Башня Близнецов 2к 1ч

— Без толку, — сообщил Хегор самому себе. Потрогал сук — и торчащая часть отвалилась, хрупнув. Рана стала быстро затягиваться серой массой. Дерево, которым убивают нечисть, сначала страшно жгло, он орал, катался по берегу...

А потом боль ушла, и тело принялось растворять в себе "занозу".

Передёрнувшись от отвращения, мёртвый отвёл взгляд. Набрав камешков, принялся по одному кидать в реку.

— Что же я за нечисть такая... ведь осина — людей заступа, любой нечистой твари погибель...

...Шаги, сопение, лопотание, смрад. Лёгкие, запечатанные удушьем. Костяная мозоль на горбу стенолома. Миражи и их хозяин, блазень, тварь смотрит чернущими глазами, и судорога отпускает, и Хегор кричит...

Хегор понял, что кричит на самом деле — долго, страшно. Очередное прояснение памяти не прошло даром, он вспомнил всё даже слишком ярко.

Боль ударила в руку, скрутило судорогой. Он раскрыл ладонь, стряхнув камешки. Влажный песок прилип, исчезал, погружаясь под кожу, какое-то время песчинки ещё можно было увидеть, потом они исчезли. Боль прошла и тут же вернулась, ударила в пятки.

Хегор зашипел, подскочил, глядя себе под ноги. Его ступни принялись втягивать в себя то, на чём стояли!..

Опасность!.. Защитить!.. Материал — силикаты. Броня, оружие...

— Не надо!.. — закричал Хегор на того-кто-внутри. Воспоминания и испуг спровоцировали тварь на какие-то действия. — Мне не угрожает опасность сейчас!..

Тварь внутри мгновенно зацепилась за это сейчас и резонно предположила, что потом обязательно будут какие-то опасности, и их лучше встретить во всеоружии. Хегор метнулся туда-сюда, наконец снова прыгнул в воду, ударился о мелководье, елозя брюхом по камням, выбрался на глубину.

Какое-то время плыл лицом вниз, перевернулся. Странное ощущение, можно дышать и носом, и спиной. Холодная вода текла внутри него, но тело не тонуло.

Тварь поуспокоилась, постепенно поняв, что необходимости спешить нет, опасность была не реальной, а вспомянутой. Хегор прислушался к её возне внутри него, похожей на шуршание мышей в подполе, раздражающее, но безобидное. Постепенно это ощущение сошло на нет.

А хорошо так плыть, подумал Хегор. Отдавшись течению, бездумно смотреть в небо... двигаться было лениво. Он сплёл руки и ноги, погрузился глубже в воду и в полудрёму. Тело щекотали быстрые струи, но он не мог понять, снаружи приходит это ощущение или же изнутри, от твари.

Его разбудил близкий шум переката. Хегор резко перевернулся на живот, но больше сделать ничего не успел, его выволокло на камни, больно ударяя. Сносимый яростной водой, он кое-как встал и, шатаясь, побрёл к берегу. Поток то и дело сшибал его с ног, окунал, бросал о камни.

Наконец он выбрался и тут увидел идущую через перекат рыбу.

Изнутри пришёл знакомый требовательный толчок. Тварь напомнила о себе. На этот раз сознание не потухло. Хегор всё видел и чувствовал, но его движениями управляло существо, делящее с ним тело, сам он остался наблюдателем.

Тварь бросила его тело обратно в перекат. Хегор схватил рыбу, воткнул пальцы под жабры. Крупная щука затрепыхалась вяло, но каждое её движение мотало мертвеца, едва не сбивая с ног. Оскальзываясь и падая, но не выпуская добычи, Хегор выскочил на берег и тут же вцепился зубами рыбине в загривок, рванул. Что-то хрустнуло, рот наполнился солоноватым — то ли рыбьей слизью, то ли его собственной кровью. Щука дёрнулась и успокоилась.

Хегор растерзал добычу, жевал сырое мясо, обсосал плавники. Наконец остался лишь скелет и голова, водяной мертвец откинулся на камни, сыто икнул. Его живот вздулся, на пузе прилипла чешуйка. Хегор потянулся её отколупнуть, но чешуйка ушла под кожу.

