Красный Меч (Глава 1-15)

Послышался звук открываемой двери.

— Здесь подойдет?

— Да... Мессир директор... я люблю вас!

Дэн чуть не подавился и зажал рот рукой.

— И это все?

— Ну... то есть... вы сказали, что будет война. А на войне ведь убивают. Вот и меня... могут убить... Мессир директор!

Послышался какой-то странный звук, похожий на тихий грохот.

— Мессир директор... я вас умоляю, только одну ночь! Потом я пойду на войну и умру за вас...

— Лоэри, — шелестящий голос Нокса чуть-чуть потеплел. Дэн не поверил своим ушам. — Ты не представляешь, что такое ночь со мной...

— Мне все равно! Пусть будет больно... — раздался тихий плач.

Дальше Дэн не слушал. Он больше не мог сдерживать смех, поэтому бросился к кровати и засунул голову под подушку.

Нокс проскользнул в комнату минут через двадцать, когда Дэн уже успел немного задремать — сказался напряженный день.

Подушка тут же была безжалостно отдернута. Дэн машинально отметил, что демон был почти материален.

— А я тут задремал, устал жутко, но страницу дописал, — похвастался Хранитель.

— Ты все слышал... — Нокс не спрашивал, а утверждал.

— Ну не все, — попытался оправдаться Дэн. — А что?

Огненная плеть наотмашь хлестнула по кровати, но парня там уже не было — уроки не прошли даром.

— Эй, вы чего? Ладно, простите, я понимаю, некрасиво подслушивать. А что, в директора влюблена половина учениц? — завопил Дэн, отпрыгивая.

— Примерно четверть. И учеников тоже, — холодно сказал Нокс.

* * *

Альрат. Лоэтария.

В Святой Империи Альрат был праздник — День Великого Прощения. Народ радовался уже с утра — на улицах раздавали бесплатные пирожки и пиво, гремели фейерверки, а вдобавок ко всему ходили слухи, что к вечеру будет грандиозная казнь аж пятерых ведьм! Поэтому к полудню — времени, когда глашатаи выходили на главную площадь и возле Собора оглашали указы Его Преосвященства, народу на площади толпилось... Просто жуть! Давка была грандиозная, всем хотелось поскорее услышать, что же сегодня будет.

И вот, ровно в полдень, когда старинные городские часы пробили двенадцать раз, центральные ворота распахнулись и оттуда на помост торжественным шагом вышли два герольда.

— Именем Его Высокопреосвященства Архиепископа всея Альрата провозглашаю наш святой праздник, именуемый Днем Великого Прощения, официально открытым! — герольд откашлялся и сделал знак второму.

— Именем Его Высокопреосвященства, Архиепископа всея Альрата провозглашаю: да будет очистительная жертва в этот знаменательный день великой! Да будут сегодня, на Сенатской площади, в два часа дня, очищены души пятерых нечестивых ведьм путем распятия и сожжения! Святой Огонь да очистит их падшую плоть! Да поможет заблудшим душам вернуться в лоно Единого!

Толпа радостно взвыла.

Снова заговорил первый герольд:

— А всему народу позволено пить, гулять, да веселиться! Ибо грядет великий праздник!

Толпа весело зашумела и начала потихоньку рассасываться.

Ведьм везли медленно — чтобы каждый горожанин мог кинуть в злодеек гнилым фруктом или камнем. Некоторые плоды с чавкающим звуком разбивались о толстые стальные прутья клетки, но многие достигали своей цели.

Ведьмы сидели, прижавшись друг к другу — словно поддерживая сестер по несчастью. Поверх грязного тряпья висели небольшие железные таблички с выбитыми словами — проклятая душа. Еще на женщинах были колпаки — яркие, шутовские, которые весело перезванивались бубенчиками каждый раз, когда колесо повозки попадало в выбоину.

Одна из ведьм, совсем еще молодая женщина с грубоватыми чертами лица, вдруг вскочила и начала бешено трясти прутья. Прохожие радостно засвистели и заулюлюкали.

