Чёрный фимиам

Когда двое бойцов закончили махаться и один другого повалил, Сингур уже хотел протискиваться обратно и искать дорогу к постоялому двору. Но тут объявили, что тот, кто сойдется с победителем, получит десять медных дилермов. Это были неплохие деньги за раз подраться.

И Сингур вскинул руку. Выглядел он старше своих лет. Тяжкий труд на ферме и в поле раздал его в плечах, а ростом парень пошел в отца. Тот высокий был.

Ну, ему махнули. Он вышел. В общем-то, драки тут было на пять ударов. Противник уже устал порядком, да и сам по себе не отличался ловкостью. Медлительный, как улитка. Он ударил трижды и все три раза промахнулся, потому что Сингур оказался быстрее и внимательнее. Ну, тут все просто — он же был отдохнувший. А потом двумя ударами Сингур вбил поединщика в пыль. Так, собственно, всё и закончилось.

Ему отдали десять монет, он забрал Эшу и отправился прочь. Даже запыхаться не успел. И был очень собой доволен. Купил Эше, чтобы не дергала, сладких орешков. И теперь довольны были уже оба. Ему хотелось отвести сестру обратно, а потом... но дошли они в сгустившихся сумерках только до третьего проулка. Там перед глазами Сингура неожиданно всё потемнело.

Когда он пришел в себя на полу вонючего погреба, на нем уже были веревки, завязанные так, чтобы при малейшем шевелении на горле затягивалась удавка. Эшу тоже связали, но пока их обоих не трогали.

Несколько дней пленников поморили голодом, чтобы совсем ослабли, потом Сингура избили. Хорошо так, крепко. Он высекся даже, поэтому, как грузили в крытую повозку и ночью вывозили из города, запомнил смутно. А стражников на воротах прошли, видимо, откупившись. Иначе, кто б выпустил?

Ну и после этого была поездка через половину Вальтара до порта Абхаи. В пути ему доступно объяснили — драться надо было хуже. А так привлек ненужное внимание. Теперь же, если хочешь, чтобы все было хорошо — слушайся и не дергайся, иначе сестрицу твою у тебя на глазах того. Женщиной сделают. А потом и матерью. Если доживет. В общем, он понял. Собственно, тогда-то он и начал постепенно избавляться от глупости. Не сразу, конечно...

И стыдно было. Как же стыдно. Вот ведь дурак, идиот же! Да ладно бы сам, один. Еще и сестру за собой втянул. Эша держала его крепче любых цепей. Когда в Абхаи их погрузили на корабль, Сингур понял, что теперь, пожалуй, всё. Совсем всё. Для него, так уж точно. Оно, конечно, вышло не совсем так, но близко.

Сперва его продали в Шиане. Вот уж был мрак. Одни черные рожи. А речь похожа на собачий кашель. С шианских поединочных арен его перекупил спустя четыре года виргский вельможа. Снова плыли через море. А когда через пять лет Сингура выставили на рынке уже в Вирге, стоил он не десять и даже не двадцать серебряных, а полную горсть золотых дархемов. Хорошо обученный крепкий боец с тощей немой девкой в придачу — их купил человек неизвестного племени в одеянии цвета красной охры.

Человек был лыс, безбров, безоружен и бледен, как свежий покойник. Он приказал расковать раба и спокойно ждал его у подножия помоста. Сингур спустился.

Его и раньше не постоянно держали в цепях. В неволе кому как везло, но у ценных рабов доля была не такой уж и горькой, как принято считать.

— Идем, — сказал человек и махнул рукой.

Сингур пошел, ведя за руку Эшу. Так они вышли с торжища на широкую светлую улицу. Новый хозяин обернулся и спросил:

— Тебе нравится убивать?

Раб в ответ пожал плечами. Он об этом не задумывался. Драка она и есть драка. Чего тут может нравиться? Кто-то должен упасть. Иной раз и умереть.

— Значит, все равно, — верно истолковал его молчание мужчина. — Это хорошо. Ты ни разу не пытался бежать?

