Архивар

Подойдя ближе, великан безмолвно и без особого труда отогнул внушительной толщины прут решетки. По-видимому, это был единственный способ выбраться из клетки, а может, Великан был настолько глуп, что не знал о существовании дверей, но это вряд ли. Об этом можно было гадать бесконечно долго. Гавриил с легкостью протиснулся меж прутьев, Клим вновь с легкостью вогнул решетку в прежнее положение.

Лидия вперила взгляд в великана, пытаясь выяснить цель его появления и на удивление, удалось ей это достаточно быстро.

— Нас уже ждут, — неспешно проговорила она, посмотрев на Гавриила, — Пойдем.

ГЛАВА 4

Клим долгое время вел Гавриила по каким-то узким, казалось бесконечным тоннелям, стены которых были выложены серым камнем, придававшим этим лабиринтам вид мрачного и холодного склепа. Только маленькие лампочки, установленные по обеим сторонам стены, освещали путь, хотя за огромной спиной Клима Гавриил не видел того, что находилось впереди. Обратив внимание на массивную спину великана, он обнаружил красовавшийся на его уродливом плаще рисунок птицы, гордо расправившую свои крылья. Рисунок, скорее походивший на татуировку, был едва отличимым и, кое-где, выцвел, по-видимому, плащ был очень старым и сильно изношенным. Гавриил шел несколько медленнее, чтобы случайно не наступить на плащ великана, который тащился за ним по каменному полу, в точности так же, как фата невесты медленно ползет за ней к алтарю. Человек, попавший сюда впервые, непременно бы заблудился: узкие множественные проходы и ответвления, но безмолвный великан, едва помещавшийся в эти стены, точно знал куда идти. Об этом говорили не только его непривычно быстрые и уверенные шаги, но и полное спокойствие Лидии, с трудом поспевающей за ними, ввиду своего возраста. И пока Клим вел их меж тусклых ламп нескончаемых лабиринтов, Гавриил пытался свыкнуться с дискомфортом во рту. Его "новые" зубы страшно мешали. Он то и дело разминал челюсть, широко открывая и закрывая рот, а проведя языком по правому клыку, тут же порезал его. Зубы оказались на удивление острыми.

Запутанным тоннелям, казалось, не было конца, пока Клим вдруг не уперся в стену. Сложилось впечатление, что стена возникла из ниоткуда прямо перед ними. Гавриил хотел было пошутить над великаном, но рассудок, здравый смысл и инстинкт самосохранения восторжествовали как никогда кстати. Клим, толком не осмотрев стену, машинально поднес и надавил своей массивной ладонью на одну из каменных плит. Стена содрогнулась и медленно, дребезжа, осыпаясь песком, опустилась вниз. Гавриил заключил, что пользовались ею не часто. Пройдя немного вглубь, Клим вновь уткнулся в стену, на этот раз металлическую на вид весьма прочную, и едва он подошел ближе, как стена эта беззвучно разъехалась в разные стороны. Разъехавшиеся части стены вели в еще одну небольшую комнату, и, только войдя внутрь, Гавриил понял, что оказался в лифте. Своим огромным пальцем Клим, несколько раз, безуспешно пытался нажать на небольшую треугольной формы кнопку "Вверх" и вроде бы невозможность запустить лифт постепенно ввергала великана в едва отличимое чувство гнева.

— А чем ты ткнул, когда спускался? — не выдержав, ехидно поинтересовался Гавриил, выглядывая из-за спины великана, но тот, впрочем, как и всегда, оставался немым, как могила.

Лифт не трогался до тех пор, пока Лидия не приложила к кнопке свой аккуратненький, тоненький пальчик. Двери беззвучно и плавно закрылись, а лифт, наконец, стремительно начал подниматься. И как не напрягал Гавриил все свои чувства, услышать звуки работающего лифта ему не удавалось. Его окружала абсолютная тишина, и лишь размеренное дыхание и сердцебиение Лидии вносили в абсолютную тишину приятную слуху мелодию, источавшую жизнь. Он настолько увлекся ее мелодией, что совершенно не заметил полного отсутствия собственной. У себя и у безмолвного Клима.

