"Иной путь"

— Конечно, Настя, вы же видите — свет горит, — улыбнулся он стоящей в коридоре девушке.

— Вениамин Андреевич, вы извините, что я вас отвлекаю, но...

— Физика? — в голосе человека слышалось понимание.

— Ага... Вот, в университете дали сборники задач, а я тут никак разобраться не могу...

— Проходите, Настенька. Сейчас посмотрим, что там в вашей физике непонятного.

Через полчаса все стало понятно. Настя, сияя, чмокнула старика в щеку, отказалась от чашки чая и убежала. Вениамин Андреевич вздохнул и пошел ставить чайник. Хотя бы в одиночестве чаю попить, раз уж так оно вышло...

Спустя полчаса в камине уютно потрескивали настоящие древесные поленья, хозяин комнаты сидел рядом в старом глубоком кресле и невидяще смотрел в огонь. Горячий цейлонский чай в большой глиняной кружке медленно остывал на столе.

Вот всегда так. Как трое студентов сняли комнату в их огромной коммунальной квартире, так и началось. Сдадут экзамены или зачеты, отметят парой бутылок вина на брата и начинают свое веселье — музыка до середины ночи громкая настолько, что даже сквозь толстенные стены старинного дома доносится, смех и вопли всякие, и прочий бардак. Да и пошутить студенты были не дураки, порой довольно обидно. Слух у Вениамина Андреевича хороший, и он не раз слышал насмешливое "старый хрыч", "нищий инженерик" и тому подобное. Но не обижался — понимал, что в нынешнее время, в этом чертовом двадцать первом веке, прежние ценности почти утратили значение.

Он родился в две тысячи пятом году, за пятнадцать лет до катастрофы, от которой содрогнулся весь мир. Его сверстники мало чем отличались от современной молодежи, но самому Венечке, как его тогда называли, повезло — его родители были детьми настоящих петербуржских интеллигентов. Тех, которые никогда не позволяли себе даже в булочную за хлебом выскочить в драных трениках с пузырями на коленях, тех, кто удивленно поднимал бровь, услышав матерное ругательство в обыденной речи, но при этом умевших когда надо завернуть столь очаровательную в своей непристойности тираду, что никому даже в голову не приходило, что "в приличном обществе так не выражаются". Тех, кто не стеснялся в транспорте одернуть развалившегося на сиденье парня, вежливо попросив его уступить место стоящей рядом старушке или девушке. Настоящая петербургская интеллигенция. И Вениамин Ветровский с детства учился быть искренне вежливым, всегда достойно выглядеть и разговаривать, уважать тех, кто заслуживает уважения, и что самое главное — никогда не бросать в беде тех, кому в силах помочь.

Школу будущий инженер закончил на два года раньше сверстников, и с золотой медалью. А вот в институт поступить не успел — пришел две тысячи двадцатый год, и грянула катастрофа...

Его отец, служивший в российском посольстве за границей, погиб во время Рижского Взрыва, когда одну из столиц Прибалтийского Союза просто смело с лица земли. Мать, жившая с сыном в Петербурге, не пережила дальнейшей смуты — слишком много потрясений. Сердце пожилой женщины (к моменту смерти она разменяла шестой десяток) не выдержало.

А потом Вениамин наблюдал, как окончательно рушится все, что оставалось от любимой родителями и им самим России. Как забывается культура и родной язык, на смену которому приходит странный говор, наполненный исковерканными англицизмами, как стремительно теряют ценность понятия, которые он сам считал священными — верность, дружба, любовь, вера... Их заменили деловые отношения и секс ради секса, религия денег и выгоды. Его одноклассники — а ведь некоторых он считал достойными людьми и даже друзьями! — отвергали само понятие бескорыстности. Главной целью стало заработать как можно больше денег.

