Zemlya za okeanom (14)

В 1862 году высшая американская администрация была гораздо более просвещенной и в общем гораздо лучше, чем администрация любой губернии в Европейской России. Пост генерал-губернатора в продолжение нескольких лет занимал замечательный человек граф Е.В.Путятин, за год до моего приезда в Америку назначенный министром народного просвещения. Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен, как личность, и желал работать на пользу края. Как все люди действия правительственной школы, он в глубине души был деспот; но Путятин в то же время придерживался крайних мнений, и демократическая республика не вполне бы удовлетворила его. Ему удалось привлечь чиновников РАК и окружить себя большею частью молодыми, честными офицерами, из которых многие имели такие же благие намерения, как и сам он...

Когда я приехал в Новороссийск, реакционная волна, поднимавшаяся в Петербурге, еще не достигла столицы Америки. Меня очень хорошо принял молодой генерал-губернатор Воеводин, только недавно заменивший Путятина, и заявил, что он очень рад видеть возле себя людей либерального образа мыслей. Воеводин никак не мог поверить мне, что я по собственному желанию выбрал Америку. Он думал, что меня назначили туда за какую-нибудь провинность. Когда же я его разуверял в этом, он лишь добавил:

— Впрочем, это меня не касается.

Помощником Воеводина был молодой, тридцатипятилетний генерал Кукель, он занимал должность начальника штаба. Будучи одновременно наказным атаманом Американского казачьего войска, сейчас же взял меня к себе адъютантом и, как только ознакомился со мной, повел меня в одну комнату в своем доме, где я нашел лучшие русские журналы и полную коллекцию лондонских революционных изданий Герцена. Они, как и прочая запрещенная литература, доставлялись еврейскими контрабандистами из Калифорнии сразу после издания, с учетом дальней дороги, разумеется.*(5) Скоро мы стали близкими друзьями.

В то время Б.К.Кукель временно занимал пост губернатора Орегонской области, и через несколько недель мы отправились на пароходе на юг, в Ново-Архангельск. Здесь мне пришлось отдаться всецело, не теряя времени, великим реформам, которые тогда обсуждались. Из петербургских министерств присланы были местным властям предложения выработать планы полного преобразования администрации, полиции, судов, городского самоуправления. Все это должно было быть преобразовано на широких либеральных основах, намеченных в царских манифестах...

Кукелю помогали: умный, практический человек полковник К.Ф. Будогосский, старший топограф и член казачьего управления, адъютант военного округа А. Л. Шанявский (впоследствии основатель Московского народного университета), капитан Ново-Архангельского порта Н.Я.Шкот и два-три честных гражданских чиновника. Все они работали усердно, весь день и часто ночи.

-Мы живем в великую эпоху; работайте, милый Друг; помните, что вы секретарь всех существующих и будущих комитетов, — говорил мне иногда Кукель. И я работал с двойной энергией.

Я стал секретарем двух комитетов: для освобождения крепостных и для выработки проекта городского самоуправления. Я взялся за работу со всем энтузиазмом девятнадцатилетнего юноши и много читал об историческом развитии этих учреждений в России и о современном положении их в Западной Европе. Министерства внутренних дел и юстиции издавали тогда в своих журналах отличные работы, относящиеся к обоим вопросам, и я изучал их. Но в Америке не довольствовались одними теориями. Я сперва обсуждал с практическими людьми, хорошо знакомыми с местными условиями и с нуждами края, общие черты проекта, а затем мы вырабатывали его во всех подробностях, пункт за пунктом. С этой целью мне приходилось встречаться с целым рядом лиц как в городе, так и в деревнях. Затем полученные результаты мы вновь обсуждали с Кукелем и Будогосским. После этого я составлял проект, который снова, тщательно, пункт за пунктом, разбирался в комитете. Один из этих комитетов — для выработки проекта самоуправления — состоял из архангелогородцев, выбранных всем населением города. Короче сказать, наша работа была очень серьезна. И даже в настоящее время, глядя на нее в перспективе нескольких десятилетий, я искренно могу сказать, что, в немалой степени благодаря тому скромному плану, которые мы тогда выработали, американские города имеют теперь совсем другой вид, чем сибирские.

С крепостными нам удалось разобраться очень быстро, хотя законы об освобождении крестьян в России этому не благоприятствовали. Было их по Американскому генерал-губернаторству всего около трех тысяч душ. Все, почти, бывшие рабы индейцев племени чероки, лет двадцать назад перешедшие в русское подданство... Наиболее развитые из индейских племен они смогли взять от европейской цивилизации лучшее и установили у себя правительственную систему по типу существующей в Соединенных Штатах, основав Верховный Суд Чероков, издав писанные законы и приняв свою конституцию. В договоре, определявшем условия их перехода в русское подданство, представители Нации Чероки особо указывали на сохранении их демократических прав. К сожалению вместе с лучшими сторонами цивилизации чероки восприняли и худшие, в частности — рабство...