Характерный звук, прозвучавший в металлической комнате, свидетельствовал о том, что лифт остановился и достиг нужного этажа. Двери плавно разъехались, перед ними вновь раскинулись просторные и мрачные покои Виктора. Переступив порог лифта, Гавриил решительно собирался направиться к Виктору, однако Клим, вытянувший свою руку, точно шлагбаум, преградил путь, давая понять, что время еще не пришло.

Сам Виктор стоял подле темной стены и, разговаривая с неясным, поблескивающим в темноте стены силуэтом казался совсем крохотным. По какой-то причине, Гавриилу не удалось расслышать, о чем именно Виктор говорил с силуэтом, да это было уже не столь важно, теперь, когда Гавриилу открылась тайна стены и ее истинное предназначение. Стена оказалась своего рода экраном и довольно большим, правда, не показывавшим четкого изображения, а возможно и целенаправленно искажавшим его.

Завидев краем глаза прибывшую троицу, Виктор сделал едва заметный жест рукой и Гавриил вдруг смог слышать их разговор, будто какой-то невидимый занавес, не пропускавший звуков исчез.

— Мое терпение, в отличие от жизни, имеет границы и свойство заканчиваться, Хранитель Надум, — жестко и со свойственной решительностью в голосе говорил Виктор силуэту. — В который раз ты ставишь свои эксперименты выше нашего долга и общего дела, а теперь, еще имеешь наглость, позволяя себе тратить мое время.

Силуэт смиренно и несколько виновато молчал.

— Я начинаю сомневаться в твоей преданности, Надум, — продолжал Виктор. — В особенности сейчас, когда Исток утерян, а мы на пороге Третьей Кампании.

— Твои Кампании, — вдруг вспылил голос Надума, — Верховный Хранитель Виктор, губительны для Человечества. Погибнут тысячи!

Эти "Кампании", как отметил Гавриил, чем бы они ни являлись, вызывали у некоего Надума неподдельную ненависть, скрыть которую он был не в силах.

Виктор оскорбился:

— Тысячи? Миллионы умрут. В среднем сто шестьдесят тысяч смертей в сутки, Надум, — напомнил Виктор и неспешно, но демонстративно, начал щелкать пальцами правой руки. Он щелкал в такт, и каждый новый его щелчок означал смерть очередного неизвестного человека. Эти щелканья явно злили его собеседника, и Виктор прекрасно понимая это, издевательски щелкнул пальцами еще раз — громче, а затем, выдержав театральную паузу, добавил ровным, невыразительным голосом: — Люди умирают, им свойственно. Тебе ведь прекрасно известны конечная цель и результат Кампаний, и твои эксперименты с нашими генами в сложившейся ситуации далеко не приоритетны.

— Мы давно получили и уже взрастили первую особь, Верховный Хранитель, — самодовольно, явно в отместку за щелчки пальцами, произнес хрипловатый, искажаемый стеной голос Надума, — и весьма успешно.

Виктор моментально сообразил: появление Гавриила, и заявление Надума о успешно проведенных испытаниях совершенно точно не случайность. Виктор никогда не верил в совпадения и отчетливо понимал — все происходящее имеет свои определенные задачи и цели. Виктор хорошо знал и самого Надума — он крайне хитер и слишком умен и не стал бы так открыто заявлять о своих успехах, если только те не вскружили ему голову, поселив в ней излишнюю самоуверенность.

— И как скоро ты собирался сообщить мне об этом? — в холодном голосе Виктора чувствовались леденящие нотки старательно скрываемого раздражения. — Не важно, с этим мы разберемся позже, а сейчас я хочу, чтобы ты, как и остальные Хранители, прибыл, для запечатывания Чертога. О времени тебя уведомят отдельно.

Виктор плавно провел рукой в воздухе и тусклое изображение на стене быстро угасло. Он окинул взглядом Клима, затем стоящих за ним Лидию и Гавриила. И только после того, как он одобрительно кивнул, великан опустил руку и позволил им войти.