— Перестань, дочка. Все равно уже... — сидевшая рядом старуха ласково взяла ее за руку. Женщина послушно села, но мелькавшие в ее глазах искорки внезапного бешенства еще не утихли.

— Но мы же что-то можем! Вместе!

— А что мы можем? — грустно спросила молодая девушка. — Я вот знахаркой была. Людей лечила, скотину домашнюю... Что я еще могу? Да и какие здесь ведьмы?

— Будь хоть одна из нас настоящей ведьмой, она бы хоть что-то устроила, — подтвердила еще одна женщина. — А так... Среди нас-то и чародейка только одна, как я понимаю, да и то лекарша, так, девочки?

— Я дочка князя и служанки, меня отец святошам отдал, — в углу из грязной кучи соломы раздался тихий всхлип.

— А самое обидное, что они считают, что это все во благо! — первая женщина снова встала. — Что они спасают наши души, а Империю делают чище!

— Ну считает так только народ, — заметила старуха. — А сами святые отцы, я уверена, прекрасно понимают, что к чему.

— Давайте держаться вместе! — широкая, не по-женски грубая ладонь протянулась к остальным. — И... и просто надеяться, что это будет быстро... Я Эмилия.

— Меня в деревне все звали бабушкой Анной, — на ее руку легла другая, сухая и морщинистая.

— Я Таша, — улыбнулась целительница и протянула руку.

Вторая женщина немного смутилась.

— У меня немного экстравагантное имя... Я Л'Эйрадха... Мой папа был ученым и обитал несколько в своих мирах. Когда я родилась, мама принесла ему младенца в тот момент, когда он спорил о чем-то своем с заезжим эльфом-астрологом. Моя мама спросила, как назвать дочку, а эльфийский ученый в тот момент в пылу спора выругался... Папа отмахнулся от нее и сказал, что вот так и назвать и не лезть к нему больше со всякими глупостями, — она чуть усмехнулась.

— По крайней мере, это оригинально, — знахарка посмотрела в угол. — А ты что? Давай выкапывайся из соломы, а то даже ушей не видно. Как швырнули к нам ночью, так сразу и закопалась в угол.

Уши вскоре появились, впрочем, как и все остальное.

Женщины во все глаза смотрели на появившееся существо, а Таша непроизвольно сделала жест отрицания. У растрепанной девочки была пепельная кожа и огненные светящиеся глаза.

— Теперь понятно, почему меня святошам отдали? За большие деньги, между прочим... — она стала отряхиваться от соломы. — Как же, отродье проклятых! От меня даже мама иногда шугалась, особенно в темноте... — она заплакала, утирая слезы рукавом. — Никому не показывали, отец один раз глянул и все... Только мама со мной была... А гулять можно было только во дворе и только поздним вечером, чтобы не пугать никого.... Меня мама читать научила и писать... Я книги только и читала, они интересные.... А потом эти приехали, — она скривилась. — И все... На голову мешок... — странная девочка обхватила руками коленки и замолчала.

— Прости, дитя, но кто твои родители? — бабушка Анна, кряхтя, приподнялась и передвинулась поближе к ней. Ласково погладила по золотистым волосам.

— Его Светлейшество князь Моран и Роза, его горничная, — угрюмо сказала девочка. Она вскинула голову. — Я прекрасно понимаю, что вы спрашиваете! Они-то обычные люди... Кто мои настоящие родители, да? Я не знаю! Но думаю, что если бы мой папаша на самом деле был демоном, как все считают, то он бы забрал меня отсюда! И я тогда была бы настоящей ведьмой, и не умерла бы на потеху жрущим пирожки людишкам! — ее оранжевые глаза зло засветились.

— Да, ее появление на площади будет гвоздем представления... — тихо сказала Л'Эйрадха, обращаясь к Эмилии. — Торжественное сожжение дьявольского семени, как же... — она горько улыбнулась.

Тем временем Таша наклонилась к девочке и протянула ей маленький пакетик какого-то порошка.

— Вот. Спрячешь в руке, а потом проглотишь, но только когда нас начнут привязывать, он недолго действует.

— А что это? — удивилась девочка, рассматривая пакетик.

— От этого не будет больно. Я хотела оставить для себя, но...