Теперь он не удивился и не испугался. Наоборот, это показалось ему ужасно забавным. Хихикнув, он пошарил вокруг, собирал остатки своего пиршества, пёрышки плавников, хвост, какие-то кишки, бросал мусор на живот и с интересом наблюдал, как всё это богатство "тонет".

А потом уснул, и во сне ему снилась удачная рыбалка на длинных перекатах.

Хегор проснулся.

И с удивлением понял, что никогда не чувствовал себя так хорошо. И настроение было отличным, даже новые перемены с телом его не напугали.

Из живота что-то самую малость выпирало, Хегор ощупал и узнал. Ну да, перед тем, как заснуть, он положил на живот рыбью голову и даже видел, как она стала "тонуть". Изнутри доносилось довольное ворчание твари, переваривающей добычу.

На груди слева проклюнулись ровные рядки нежной чешуи. Справа же была какая-то шероховатость, Хегор долго разглядывал её, но так и не понял, что это такое.

Он встал, ощупал спину, усеянную какими-то буграми. По рукам тоже шли бугорки, и Хегор понял, что в него вросли камни, на которых он лежал. Вросли... и стали растворяться, под кожей словно был песок.

Сами руки избавились от перепонок, а вот ноги так и остались похожи на хвосты русалок. Хегор ощупал рёбра — жабры заросли, но складка осталась. Стоит войти в воду, и снова возникнут.

Кожа чесалась. Чешуйки лезли на глазах. Пятно шероховатости тоже росло, и Хегор наконец узнал полотняную ткань. Вот куда делась одежда. Он сорвал не всю, остаток лохмотьев поглотила тварь. А потом повторила. Зачем?

Раньше он не подумал бы об этом, но теперь решил, что в происходящем с ним есть какая-то логика.

— Ничто не происходит просто так, — сказал Хегор вслух. И поразился звуку собственного голоса.

Он запустил пальцы в рот. Зубы исчезли. Последние при его прикосновении скрошились, словно угольки, и крошки сразу впитались в щёки изнутри, в нёбо и язык.

Сам язык в задней части покрылся твёрдыми загнутыми колючками. Хегор наколол на них палец и удивлённо разглядывал выступившую каплю крови. Щука!..

У щуки такой язык, она не может выплюнуть то, что попало ей в глотку!

Хегор почувствовал, что приближается к разгадке. Щука... чешуя, жабры, склизкая кожа... ну конечно!.. Что ешь, тем и становишься, так, что ли?.. Но я не хочу становиться рыбой!..

Он тупо уставился на правую руку. Под его взглядом на ладони возник тонкий рисунок, повторяющий нежные пёрышки рыбьих плавников, пальцы стали срастаться... Хегор зажмурился, отвернулся.

Когда рискнул посмотреть снова, пёрышки пропали, но зато срослись безымянный и мизинец.

Отвлекла тупая боль во рту. Хегор ощупал чешущиеся дёсны. Скоро проклюнулись новые зубы, все сплошь острые и загнутые... не рыбьи. Скорее нечто среднее между рыбьими иголками и человечьими клыками. Задние зубы пёрли плоские, как обычные коренные, но ровные.

Хегор сел на валун, чувствуя, как тело его меняется. На груди пятна чешуи и кожи-ткани соединились и как будто принялись воевать, кожа то быстро покрывалась чем-то похожим на плесень, то каменела. Здесь и там возникали всплески боли. Хегор разглядывал четырёхпалую руку и подумал, что это пустяки по сравнению со всем остальным.

Вспомнились глиняные игрушки, которые он лепил от скуки. Человеческие фигурки у него всегда получались четырёхпалыми, неудобно пять пальцев лепить. Девчоночье занятие, конечно, но в доброй работе от него, задохлика, толку не было. А лепить научился хорошо, хоть на ярмарке продавай, сказал однажды Данис. Шутил, верно, кому нужны пустые игрушки. Если бы миски да кувшины, а то так, птички-свистульки, мужики с топорами да бабы с коромыслами...

Пальцы сами вспомнили движение. Хегор открыл глаза и увидел, что левая рука тоже стала четырёхпалой.

