"Кроличья" лапка

В общем, слишком многое тут остается неясным, слишком много нестыковок — не нашего ума это дело. Прирежем его тут, а он окажется любимым братом, какого нибудь вельможи. До войны, конечно, не дойдет, но нам то, точно влетит по первое число.

Вот привезем его Эриту — пусть его голова болит. А сейчас, пришла пора похоронить наших павших братьев — негоже их вот так, посреди Пустошей оставлять.

Эритэль, эльфийская застава на краю леса.

День не задался с самого утра. Отряд Аниреля вернулся крайне потрепанным — выжило только четверо эльфов. В его рапорте были подробно описаны все события, начиная со дня выхода из леса, но следователь тайной канцелярии никак не мог поверить в описанные там события. Убийство духа леса, а также целых пятнадцать амулетов из драконьих когтей, не говоря уже об остальных частях драконьего тела найденных у презренных охотников за рабами это нонсенс! Анирелю бы грозило серьезное разбирательство, но несколько мешков трофеев были неоспоримыми доказательствами его слов.

И словно этого было мало, его отряд притащил еще какого-то человека. "С подозрением на благородность кровей...", ну Анирель — еще и формулировку такую придумал!

И что мне с этим "подозрительно благородным" делать? Языка он не знает, ментальному воздействию наших магов не поддается, еще и какая-то перчатка на руке, от которой страшно фонит магией...

— Ну Анирель, ну и удружил же ты мне с этим человеком! Куда мне прикажешь его девать? Не в карцере же мне его постоянно держать!

— Не знаю, придумай, что нибудь — кто из нас следователь Тайной канцелярии.

— Есть у меня на примете один вариант, правда решение спорное, но кто его знает, может и выйдет из этого что-то путное...

Глава 5. Новые знакомства.

Александр Александрович Фадеев

Некоторое время после отключки я пробыл в бреду, одно смутное видение сменялось другим, а затем и третьим порождая хоровод различных образов, звуков и ощущений. Кажется, со мной хотели поговорить какие-то незнакомцы, своим видом напоминающие ночных налетчиков. Но их тарабарщина не находила отклика в моем помутившемся сознании. Ничего не добившись, они оставили меня в покое.

Но, как оказалось, они оставили меня ненадолго и вскоре вернулись в расширенном составе. Образы, постоянно мелькавшие на задворках сознания, и не дающие возможности сосредоточиться замельтешили с удвоенной скоростью, а на голову стало ощутимо давить извне. Давление постоянно усиливалось и вскоре перетекло в нескончаемую боль, которая стала распространяться по всему телу. Я хотел кричать и сопротивляться, но мое тело меня не слушало. Не знаю, сколько это продолжалось, но через какое-то время я понял, что во всем моем теле не болит только левая рука, я посмотрел на нее краем глаза и понял, что вокруг нее распространяется разноцветное полупрозрачное марево. Мысленно потянувшись к нему, как к спасательному кругу я ощутил, что боль хоть и медленно, но убывает. Я увеличил прилагаемые усилия, и наградой мне послужило все быстрее уходящая от меня боль. Хоровод из мыслей, образов и звуков, так же постепенно уходил. Когда боль оставила меня, я осознал, что марево теперь исходит от всего моего тела. Обдумать эту мысль я уже не смог, так как на меня навалилась сильная усталость, и мое сознание стало затухать.

Калас, Угольный карьер.

Я уже третий час перебирал все бумаги, скопившиеся за месяц, а им все не было конца и края — через неделю эльфы должны были прислать новую партию каторжников и к этому времени все дела в карьере должны были быть в полном порядке.

Калас, ненавидел бумажную работу, хотя и был грамотен, а также обучен счету. Его отец был купцом и очень внимательно относился к образованию сына, ведь наследнику предстояло заниматься семейным бизнесом. А он мечтал стать магом и в возрасте четырнадцати лет даже уговорил отца отвезти его в столицу на испытания, которые он не прошел. Его дар был настолько мал, что развивать его не было решительно никакого смысла. С этого момента вся его жизнь пошла под откос, если раньше он все время отдавал учебе, надеясь, что полученные знания помогут ему в магической школе, то после случившегося, его мотивация была разрушена — он совсем перестал заниматься. Со временем у него окончательно испортился характер, и он стал все чаще убегать из дому. Потом была бандитская шайка и множество засад в лесах. Бандиты жили одним днем, у них не принято было строить планы на будущее и это помогало Каласу не вспоминать о крахе своих мечтаний. Но, ничто не может продолжаться вечно и однажды их главарь не рассчитал сил и атаковал, хорошо вооруженный отряд, польстившись на богатую добычу. Оказалось, что в атакованном отряде был маг. Обычно они выкашивали половину своих жертв первым же залпом, остальные же впадали в панику и были легкими жертвами, но в этот раз все было не так.