— Спасибо. Мне ведь очень страшно... на самом деле, — в огненных глазах мелькнула слезинка, но бабушка Анна уже начала что-то рассказывать девочке на ухо и та невольно заулыбалась.

— А еще нет? — спросила Эмилия.

Таша покачала головой.

— У меня последний оставался, успела в карман сунуть. Это очень редкий наркотик, вытяжка из рубиновых ягод, — с сожалением сказала она.

— Да ладно, нет так нет, — одернула ее Эмилия.

* * *

— Ну что, готов? — раздался шелестящий голос прямо у Дэна над ухом. Он от неожиданности вздрогнул, мысленно проклиная и себя — давно пора уже привыкнуть! — и Нокса за эту милую привычку подкрадываться к ни в чем не повинным Владыкам.

— Хорошо, что хоть не подпрыгнул... — пробормотал Дэн себе под нос. А потом оглянулся на Нокса — и неожиданно понял — что-то тут не так.

Он был материален полностью.

Он был в маске. В этакой изящной карнавальной полумаске с золотистыми узорами, которые красиво подчеркивали пылающие глаза.

Живые волосы не лежали небрежной волной, как обычно. В этот раз ощущение беспорядка на голове было иллюзорным, стоило присмотреться внимательнее — и было видно странную хаотическую гармонию.

А еще он был в другой мантии — не в той, повседневной, серо-золотой — кажется, это были любимые цвета Нокса — а в черной, с длинными широкими рукавами, с жесткими наплечниками, которые заканчивались небольшими золотыми шипами. На мантии была легкая полупрозрачная накидка из какой-то легкой переливающейся ткани, которая повторяла в точности все движения. Еще необычная мантия была приталенной, по небрежно застегнутому на бедрах поясу шли затейливые узоры, а на его концах были все те же небольшие шипы. Завершали наряд высокие облегающие сапоги глубокого черного цвета с золотыми шпорами.

Дэн обалдел.

— Э... а это не больно, ходить таким шипастым? — наконец выдавил он.

— А мне вообще не больно в том смысле, как это понимаешь ты, — даже речь Нокса изменилась. Его голос напоминал те звуки, с которыми волны разбиваются о прибрежные камни. — Меня пригласили в гости...

— И ради этого вы так вырядились? — Дэн не смог сдержать смеха.

— Пошли к Механику, мальчик-Владыка... — в шелесте сквозило раздражение. — Дай руку...

И снова крутящийся водоворот, снова бесконечный калейдоскоп образов... Дэн так и не спросил, что значат эти видения. Чувствовал ли он самого Нокса? Или сквозь него прикасался к чему-то, намного более древнему и великому?

Ему не давал покоя тот странный черно-белый силуэт, который, казалось, пристально смотрел на него. И была в этом взгляде не то горечь, не то тоска, не то что-то еще. Дэн силился понять, но, когда Нокс вышвыривал его в обычное пространство — оставалось лишь смутное воспоминание непонятно о чем. Разум Дэна пытался понять, объяснить самому себе хоть что-то, ассоциировал — вот и всплывали в памяти дикие и абсурдные словосочетания — мертвая вода, росчерк пепла, горький лед...

И вдруг калейдоскоп разбился. Дэн увидел — или ощутил — как его пальцы выскальзывают из руки Нокса. Время как будто замедлилось. Дэн чувствовал себя, как в странном полусне — на той тонкой неощутимой грани, что отделяет сон и явь. Он слышал равномерные удары своего сердца, ощущал пульсацию густого тумана вокруг — мягкую и успокаивающую, но неуловимо враждебную.

Алые когти распороли туман, потянулись к Дэну. Но было уже слишком поздно — новый водоворот ярких красок затягивал его, не давая возможности шевельнуть даже пальцем.

И его выкинуло, как беспомощную куклу, прямо на улицу Лоэтарии, столицы Империи Альрат.

Парень пришел в себя в каком-то переулке, и первое, что услышал — радостные возгласы и улюлюканье местных жителей, доносящиеся с улицы.