Сингур покачал головой. Куда бежать? Как? Болтаться с сестрой по чужой стране — без надежных спутников, без денег, да еще с отряженной по следу погоней? Нет уж. Однажды он по дурости натворил дел. Второй раз не хотелось. Он был не против свободы, а очень даже за нее. Стоять на соседнем со скотом помосте и гадать, кто купит — то еще удовольствие. Однако Сингур уже понял — если невольник зол и рвется на волю, первое, что будет делать новый хозяин — усмирять. Это больно. Зачем ему лишняя боль? Зачем ему плохой хозяин?

Первое время он не сбегал, потому что не знал языка и потому что... потому что Эша. Куда с ней побежишь? Она на десятом шагу уже начнет сипеть и задыхаться, а затем синеть и умирать. Потом, позже можно было сбежать. Случались удобные моменты. Но сбежать мало. Нужно свободу еще суметь сохранить. Иначе, проносишься, как бешеный пес, а потом снова будешь посажен на цепь, только еще короче прежней.

До Вальтара месяцы пути. Часть из них морем. Да и что ждет в Вальтаре? Он там уже десять лет не был.

Хотя, про побег Сингур наврал, кончено. В начале, еще до Абхаи, в Вальтаре они пытались с Эшей бежать. Ох, как доходчиво ему объяснили ошибочность этого решения, когда поймали. Били долго и со вкусом, а потом подвесили за ноги, а захлебывающуюся сестру топили в ведре с водой. Он навек зарекся бегать.

— Хорошо, — неведомо что одобрил незнакомец. — Идем.

Сингур видел — на них смотрят. Прохожие оглядываются, но тут же отводят взгляды и прибавляют шаг.

— Идем, идем, — повторил мужчина.

Они дошли до высокой каменной ограды одного из богатых домов. Здесь новый хозяин Сингура оглянулся на своего раба, посмотрел на него с насмешкой и провел ладонью в воздухе. Пространство перед ним всколыхнулось знойным маревом, а потом расползлось надвое, словно кусок ткани. Из образовавшейся червоточины потянуло запахом воды и дикого леса.

Человек стиснул Сингура за плечо и шагнул вперед в темно-зеленую прореху. Зной и слепящее солнце виргского полдня остались за спиной, а Сингур, Эша и их новый хозяин ступили на позеленевшие от мха каменные ступеньки. Узкая лестница плавно тянулась вперед и вверх вдоль заросшей длинными лозами скалы, через темно-зеленую чащу.

Так Сингур оказался в Миаджане.

Эная поднималась по широкой каменной лестнице к высоким колоннам Храма. Стиг шел следом, почтительно отстав на несколько шагов. Он чувствовал ее смятение. Смятение и растерянность.

— Стиг, я хочу поговорить с Безликим, — оглянулась девушка к своему спутнику.

Мужчина кивнул:

— Я подожду вас, госпожа.

Она помолчала, а потом спросила:

— Скажи мне, сколько у тебя было храмовых жен?

Мечник удивленно вскинул брови:

— Пять, госпожа. Зачем вам это?

— А детей?

Он ответил с улыбкой:

— Двое. Оба — мальчишки.

— Что с теми тремя женщинами, которые не родили? — продолжала расспросы собеседница.

— Они вышли замуж, Эная, — спокойно произнес Стиг. — Зачем ты выспрашиваешь то, что и так знаешь?

Девушка поспешно спустилась к нему и взяла за руку:

— Стиг, мне страшно. А вдруг я тоже не смогу родить?

Мужчина снова улыбнулся и сказал:

— О, Многоликая, ты родишь близнецов. Воины не умеют провидеть, но я хочу, чтобы было так. Ты родишь Безликому мужу двоих детей. Все будет хорошо.

Эная топнула ногой:

— Прекрати насмехаться!

Он мягко удержал ее за локти и поцеловал в лоб:

— Я могу иногда насмехаться. Я — твой брат, пускай только по отцу. Чего ты испугалась? Зачем собралась к Безликому?

— Об этом я скажу только ему, — ответила, отстраняясь, собеседница.

Мечник почтительно склонил голову и спустился на две ступеньки ниже:

— Простите, госпожа. Я спросил, не подумав.