Стрелы не долетая до караванщиков, вязли в воздухе, вырисовывая полусферу магического щита. Второй залп постигла та же участь, стрелы третьего залпа все же смогли пробить защитный купол и даже убить пару охранников каравана. Щит исчерпал всю заложенную в него энергию и перестал существовать, но он дал время магу подготовить достойный ответ. И его ответ был страшен — воздушные лезвия пронеслись по лесу, выкашивая маленькие деревья и оставляя глубокие отметины на крупных деревьях. Но досталось не только деревьям, большая часть разбойничьей ватаги осталась лежать в лесу. Остальные не стали дожидаться пока маг сформирует второе заклятье, и ринулись в рассыпную.

От охраны каравана отделилась пара десятков бойцов и начала преследование изрядно поредевшей разбойничьей шайки. Калас бежал два дня и окончательно потерялся, но после увиденных им тел подельников расползающихся на части его обуял какой-то животный страх и он не мог остановиться надолго. Этот ужас гнал его вглубь лесов, в которых его и схватили.

Первая его мысль о том, что его настигли преследователи, не оправдалась — схватившие его были эльфами. Судя по одежде и составу группы, это был пограничный патруль рейнджеров — далеко же он забрался за эти дни. Разбойник не знал радоваться ему или плакать — если его схватили рейнджеры, это могло означать только одно — он пересек границу их лесов, а за это у эльфов было только одно наказание...

Этим наказанием была ссылка на рудники или карьер — это уж как карта ляжет. Эльфы были редкими чистоплюями, и "возиться в грязи", как они говорили, не собирались. Хотя это и не мешало им заниматься своими грядками да огородами, но вот добывать ресурсы сами, они решительно отказывались. А ресурсы им были ой как нужны, как рассказывал Каласу его учитель, религия эльфов не позволяла им использовать дерево для добычи огня, а зимы здесь хоть и были достаточно мягкими, но совсем без обогрева все равно не прожить, да и пищу нужно готовить. Изначально эльфы использовали сухостой и хворост, но их численность росла, и лес уже не мог удовлетворить их потребность.

Тогда Совет Старейший и предложил использовать для обогрева и прочих нужд торф. На территории эльфов хватало болот и в этом плане оставалось лишь одно узкое место, кто же займется добычей торфа? Совет постановил, что добывать его будут провинившиеся эльфы. Многим это решение не нравилось, но альтернативы никто предложить не мог и данный подход хоть и со скрипом, но был одобрен.

В процессе добычи торфа, эльфы обнаружили, что на корнях болотных растений скапливается железо и Совет постановил добывать и его. Потребности в торфе и железе росли, и на их добычу стали отправлять всех кто по неосторожности пересекал границы эльфийских лесов. Со временем эльфами были открыты еще пару железных рудников и один огромный угольный карьер. Желающих поохотится в эльфийских лесах, было в избытке и через некоторое время провинившиеся эльфы перестали работать на добыче сами и были переквалифицированы в надсмотрщиков.

Со временем и другие государства стали отправлять сюда своих преступников. Эльфы были не против — даже солидно приплачивали таким государям частью добытых ресурсов.

Поимка в эльфийском лесу гарантировала человеку десять лет принудительных работ на рудниках. Условия были такими, что до конца срока доживали единицы. Всей этой информации он обязан был преподавателям нанятым отцом для его обучения. Отец всегда говорил о том, что хороший купец обязан знать все о тех, с кем ведет торговлю — это по его словам всегда помогало в делах.

Вторую часть эльфийской системы наказания он узнал, когда его самого привезли на работы в угольный карьер. Оказывается, был один способ выйти досрочно. Для этого нужно было ВСЕГО ЛИШЬ победить в ежегодном турнире, устраиваемом эльфами среду заключенных. Хотя какой там турнир — самые обычные гладиаторские бои. Сначала участники сражались с различными тварями — иногда командами, иногда поодиночке, потом разумные бились с разумными. Правила у всех игр были одни — бои ведутся до смерти.

Несмотря на то, что большинство заключенных в боях не участвовало, недобора участников арена никогда не испытывала.

Угольная пыль оседала в легких и со временем убивала каторжников, так что даже такой призрачный шанс на свободу начинал пользоваться популярностью.

Калас сидел за своим рабочим и думал, что если бы предыдущий счетовод карьера не помер так вовремя и коменданту не понадобился кто-нибудь на замену, то наверняка и его кровь бы пропитала песок арены. На счет своей победы он иллюзий не питал, да он был неплохим лучником, но на арене бои велись только на оружии ближнего боя и дальше первого тура он бы не прошел.

От мыслей его отвлекли надсмотрщики, приведшие какого-то человека в кандалах. Они приказали внести его в список, провести разъяснительную беседу и выдать ему стандартный набор, в который входили: кирка, фляга и мешок. Когда надсмотрщики ушли, я принялся было за выполнение всей этой рутины, но вдруг заметил, что человек смотрит на меня мутными глазами и практически нечего не понимает. Он выглядел так, как будто его очень долго отпаивали сонными зельями. Это не было распространенной практикой у эльфов, и Калас заинтересовался произошедшим. Поняв, что сейчас он от этого каторжника не добьется, он решил уложить его в своей каморке и дождаться утра, чтобы удовлетворить свое любопытство, которое от жизни в маленьком замкнутом мирке стало принимать просто огромные размеры...