— Мда, и как ты только умудряешься оказываться по уши в неприятностях? — ехидно-ворчливый голос Тэйра ворвался в сознание Дэна как обычно, внезапно.

— Пока я вроде ни в какие неприятности не попал, и вообще, где я хоть нахожусь, и как я тут очутился? — спросил Дэн у Меча, одновременно осматриваясь по сторонам.

— Судя по всем признакам, мы с тобой находимся.... — в голосе Тэйра прорезались нотки волнения и даже легкого испуга. — В Лоэтарии, столице Альрата. И это не есть хорошо. Вот что, давай быстро, на улицу, и смешайся с толпой. А то как-то подозрительно торчать одному человеку долго в переулке, — сказал Меч Дэну, уже и без того направлявшемуся к видневшейся метрах в пяти, в просвете между домами улице.

Выйдя из переулка, Дэн вписался в толпу, взял с какого-то из прилавков кружку бесплатного пива и стал наблюдать за происходящим вокруг. Люди бродили туда-сюда, хлестали халявную выпивку и радостно обсуждали предстоящую казнь.

— Они это серьезно? Про казнь, — спросил Дэн у Меча. Получив в ответ что-то вроде: — Глянь направо... — парень оставил Тэйра в покое и посмотрел туда.

По улице ехала телега, запряженная волом. На телеге стояла большая клетка, а в ней...

Сквозь прутья виднелись несколько женщин, от совсем еще девочки-подростка, с кожей цвета пепла, — Совсем как у Нокса, — подумалось Дэну, до старухи. Все они были одеты в грязное рванье и почему-то на голове каждой был пестрый шутовской колпак с бубенчиками. А на шеях женщин, на грубых веревках висели железные таблички с выбитыми словами — проклятая душа.

— За что их так? — Дэна трясло от внутреннего гнева, особенно после того, как он увидел на щеке пепельнокожей девчонки довольно свежий рубец, явно от раскаленного прута или чего-то похожего.

— Известно за что, — голос Меча был каким-то тусклым и презрительным. — Ведьмы, продавшие души Владыке Бездны. Еретички, души которых нуждаются в очищении Святым Пламенем, — презрение, выражаемое Тэйром, нахлынуло на и без того шокированного Дэна. Конечно, в своем родном мире он тоже видел разные ужасы по телевизору, особенно в новостях, но одно дело — смотреть через экран, и совсем другое — когда это все разворачивается перед твоими глазами.

— Прямо какое-то средневековье дремучее... — прошептал Хранитель.

— А это и есть средневековье дремучее, все правильно ты сказал, — отозвался Меч.

— Кстати, присмотрись ко всем внимательно, как тебя учили Механик и Нокс, особенно к девочке-полукровке... — сказал Тэйр каким-то угасающим, далеким голосом.

Внутреннее напряжение немного утихло, Дэн попробовал сосредоточиться, и все поплыло перед глазами. Еще секунда, и он увидел!

Разноцветное переплетение аур пленниц, ярким пятном выделялось среди однородных, серо-розовых аур жителей Лоэтарии. Аура девочки, полукровки, как назвал ее Меч, была небольшая, но очень плотная, и светилась как-то странно. У молодой женщины рядом с ней, аура была рваная, светло-зеленого цвета — и, похоже, обширная. Ауры остальных почти не выделялись ничем особенным, кроме того, что были яркими, не похожими на одинаковые бледные ауры местных жителей. Хотя нет, еще одно пятно выделялось среди раззадоренных предстоящими зрелищами обывателей. Льдисто-серая, бледная до такой степени, что при одном взгляде на нее Дэна прошибло холодом, аж до костей.

— Некромант, причем прирожденный и сильный, — прокомментировал Меч мимолетный взгляд Дэна.

* * *

В атмосфере Лоэтарии отчетливо витал дух гавваха, конечно, это было видно далеко не каждому, но потомственный некромант, мятежник и участник Сопротивления, Виродал Истарэон чувствовал. Он стоял среди толпы, и, смотря на подъезжающую телегу, безучастно наблюдал за толпой. От него не ускользнуло легкое, на грани восприятия, возмущение в эфире неподалеку.