Он смотрел, чувствуя, что вот-вот поймёт что-то важное... А если... Старательно ощупав левую правой, он и представил, будто мнёт глину и тщательно вылепляет...

Кожа поддалась. Хегор в панике глянул...

Последний палец всё ещё был "двойным", но по коже уже появилось разделение, как на мягкой глине. Не переставая "лепить" в своём воображении, он смотрел, и канавка становилась всё глубже, кости чётко вырисовывались под кожей.

Хегор с силой развёл пальцы... они легко разделились, между повисли нити слизи.

— Такими и оставайтесь, — строго сказал Хегор и представил, как ставит заготовку в устье печи, запекая натвердо.

Получилось.

Хегор откинулся на спину и засмеялся с оттенком истерики.

И снова заснул.

Хегор.

Запах багульника.

Чудовища вокруг.

Захвачено особей... Живых... неживых...

Один из высоколобых силуэтов с сияющими глазами приблизился, то было неспешное движение хищника, знающего, что жертва никуда не денется...

Содрогнувшись, Хегор проснулся. В мозаику добавился ещё один кусочек. Память постепенно восстанавливалась. Блазни. Что они с ним сделали?

Пройдёт время, и я вспомню всё, подумал Хегор. Разум будет мне повиноваться так же, как и тело.

Кстати, о теле. Тварь, снова приняв его воспоминания за опасность, принялась что-то делать, но Хегор одной мыслью пресёк это — словно окликнул Сэра Шаррика, и тот виновато поджал пушистый хвост: "ну что ты, хозяин, я просто так гуляю, я и не думал...".

Гудение в мыщцах постепенно сошло на нет. Хегор вдохнул, выдохнул, опять наслаждаясь ощущением невиданной свободы. Он до сих пор не привык к этому.

Ну-ка...

Под его взглядом кожа на груди непотребно вскипела. Сильнее контролируй мысли, визуализация!.. Так, чешую — растворить.

Получилось!..

На коже возникла тончайшая сетка. В такие рубахи он наряжал слепленных мужиков — плотно прижимал кусочек ткани, и получался отпечаток.

— Нет, отделить от тела, — прошептал Хегор.

Кожа-ткань принялась отслаиваться. И порвалась, слишком тонкая, почти прозрачная, как верхняя нежная шкурка берёзовой коры... Хегор велел твари впитать её и сделать снова, уже прочнее и толще.

С третьего раза у него получился кусок почти настоящей ткани размером с ладонь. Получилось что-то вроде кармана на груди. И тут же страшно захотелось есть.

— Стой на месте, никуда не уходи, — он представил закрепляющий огонь, и кожа перестала зудеть, затвердела. Хегор закрутился на месте, разглядывая берега рек, вгляделся в воду. Кислица ещё не поспела... грибы... но больше никакой падали!..

Он сорвал пучок листьев и нерешительно сунул в рот. Не свои зубы мешались, попробовать исправить?..

Вторую горсть листьев он просто задержал в руке, и зелень впиталась в кожу.

Хегор пошёл вдоль реки, срывая листья, попавшиеся ягоды. Задержался у колючего куста и выломал себе крючок. При этом поймал несколько небольших шипов, но выдернуть их не успел — утонули в коже.

Интересно, подумалось вдруг. От щуки чешуя, от кустов — шипы, получится ли шипастая чешуя... Эй, убери немедленно!..

Прорастающее на тыльной стороне рук безобразие вновь спряталось под кожу. Вертя в пальцах крючок, чтобы тело не забрало и его, Хегор думал, из чего сделать леску. Ага, волосяная ползучка, очень кстати она здесь растёт... он сорвал плети ползучего растения и сплёл косичкой. Пойдёт.

Хегор привязал крючок. Оглянулся в поисках подходящей наживки. Серая кобылка вовремя прыгнула на камешник, он поймал...

Руки оказались пусты, только нога кузнечика дрыгалась посреди ладони, быстро погружаясь. Ладно. На юге кузнечиков едят, чуть поджарив. Это ж сколько надо съесть, чтоб насытиться?

Кажется, тварь приняла этот довод, идея пожертвовать малым, чтобы получить нечто большее, ей понравилась. Хегор поймал второго и насадил на крючок, выбрал подходящее дерево, зависающее над заводью.