Александр Александрович Фадеев

Проснувшись, я обнаружил, что лежу на сплетенной из какой-то травы циновке. Циновка была очень тонкой и за ночь я основательно продрог. Я попытался встать, но мышцы так сильно задубели, что пришлось долго разминать их. Окончив с этой процедурой, я попытался понять, куда же меня привели?

Радовало одно — я не был связан. Можно было бы подумать, что все произошедшее ранее дурной сон, но четкий след от пут, оставшийся на правой руке был слишком красноречив. Присев на циновку, я решил подробнее изучить место своего пребывания.

Я находился в небольшой квадратной комнатке примерно пять на пять метров, стены были сплетены из какого-то аналога тростника, крыша, судя по всему тоже. На противоположной от моего места стене был прямоугольник входа, правда, двери не было — вход закрывался каким-то, сшитым из множества шкурок, покрывалом. Покрывало было сильно подранным и через прорехи в комнату то и дело попадали солнечные зайчики, весело скакавшие по глинобитному полу. Обстановка комнаты была довольно скудной напротив входа стоял плетеный стол и такого же типа кресло. За столом была моя лежанка, а в дальнем углу, стоял небольшой сундучок, на плоской крышке которого, лежала большая амбарная книга древнего вида и такого же типа письменные принадлежности в виде пера и чернильницы. За сундуком находился ворох шкур, приспособленный под ложе.

От раздумий над перипетиями моей судьбы меня отвлекло шевеление покрывала на входе в комнату. В комнату вошел мужчина среднего роста лет тридцати, и что-то проговорив на новом, но опять же, незнакомом для меня языке. Если наречия, слышанные мною раньше, имели ярко выраженные характеристики присущие только им, то наречие, на котором говорил вошедший, совмещало черты всех прочих.

Поняв, что вряд ли найду здесь русскоговорящего человека, я принялся показывать жестами, что не понимаю языка, на котором он говорит, он удивился и принялся что-то говорить на других языках, перескакивая с одного на другой по мере моих отрицательных покачиваний головой.

По мере перечисления знакомых моему новому знакомому языков улыбка на его лице все сильнее тускнела — видимо незнание мною языка не вписывалось в какие-то только ему известные планы. Вконец расстроившись после перечисления полудюжины наречий, он в сердцах махнул рукой и потащил меня на выход.

Сопротивляться не было решительно никакого смысла, так как вреда он мне причинять изначально не пытался, так что я без лишних политесов пошел за ним. Тем более, даже если бы я попытался узнать куда он меня ведет, то с учетом незнания языка, вряд ли я чего-нибудь добился бы.

Выйдя из помещения, я на время ослеп от яркого света, проморгавшись, я принялся оглядываться по сторонам. За хижиной, в которой я проснулся, находилось приземистое помещение складского типа сложенное из саманых блоков. По правую руку находились внушительные отвалы пустой породы, а по левую, открытые, судя по всему, угольные разработки. Карьер был обширным, но не очень глубоким, всего метров пятьдесят. В карьере работало несколько тысяч человек, хотя человек ли? Присмотревшись, я понял, что здесь есть представители всех уже виденных мною видов или рас — не знаю. Есть даже такие — каких видеть мне еще не приходилось. Увиденная мною картинка, стала последним недостающим пазлом в крутящейся на задворках моего сознания картине. Я наконец то понял, что где бы я не находился, это не Земля. Неизвестные языки, развитие местного населения на уровне раннего средневековья, мгновенное перемещение и новые виды разумных, всему этому в отдельности мой мозг пытался найти какое-то логичное объяснение. Но объединив все полученные данные в одну картину, я уже не мог дать другого объяснения кроме как перемещение в другой мир.

Параллельный это мир, просто другая планета или даже другое время, я вряд ли теперь узнаю. Но это точно не тот мир в котором я жил. В голове на миг даже появилась мысль о том, что я спятил, но как появилась — так и исчезла. Еще во время учебы в институте, я посещал лекции Евгения Казимировича Войтишвилло, замечательного философа из МГУ. После его лекций я понял, что нет никакого смысла подвергать сомнению информацию, которую предоставляет тебе твое сознание и твои органы чувств — ведь другого источника у тебя никогда не будет. Человек никогда не получит доступ к истине так как использует для интерпретации данных свои несовершенные органы чувств. А раз истину установить нет решительно никакой возможности, то и тратить драгоценное время на рефлексию не стоит — лучше провести его с толком познавая новый для себя мир и попытаться в нем устроиться.

Кое как, разобравшись со свалившимися на меня откровениями, я немного успокоился и даже стал несколько увереннее себя чувствовать. Ведь, в сущности, все перемены к худшему нивелируются моим выздоровлением, и теперь у меня снова есть цель, которую нужно срочно начинать обращать в жизнь.