Энае в этот миг очень хотелось его обнять. Больше всего на свете. Он был такой виноватый! А еще она не знала, как объяснить самой себе чувства, которые испытывает к брату. Красивый молодой мужчина, воин — в его покорности ее воле было что-то унизительное, но держался он с неизменным достоинством.

— Прости, Стиг.

Он стоял, склонив голову, но она знала — он улыбается.

— Скажи, что ты думаешь о том человеке, которого мы встретили?

Мужчина ответил:

— Я ничего о нем не думаю, госпожа, кроме того, что он был не в себе. Это очень бросалось в глаза. В нем какой-то серьезный разлад. Таких людей не нужно останавливать, если не собираешься удержать. Лучше было бы не подходить к нему вовсе.

— Если бы я могла хотя бы предположить, как он себя поведет, не подошла бы.

— Знаю, Эная, — кивнул он. — Я ни в чем тебя не виню. Лишь ответил на твой вопрос.

От этих его слов сестра лишь еще заметнее погрустнела:

— Мне жаль, Стиг, что так вышло. Я попробую поймать его в Сеть.

— Попробуй, Многоликая. Может, и получится. Если же нет, тогда его буду искать я.

— Спасибо.

— Не за что благодарить, я еще ничего не сделал.

К подножию стройных высоких колонн они поднялись в молчании.

— Удачи вам, госпожа, — сказал Стиг.

Она кивнула и вошла под изящную арку в прозрачное марево Храма.

Храм Джерта был огромен и очень стар. Внутри он представлял собой каменный лабиринт, лишенный окон и дверей, но освещенный огнями и окуренный благовониями, тлеющими в плоских чашах жаровен. Жаровни с высоты резных квадратных колонн рассылали в стороны медленный бледный дым. Медные бока чаш сверкали, желтый камень колонн казался теплым, словно прибрежный песок, пламя текло и трепетало в узких желобах вдоль стен, а колеблющиеся тени дрожали и рассыпались.

Эная шла длинными извилистыми коридорами, вдыхая ароматы благовоний. Голова слегка кружилась от сладкого запаха. И мерещилось, будто древние статуи мечников и храмовых дев, стоящие в нишах, провожают пришелицу взглядами незрячих глаз.

Многоликая любила рассматривать изваяния. Ей даже казалось, будто всякий раз они неуловимо меняются. Складки одежд иногда лежали не так, как прежде, могли стать иными наклон головы или выражение лица. Эная знала живую скульптуру Девы, держащей в руках жаровню с благовониями. Иногда из-под каменного платья виднелся носок сандалии. В другой раз он исчезал. А, может, просто казалось...

Шелест одежд, слабое эхо шагов, треск огня и безмолвие. Голоса многотысячного города сюда не долетали. Ни шум моря, ни дыхание ветра. Так тихо, словно толща воды укрывает святилище, отрезая любые звуки.

Простой человек заплутал бы здесь и никогда не вышел. Но Эная не была простой смертной, поэтому за очередным поворотом коридора ее ждала дверь. Невидимая для непосвященных.

Девушка толкнула древнюю створку и шагнула вперед.

Многоликая не пыталась постигнуть древнюю магию и понять, как можно, пройдя по лабиринту, оказаться на вершине храма — в открытой всем ветрам зале, обнесенной лишь резными каменными перилами, да колоннами, которые поддерживают высокий мозаичный купол. Это был главный зал Храма. Здесь плелась Сеть.

Шестеро женщин сидели на полу в мягкой россыпи атласных подушек и удерживали сверкающие нити простертой между ними Сети. Нити переливались, тянулись, дрожали.

Эная опустилась рядом и переняла у одной из "прях" тонкую канитель. Кончики пальцев обожгло и Многоликая взялась ловко свивать диковинную пряжу, тянуть, захлестывать ее на соседние нити, стягивать тонкими узелками.

Мерцающий невод сиял ровно, нити нигде не обрывались и не путались. Как ни перебирала в уме свои вопросы девушка, Сеть не отзывалась, не вспыхивала, не чернела, не осыпалась хлопьями пепла.