Едва Гавриил успел зайти в комнату, как взгляд его моментально зацепился за нее — Викторию. Она стояла у стола Виктора, поглощенная собственной безмятежной красотой, одетая в откровенное платье жгуче-красного цвета, подчеркивающее формы ее безупречного тела. С каждой минутой Гавриил понимал все меньше: архивары, серафимы, но в одном уверился наверняка — если бы ангелы существовали, то им и близко не удалось бы приблизиться к великолепию Виктории. Такой невиданной красоты прежде он не встречал. Ее идеальное тело, глядя на которое, в голову, невольно закрадывались мысли о некоем мастере, столетиями вытачивающем каждый дюйм ее превосходных изгибов, доводя их до абсолютного совершенства. Длинные стройные ноги, узкая талия, грудь бросавшая вызов силе притяжения, лебединая шейка. Мысленно "выдохнул" Гавриил в момент, когда глаза его, наконец, встретились с прекрасным лицом Виктории. Любоваться ее непередаваемой красотой можно было бесконечно долго, прыгая взглядом то к прекрасным пухленьким и аккуратненьким губам, то к небольшому тоненькому и остренькому носику, длинным, распахнутым точно крылья ресницам, ровным белоснежным зубкам, клыкам, которые хоть и выглядели, не столь привлекательно, но все-таки придавали ей необъяснимый шарм. Глаза ее были, точь-в-точь, как у Виктора — беспросветно черные, совершенно нечитаемые, но до ужаса завораживающие. Видимо, полностью черные, без малейшей белизны глаза являлись особой отличительной чертой архиваров и прочитать в них даже самую отчетливую эмоцию было весьма непростой задачей. Однако это с лихвой компенсировалось их мимикой. Движения мышц их лиц были настолько выразительными, что каждая их эмоция становилась понятной и без выражения глаз. Впрочем, и мимикой своего лица бессмертные владели в совершенстве, и без их ведома прочесть эмоции с гладкого камня, который они называли лицом, было практически невозможно.

Так и сейчас Виктория снисходительно, но в то же время, свысока смотрела на Гавриила, одетого и выглядевшего так, как обычно человек выглядит после сильной попойки вперемешку с побоями. Она видела и то, как он, в свою очередь жадно, как изголодавшийся, пожирает ее широко открытыми от изумления глазами. Виктория часто видела у мужчин этот опустошенный ее красотой взгляд. Точно такой был у каждого мужчины, видевшего ее впервые. Смотря на Гавриила, Виктория понимала, что тот мысленно успел переспать с ней во всех известных ему позах. Ей, несомненно, нравилось то, какое влияние она оказывает на мужчин и, что может сделать с ними, едва те завидят ее. Одной своей чарующей внешностью Виктория без труда могла добиться всего, чего только пожелает ее развратное сердце, однако если внешности окажется недостаточно, всегда есть возможность воспользоваться главным оружием, тем самым, что расположено меж ее идеально ровных длинных ног.

Эротические фантазии Гавриила оборвал Виктор, окликнув его по имени. Гавриил медленно направился к нему, но взгляд от Виктории оторвать не мог. Впервые в жизни он пожалел, что голова его не способна сделать полного оборота вокруг шеи — еще немного, и он наверняка бы вывернул ее, настолько была притягательной внешность Виктории. Он невольно улыбнулся и, совершенно случайно, сверкнул своими клыками, и только после этого в глазах Виктории Гавриил вдруг резко стал кем-то другим. Он был точно уверен, что теперь Виктория испытывала к нему некий интерес, а может она разглядела в нем скрытый потенциал. Виктор, увидев Гавриила "по-новому" никакого интереса не испытал. Скорее наоборот, отнесся со свойственной ему настороженностью, но в одном был уверен точно — он сохранил жизнь Гавриила не напрасно и сейчас, в награду, получил в руки оружие, возможности которого могут оказаться крайне полезными, а возможно, и безграничными.