Разумеется, далеко не все пошли на поводу у взбесившейся толпы. Многие, очень многие пытались что-то делать — например, двоюродный брат Вениамина, Аркадий, получивший в наследство от заграничной родственницы несколько миллионов евро, на эти деньги построил прекрасный детский дом со школой, в которую набрал хороших педагогов и воспитателей. Увы, просуществовал этот дом недолго — Аркадий умер, получив осложнение пневмонии, а интернат каким-то образом сумели присвоить его деловые партнеры. Разумеется, в скором времени дети оказались переданы на попечение государственного приюта, учителя уволены "за ненадобностью", а добротное здание переоборудовано и отдано под очередной бизнес-центр.

После смерти Аркадия принял решение и Вениамин, на глазах которого рушилась и летела в пропасть мечта друга о хорошем детском доме для малышей, оставшихся сиротами. Он обменял оставшуюся от родителей роскошную квартиру на Васильевском острове на более скромную двухкомнатную в Приморском районе, недалеко от Черной речки, а на вырученные деньги поступил в университет. Молодой человек долго не мог определиться с выбором специальности и в результате пошел туда, куда звала душа. Спустя шесть лет он устроился на работу в Инженерную корпорацию Петербурга — одну из первых огромных компаний, которых впоследствии стало великое множество. Вениамин был прекрасным инженером, талантливым и образованным, и довольно быстро сделал карьеру. Заняв должность главы отдела новейших разработок, он начал получать достаточно высокую зарплату и со временем основал свою организацию, занимающуюся благотворительностью, "Надежду". В основном в ней состояли студенты — молодые люди и девушки, еще не испорченные царящим в мире денежным психозом. Они собирали средства на покупку детям необходимых вещей: одежды, игрушек, книг, учебников, устраивали экскурсии и выезды на природу в теплое время года, водили ребят в кино и театр, устраивали в приютах кружки и студии... На это уходила почти вся зарплата Вениамина Андреевича, себе он оставлял самый минимум — только на еду, квартплату и одежду.

Гроза грянула спустя пять лет с того момента, когда Вениамин был переведен на должность главы отдела. Его вызвали к директору филиала, и тот предложил успешному ученому основать новый филиал фирмы в Краснодаре.

— Вы талантливый человек, Вениамин Андреевич. Вы прекрасно знаете свою работу и умеете руководить. Весь ваш отдел молится на вас. И потому я предлагаю это именно вам, — говорил директор Сибирин, а инженер все ждал, когда же он перейдет к главному и что за собака зарыта в столь интересном предложении.

Наконец, добрались и до собаки. Сибирину до смерти надоело быть подчиненным владельцу корпорации и генеральному директору, он хотел работать на себя. И планировал открыть не новый филиал, а новую фирму. Все бы было ничего, если бы не два момента: во-первых, Сибирин хотел увести за собой весь отдел, но платить им те же деньги не мог, потому предложил хитрый договор, на первый взгляд крайне выгодный для управляющих сотрудников, так как в качестве заработной платы там числилась не стабильная сумма, а процент от прибыли корпорации. Но тот факт, что фирма теперь будет другая и, следовательно, прибыли ее значительно меньше, Сибирин намеревался поначалу скрыть — а когда сотрудники подпишут договора, будет уже поздно. Во-вторых, директор прекрасно понимал, что один он не сможет провернуть столь масштабный проект, и готов был делиться с главами отделов, дав пятерым по девять процентов акций, себе же оставив контрольный пакет — пятьдесят пять процентов. Но просто так отдавать такую внушительную часть дохода Сибирин, разумеется, не стал бы. У него была только половина суммы, необходимой для открытия новой фирмы. Вторую же половину он хотел по частям получить от будущих акционеров, в том числе — от Вениамина.

— Я знаю, что вы тратите очень мало денег, едва ли одну десятую часть своей зарплаты, — говорил он инженеру. — Следовательно, у вас скопилась достаточно большая сумма, которой с лихвой хватит на приобретение девяти процентов акций. Больше того, учитывая вашу ценность, как талантливого руководителя и ученого, я готов пойти на уступки и отдать вам не девять процентов, как всем, а тринадцать — таким образом, вы будете крупнейшим акционером после меня.

