыгнул в катер сам, и катер тут же отчалил. Ит только и сумел, что беспомощным взглядом проводить шпиль удаляющейся высотки.
Если он о чем и жалел в тот момент, то только о покинутом дворе, в котором цвел душистый табак, да стояла маленькая елочка...
* * *
На место прибыли затемно, катер долго, почти полтора часа петлял по каналам, люди сходили и заходили, а им, как оказалось, предстояло плыть до последней пристани, после которой катер начинал обратный маршрут. Сошли, Скрипач взял у Ита мешок с вещами, закинул себе за спину.
— Дальше пешком, с полчаса где-то, — предупредил он. — Ничего, потом насидишься. Давай, шевелись, черт тебя подери!
Ит, до сих пор толком не пришедший в себя после дневного обморока и столь стремительно развивающихся событий, смотрел куда-то в сторону, уже окончательно переставая понимать, что же происходит и чего от него хотят. Они запетляли по дворам, потом вокруг потянулась промзона, склады, покосившиеся заборы, запахло мазутом и соляркой.
Свернули за очередной угол, и...
Такого Ит не ожидал. Он невольно остановился и с удивлением уставился на открывшуюся перед ним панораму.
Пространство по вечернему времени было освещено мощными прожекторами, стоящими на вышках, и в свете этих прожекторов Ит увидел величественную картину — десятки огромных машин с колесами в два человеческих роста. Машины были тускло-желтого цвета, с непомерного размера кузовами, нависавшими над казавшимися крошечными кабинами. Грузовики пугали и завораживали. Когда Ит разглядел людей, проходящих с ними рядом или поднимающихся по лесенкам в кабины, он понял, что из-за освещения сначала даже приуменьшил их размер. Между гигантами сновали обычные машины, типа тех, кто привозили в институт пробирки и мышей. В сравнении с желтыми монстрами они казались просто карликами.
— Это Московский международный грузовой терминал. А машинки называются БЛЗ, — пояснил невозмутимо Скрипач. — Я на них работаю. Если ты не понял, ты теперь тоже на них работаешь. Наша машина в колонне третья, и я еще, для справки, в этой колонне радист. Всего идет восемь машин. Да, если посмотришь налево, то там стоят "Сциллы", вон, видишь? Зеленые такие... Это в данном случае — турецкий караван на разгрузке. Идем мы, между прочим, в Турцию, чтобы ты знал. Так, дальше. Сейчас познакомимся с главным караванным, зовут его дядя Коля, и мужик он строгий, учти это сразу. Стой молча, кивай, если спросит — ответь что-то подходящее. Если ответишь не подходящее... будет продолжение сцены у лифта. Управлять машиной научу в процессе, там ничего сложного, это тебе не секторальная станция. Все, пошли. Через полтора часа караван выходит, надо торопиться.
Дядя Коля к Иту особенного интереса не проявил. Он оказался крепким коренастым мужиком лет сорока-пятидесяти, таким же загорелым, как Скрипач, и с точно такой же амуницией, разве что значков было два — один шофера первого класса, второй — старшего караванного. Спросил про спиртное. Ит честно ответил, что не пьет. Дядя Коля удовлетворенно хмыкнул. Потом спросил про двигатели — Ит начал было рассказывать, но караванный лишь махнул рукой, мол, все ясно, знаешь.
И они пошли к своей машине.
* * *
— Так. Рассказываю. Вот это — подсобная. Там сортир. Инструмент вот в этом шкафчике. Если что-то взял, то после того, как воспользовался, верни на место. Не вернешь — Коля голову оторвет, он за этим лично следит. Теперь водительская...
Скрипач открыл узкую дверь, и они вошли внутрь тесной кабины.
— Сегодня ночью будешь сидеть рядом, смотреть, как веду. — Скрипач говорил короткими рублеными фразами. — Колонна идет почти без остановок, поэтому спать приходится по очереди.
Он отодвинул занавеску, расположенную позади сидений водителя и пассажира. За ней обнаружилась узкая полка, застеленная полосатым матрасом. Второй матрас лежал свернутым в головах.
— Раньше со мной Егор ходил, так этот ублюдок спер белье, когда его уволили, — пояснил Скрипач. — Мне оно как-то без надобности, поэтому всяких простыней с наволочками нет. Дальше. Первая остановка будет перед Крымским хребтом, там тоннель, который положено идти без перерыва. Вторая — в кемпинге на дамбе, это уже в Черном море. И третья — Стамбул. Обратно — тем же порядком. Иногда встаем на поломки, но это уж как получится.
Он пролез на водительское место, защелкал переключателями. Сначала засветилась приборная панель, потом — под потолком кабины зажглась тусклая лампочка.
— Смотри сюда, — приказал Скрипач. — Запоминай. Датчики: тахометр, масло, горючка, скорость. Вот эта панель — кузов. Там гидравлика и шлюзовые замки, это я потом объясню, в процессе. Понятно?
Ит слабо кивнул.
— Хорошо, — одобрил Скрипач. — Скоростей у БЛЗ всего четыре — три вперед, одна назад, но лучше бы тебе никогда не узнать, как эту дуру назад двигать, при таком размере, инерции и ответе на руль. Учти, на руль они запаздывают сильно — крутанешь, а поворачивать оно начинает секунд через десять, а то и больше. Сцепление с двойным выжимом, это я покажу... Что еще?
Скрипач задумался, почесал подбородок.
— А, ну да, — сообразил он наконец. Полез в бардачок, вытащил из него завернутый в бумагу пакет, и протянул Иту. — Это твое.
Ит, помедлив, развернул бумагу. В ней оказался пистолет, кобура, портупея и значок шофера шестого класса.
— "Терьер". — Скрипач взял пистолет, покачал на ладони. — Весьма удачная машинка, замечу. Пристреляешь на первой большой остановке. Положено носить с собой, заряженным. Патроны в бардачке, три коробки. У меня такой же. Еще тут есть автоматы, они в карманах на дверях, магазины там же. По одному на оружии, и по два запасных. Патроны, пока мы на нашей территории, в подсобной кабине. Перейдем границу — перенесем ящик сюда. Так положено.