— Как странно, — задумчиво сказала Эная, встала, встряхнула руками, и Сеть разлетелась на ослепительные искры, которые устремились прочь из залы и подхваченные ветром осыпались вниз, на готовящийся ко сну город.

Другие пряхи тоже начали подниматься.

— Мне как-то маетно сегодня, — сказала самая юная и тоненькая со жгуче-черными глазами и косой, в которую были вплетены низки бус всех оттенков зеленого. Одеяние у девушки было глубокого малахитового цвета, отчего смуглая кожа, казалось, сияла. — Нет покоя. Будто змея сердце обвила.

— Сеть не отыскала магии, нечего бояться, Азари. — ласково сказала Эная. — Просто близится твоя луна, вот ты разволновалась.

Азари вздохнула.

— Может быть...

Эная улыбнулась и пошла прочь. Ей и самой было не по себе, однако она не хотела показывать смятения. Дева храма вышла из залы, но вместо того, чтобы вновь окунуться в полумрак лабиринта, зажмурилась, ослепленная сиянием заходящего солнца.

С полукруглого просторного балкона белоснежный город, ступеньками спускающийся к морской глади, был виден, словно на ладони. Внизу, на волнах у пристани покачивались корабли и челны, пришедшие из далеких стран. Серыми громадами вздымались в сизой дымке дальние горы.

Безликий муж! Он не стал дожидаться, когда она придет и пригласил сам, иначе как Эная очутилась в его покоях, попросту закрыв за собой дверь главной залы?

— Ты хотела поговорить со мной, — услышала девушка спокойный низкий голос. — О чем?

Мужчина, стоявший возле невысоких перил, был уже не юн, но и еще не в летах. Скорее, он находился в том неуловимом возрасте, когда годы являют себя не столько в чертах лица, сколько в его выражении, делая человека, то моложе, то старше, в зависимости от ситуации. Сейчас Безликий улыбался и казался лишь немногим старше Стига...

Глаза у брата правителя Дальянии были голубыми, а длинные волосы светло-русыми. Дева Храма всматривалась в лицо повелителя, силясь, запомнить черты, хотя знала, что все равно не получится. Ни у кого не получалось.

— Истр, пусть будут долгими дни твоего брата.

— Ты прекрасна, Многоликая. Присядь, — он кивнул.

Девушка шагнула к невысокой скамеечке, покрытой шелковой подушкой, и присела.

— Я встретила сегодня мужчину, — начала она. — Хотела с ним поговорить, но... он не узнал меня.

— Не узнал? — ее собеседник удивленно вскинул брови.

Эная смешалась:

— Нет... Я не ожидала ничего подобного и, похоже, все только испортила. Он испугался и рассвирепел. Стиг отправил за ним мечников, но этот человек как-то сумел скрыться, и где он сейчас я не знаю.

— Ты пыталась поймать его в Сеть? — уточнил мужчина.

— Пыталась... — растерянно и виновато ответила Многоликая. — Она не смогла его отыскать.

Истр задумчиво прошелся по балкону:

— Почему Стиг просто не удержал его? Почему ты не приказала? — спросил он.

Девушка ответила:

— Он бы не смог его удержать. Я никогда такого прежде не видела... Зрачки почти белые, а лицо, будто присыпанное пеплом и столько силы... Останавливать такого — ошибка. Мечники Стига вели того человека до дома удовольствий в квартале пурпурных лестниц, а потом он исчез. И куда делся — никто так и не понял. Я решила, это может оказаться колдун или маг, но Сеть не почувствовала ни магии, ни колдовства.

— Почему этот мужчина вообще привлек твое внимание, Эная? — спросил Безликий.

Собеседница легким движением отвернула длинный рукав своего платья, являя взору белое, словно фарфор, запястье:

— Он дрался на поединочном кругу и, когда он вынырнул из толпы, при нем был целый кошель денег. И тут я увидела у этого человека на руке засаленную плетенку. То ли из узких тряпок, то ли из ниток. Она обвивала запястье в несколько оборотов. Я лишь хотела разглядеть поближе. Думала, раз он это носит, то даст посмотреть. Ничего плохого в моей просьбе не было. Но он рассвирепел и... не узнал меня!