— Тринадцать и пятьдесят один — это очень большая разница, — хмыкнул Вениамин.

— Двадцать два вас утроит? — как ни в чем не бывало повысил предложение директор.

— Откуда?

— Обойдемся без Калинина, — Сибирин хмыкнул. — Отдам его долю вам.

— А он?

— Я найду способ его уволить так, чтобы он больше нам не мешал.

— Ваше предложение крайне лестно для меня, — медленно заговорил инженер, подбирая слова и едва сдерживаясь, чтобы не высказать директору все, что он думает о нем. — Но, к сожалению, мне бы не хватило денег и на девять процентов ваших акций.

— Вы получаете пять тысяч евро в месяц. Тратите — около пятисот, редко — шестьсот евро. Плюс премии — пятьдесят тысяч за пять лет. Итого — триста двадцать тысяч евро. Стоимость девяти процентов акций — двести семьдесят тысяч, — укоризненно проговорил Сибирин.

— У меня нет этих денег, — повторил Вениамин. — Вся моя зарплата, кроме упомянутых вами пятисот евро, уходит на благотворительность. Я трачу эти деньги на покупку вещей для детских домов.

Казалось, директора хватит удар.

— Вы что, идиот? — неверяще прошептал он, но тут же взял себя в руки. — Хорошо, Вениамин Андреевич. Я готов выбить для вас в корпорации беспроцентный кредит на пять лет, на сумму триста тысяч евро. Вы вполне сможете его покрыть за пару лет, если, конечно, прекратите выбрасывать деньги на бесполезные приюты, с которых нет никакой выгоды. Поймите, вы нужны мне! — демонстрируя "избыток чувств", он даже вскочил с удобного директорского кресла.

— Не я, а люди, которых вы предлагаете мне обмануть, — прервал его инженер, вставая. — Знаете что, Борис Витальевич... идите к черту со своими планами! Я не стану лгать людям и не возьму ваших денег. Мне гораздо дороже моя нынешняя жизнь и мое место в этой компании, где я могу честно делать свое дело и по своему усмотрению решать, куда мне выбрасывать честно заработанные мною деньги!

Несколько мгновений Сибирин молча смотрел на бунтаря, потом медленно опустился обратно в кресло.

— Если бы вы сказали "нет" в самом начале, я бы позволил вам уволиться. Теперь я уволю вас сам. Идите.

— Я могу считать, что я уже не работаю в этой компании? — вежливо осведомился Вениамин Андреевич.

— Разумеется.

— В таком случае... — инженер набрал в грудь воздуха, секунду помедлил — и в самых красочных выражениях, употребление которых никак не одобрила бы матушка Вениамина, высказал директору все, что он о нем думает. После чего развернулся, не глядя на багровое от ярости лицо Сибирина, и вышел из кабинета, не забыв напоследок как следует хлопнуть дверью.

Спустившись в отдел, чтобы забрать вещи, он столкнулся со своим помощником — и, подумав, поведал ему содержание разговора. Тот предложил написать доклад генеральному директору корпорации, но Вениамин с негодованием отверг предложение "наябедничать", и выдвинул встречное — рассказать обо всем людям, работающим в отделе. Помощник согласился.

Сотрудники не поверили. Самым логичным, на их взгляд, объяснением было то, что уволенный инженер пытается напоследок напакостить и бывшему начальнику, и более успешным коллегам, которые не вылетели из корпорации с "волчьим билетом".

Ощущение свободы и легкости, сопровождавшее инженера на протяжении всего времени после разговора, улетучилось, едва он получил в бухгалтерии расчет и справку об увольнении. Только теперь до него дошло, что он — безработный, что жить ему не на что и денег на благотворительность больше не будет...

В тот вечер Вениамин Андреевич впервые напился. И пил еще месяц — пока не закончилась полученная за неделю до увольнения зарплата. Тогда-то ему и пришлось задуматься о том, как жить дальше...