Клюнуло нескоро, первая добыча сорвалась. Вторая тоже бы ушла, если бы Хегор не свалился в воду, вцепившись пальцами. Небольшой елец бился, как ленок. Хегор сдавил его, почти сплющив, выбрался на берег. Раскрыл ладони.

На руках росли те самые чешуйчатые шипы или шипастые чешуйки, это они позволили так ловко ухватить скользкого ельца. Хегор страшно заспешил, выдрал крючок и откусил рыбке голову, проглотил не жуя, чуть ли не целиком заглотил остаток.

Мало, решил, задумчиво облизываясь.

Крючок был в крови и части рыбьих потрохов. Хегор решил, что это сойдёт за наживку и полез на дерево.

К вечеру он поймал с полудесяток рыбок и тут же съедал их с чешуёй и со всеми потрохами. Каждый раз оставлял только маленький кусочек на наживку.

— Ну, ещё ловить или хватит? — Хегор слез с дерева, сунул последнюю в "карман" на груди. Сел у дерева, смотрел, как крючок и леска ушли в ладонь.

Над рекой носилась очумелая мошкара, рыбка выпрыгивала, хватала. Хорошо, меня не кусают, подумал Хегор, чувствуя, как наваливается сытая дрёма.

Её прервал укол.

Хегор подскочил и хлопнул по плечу, размазав комара. Тут же другой сел на колено. Хегор удержал руку, присмотрелся.

Комар попробовал хоботком прочность кожи, нашарил место, воткнул.

И взлетел... попытался взлететь. Хоботок не выдёргивался, а заходил всё глубже, словно кто-то там тянул за него. А потом и сам комар стал погружаться. На поверхности кожи остались только крылья, они позвенели и втянулись внутрь.

Это ты неплохо придумала, тварь, похвалил Хегор и вообразил, что гладит по загривку нечто неопределённое, мохнато-чёрное.

И тварь... да, точно!.. она махнула хвостом, поняв одобрение человека!..

В деревенских избах хищное растение держат в горшках, чтобы ловило мух и комаров. В его семье, правда, такого не было, запах почти всех цветов заставлял его чихать и задыхаться. Сейчас Хегор сам себе напоминал кусачую росянку, жрущую насекомых. Не домашнюю мелкую, а дикую, возросшую на жирном летнем гнусе и способной даже и мышь сожрать запросто.

Он отстранённо наблюдал, как комары уходят под кожу. Интересно, подумал, глядя на блистающие на поверхности кожи крылышки, если меня комары укусят со всех сторон и влипнут, и все сразу замашут крылышками, — смогут ли они меня поднять?..

Он засмеялся, не чувствуя укусов крылатой мелочи. Его тело продолжало питаться теми, кто прилетел питаться им. И рыба в "кармане" почти совсем растворилась.

Тварь отправила ощущение удовольствия. Падаль лучше, сказала она, рыба хуже — приходится прилагать усилия, чтобы её поймать, а тут сиди себе, пища прилетает сама.

Никакой падали, строго сказал Хегор.

Он откинулся назад, опираясь о ствол дерева, и сосредоточился на "лепке". Постепенно ткань ширилась, он определённо наловчился находить общий язык с тварью!.. Так и с игрушками — первую лепишь полдня, а потом уже по десятку за то же время.

Скоро он оказался "одетым" в длинную рубашку. На плечах и боках она прирастала к телу, но это были мелочи. Комары и мошкара отстали, то ли время их вышло, то ли испугались наконец, то ли он перестал их притягивать.

То ли заняться штанами, то ли ещё порыбачить, подумал он, но напряжённая "лепка" не прошла даром — уснул, сидя в неудобной позе.

Проснулся задолго до рассвета. Туман обвивал стволы деревьев, полз по реке, луна, Солнце Мёртвых, светила тускло. В такие ночи хорошо бродить чудовищам Матери Зверей.

Древний страх коснулся Хегора, он засмеялся, мотнул головой. Встал, не чувствуя холода.

— Я здесь самое страшное чудовище, — доверительно поведал реке и туману. — И я пойду бродить в страшной ночи.