"О, Гавриил, ты станешь моим лучшим и самым смертоносным творением", — подумал Виктор глядя на него, но выражение лица Гавриила ничуть не изменилось и все еще находилось под впечатлением Виктории. "Мысли ты читать не умеешь. Это очень хорошо", — закончил мысль Виктор и слегка улыбнулся своему открытию. Гавриил счел одобрительную улыбку Виктора некой похвалой и не знал как на нее реагировать.

Вопреки ожиданиям Гавриила Виктор, переведя взгляд, обратился к Лидии:

— Основным приоритетом является поиск капсулы Истока, Лидия, — со свойственной повелительной интонацией в голосе начал он. — Я хочу, чтобы ты использовала все возможные средства и нашла ее как можно скорее. В твоем распоряжении любые ресурсы, наверняка ты найдешь, что-нибудь подходящее, что-нибудь, что позволит почувствовать Исток, или капсулу, и определить их местонахождение.

— Действительно. Есть, — задумчиво ответила Лидия. — Называется GPS.

Во всей этой суматохе и череде незапланированных событий, Виктор совершенно позабыл о том, что капсулы были оснащены специальными маячками задолго до того, как их технология была передана на освоение Человечеству.

Одобрительно кивнув, Виктор отправил Лидию на поиски и только после переключил все внимание на Гавриила. Он молча, немного задрав подбородок, вновь изучающе смотрел на него некоторое время и его пронизывающий насквозь взгляд внушал Гавриилу чувство дискомфорта.

— Твою силу и навыки нам еще предстоит исследовать, Гавриил, — медленно начал Виктор. — Это необходимо, чтобы в дальнейшем использовать их с максимальной пользой и отдачей. По этому, ты должен незамедлительно появляться здесь по первому требованию. Быть всегда "под рукой", если угодно.

— Да я бы с радостью, — охотно поддержал Гавриил, — но я до сих пор понятия не имею о том, где нахожусь. "Здесь" — это где?

Виктор улыбнулся уголком рта, изобразив скоротечную ухмылку, и направился к стене. Чем ближе он подходил, тем сильнее темная стена растворялась, пока, наконец, не исчезла совсем. Солнечный свет проникал через нее с трудом, даже когда стена полностью растворилась в воздухе. Гавриил, сначала недоумевая, попятился, но затем направился ближе к исчезнувшей стене, словно какая-то неведомая сила или распирающее любопытство направляли его. Стены тут стенами и не являются, отметил для себя Гавриил. Она скорее напоминала какое-то высокотехнологичное окно, а может совсем наоборот, была все-таки стеной, умеющей растворяться по желанию Виктора — Гавриил не мог знать наверняка и окончательно запутался. Подойдя ближе, почти вплотную, он смог разглядеть строение, окруженное крепостной стеной с бойницами и башнями красного цвета, его невозможно было спутать ни с каким другим — то был Кремль, и Гавриил осознал, что оказался в Москве.

Города он практически не знал, поскольку был тут всего раз, в далеком детстве, но вот причину появления запомнил хорошо. Громкое дело отца Гавриила, осужденного за причинение смерти по неосторожности своей жене, матери Гавриила. Они не поделили последнюю бутылку, и отец, в порыве гнева и пьяного угара, этой же бутылкой разбил ей голову. Возможно, он и не подозревал, чем может обернуться их очередная, казалось бы, обыкновенная ссора. Наверняка он не хотел, чтобы все случилось именно так, но как бы там ни было, благодаря этому делу калининградский прокурор пробился в Москву. Знакомство с Городом-Героем для Гавриила закончилось вместе с закрытием дела его отца, после чего его отправили обратно в Калининград на опекунство к тете, никогда особо не интересовавшейся тяжкой жизнью мальчика, а отца осудили на три года. Собственно, после этого, Гавриил никогда не встречался с отцом, и все попытки последнего как-то наладить контакты с сыном прекратились спустя какое-то время после полного игнорирования их Гавриилом.