Но тут случилось то, во что безработный инженер уже не верил — маленькое дружеское чудо. Один из его бывших одноклассников, случайно узнав о беде соученика, согласился взять его к себе руководителем проекта. Разумеется, он предложил зарплату втрое меньшую, чем дал бы любому другому, но деваться Вениамину было некуда — пусть хоть тысяча евро, но зато стабильно.

Благотворительная организация "Надежда" продолжила существовать. К сожалению, лишившись большей части поступающих средств, ребята уже не могли действовать с прежним размахом, но хоть что-то сделать для детей было еще в их силах. Потом инженер с удивлением узнал, что у него, оказывается, была еще какая-то пожилая родственница, которая недавно умерла, оставив после себя просторную комнату с камином в старом доме на набережной Невы, в Приморском районе. Стоимость этой комнаты равнялась стоимости квартиры, и сперва Вениамин хотел ее продать — но побывав там однажды, влюбился в этот камин и огромные книжные полки, вид на Неву и Каменный остров, высокие потолки с лепниной и роскошный толстый ковер на полу...

Квартира была продана, деньги перечислены на счет благотворительной организации. После чего и последовал новый удар — правда, узнал об этом Вениамин Андреевич только через год. У него выдался непредусмотренный выходной, и инженер решил наведаться в один из опекаемых детских домов... где с ужасом узнал, что никакой благотворительной помощи от "Надежды" они не получают уже в течение года. Инженер позвонил Николаю Михайлову, официально возглавлявшему "Надежду".

Поначалу Коля пытался играть непонимание, но сейчас Вениамин не был настроен доверять. И, в конце концов, услышал "честное признание".

— А чего вы хотели? — насмешливо проговорил Михайлов, понимая, что дальше отпираться смысла нет. — Даете такие деньги, на которые квартиру можно купить, а потом удивляетесь, что я не потратил их на никому не нужных приютских щенков.

Выписка с банковского счета, которую удалось получить благодаря помощи — не бесплатной, разумеется — еще одного одноклассника, работавшего в банке, показала, что уже довольно давно немалая часть денег, поступающих на этот счет, перечисляется на некоего Михайлова...

— Неужели ничего нельзя с этим сделать? — потрясенно спросил инженер одноклассника.

— Прости, приятель, но ничего. По бумагам, Михайлов имел право распоряжаться этими деньгами, и черта с два ты кому докажешь, что он должен был тратить их на детдома. В начале века еще можно было бы, но ведь сейчас понятия "благотворительность" в законодательстве нет — так что твой Михайлов по закону ни в чем не виноват.

Окончательно убедившись в том, что милый мальчик Коля, который так стремился помогать бедным сиротам, на самом деле скотина и мерзавец, Вениамин пришел в ярость. Он даже сделал то, на что считал себя неспособным — приехал к Николаю домой и попытался набить ему лицо. Но молодой человек легко дал отпор инженеру, сломал ему нос и спустил с лестницы, предупредив, что в следующий раз вызовет полицию. Всего Михайлов украл у несчастных приютских детей около трехсот тысяч евро...

Позже Вениамин Андреевич случайно узнал, что все пятеро руководителей "Надежды" были замазаны в этом воровстве. Только простые исполнители, работавшие напрямую с детьми, были честны.

Эта история окончательно подорвала веру сорокапятилетнего инженера в людей. Он замкнулся в себе, прекратил общение со всеми и с головой ушел, как могло показаться со стороны, во всеобщий денежный психоз. Вениамин Андреевич работал, как проклятый, зарабатывая везде, где только можно было, при этом тратить стал еще меньше, чем раньше. Все заработанные деньги аккуратно складывались на счет в банке — живя в коммунальной квартире, инженер не хотел рисковать, держа деньги дома. Он работал, работал, работал, раз в месяц заходил в банк получить выписку со счета, чтобы узнать, какая сумма скопилась — и чем крупнее становилась сумма, тем больше инженер работал.