Для передовых людей было очевидно, что следствие высокого выкупа, назначенного за землю, освобождение означает для крестьян полное разорение. Личные обязательства крестьян к помещикам кончились 19 февраля 1863 года. Затем следовало выполнить очень долгую процедуру установления добровольного соглашения между помещиками и крепостными относительно величины и местонахождения надела. Размер ежегодных платежей за наделы (оцененные очень высоко) был утвержден правительством по стольку-то с десятины. Но крестьянам приходилось еще платить дополнительные суммы за усадебные земли, причем правительство определило лишь высшую норму; помещикам же предоставлялось или отказаться от дополнительных платежей, или удовольствоваться частью. Что же касается выкупа наделов, при котором правительство платило помещикам полностью выкупными свидетельствами, а крестьяне обязаны были погашать долг в течение сорока девяти лет взносами по шести процентов в год, то эти платежи не только были чрезмерно велики и разорительны для крестьян, но не был определен также срок выкупа. Он предоставлялся воле помещика, и во многих случаях выкупные сделки не были заключены даже через двадцать лет после освобождения крестьян...

Так, например, та земля, которую отец мой, предвидя освобождение, проќдавал участками по одиннадцати рублей за десятину, крестьянам ставилась в сорок рублей, то есть в три с поќловиной раза больше. Так было везде в нашей округе. В тамбовском же степном имении отца мир снял всю землю на двенадцать лет, и отец получал вдвое больше, чем прежде, когда землю обрабатывали ему крепостќные. Для многих помещиков освобождение крестьян окаќзалось в сущности выгодной сделкой. А в Америке освобождение пришло к крестьянам с выгодой.

Помещики-чероки, знавшие об освобождении рабов в соседних Соединенных Штатах, охотно отдавали своим бывшим крепостным половину надела, с условием, что вторую половину они будут обрабатывать исполу. При том, что и раньше почти вся "барская" земля обрабатывалась на оброке, а средний размер такого надела в плодородной Виламетской долине равнялся 22-м десятинам. Все это потому, что не было недостатка в свободной земле и многие племена бесплатно давали ее искусным земледельцам, а кредит в Америке тогда был дешев и доступен. Таким образом, крепостные, желающие начать вольную жизнь на новом месте, очень легко могли это сделать. Но большинство освобожденных негров предпочло остаться на своих старых наделах. В несколько лет они выкупили землю и до сих пор (1897г. — А.Б.) процветают...

Реформа городского самоуправления заняла куда больше времени.

Земскую и судебную реформы ввели в России в 1864 и 1866 годах, но они были готовы еще в 1862 году. Кроме того, в последний момент Александр II отдал предпочтение плану земской реформы, выработанному не Николаем Милютиным, а реакционною партией Валуева по австро-немецким образцам. Затем, немедленно после обнародования обеих реформ, значение их сократили, а в некоторых случаях даже уничтожили при помощи многочисленных "временных правил". В Америке же ход реформ не походил на российский или сибирский.

Установление государственного правления на бывших землях РАК, как это часто у нас бывает, на бумаге выглядело очень стройно.

Из-за недостаточного для губерний населения и территорий слишком больших для округов, генерал-губернаторство делилось на области во главе с военными губернаторами. Четыре разместились в Америке — Северная (Аляскинская), Московская, Орегонская и Южная, а в Азии две — Приморская и Амурская. Военный губернатор Орегонской области был одновременно и наказным атаманом казачьего войска.

Области имели упрощенное правление, сокращенный штат чиновников и делились на округа, а те — на волости и инородные управы. Но даже на сокращенный штат чиновников в генерал-губернаторстве не хватало...

Чиновников Руско-Американской компании не особо занимали нужды колониальных граждан, как именовались постоянные жители колоний не находящиеся на службе РАК. Поэтому им пришлось самим побеспокоиться об организации своего общежития. А так как большинство колониальных граждан составляли евреи и они же были самой сплоченной группой, самочинное самоуправление приняло форму кагала. Я застал еще эту организацию, удивительно целесообразную и разумную...

Кагал избирали на три года прямой жеребьевкой (как правило, в третий день еврейской Пасхи) выборщики, к которым относились все способные вносить городской налог. В 1862 году налог в Ново-Архангельске составлял 70 американских рублей, что равнялось 110 руб.сер. Во главе кагала стояло четверо старшин (рашимы), которые вместе с тремя почетными членами (товимы) составляли правомочную коллегию кагала, решавшую все общественные дела. Это руководство кагала именовалось "семеро нотаблей города" (шитов). Рашимы по очереди состояли в течение месяца в должности парнаса, то есть главы и казначея кагала. Выборные лица (так называемые действительные члены, еще семь человек), которые участвовали в совещаниях кагала, но не обладали исполнительной властью, именовались манхигимы. Из них выбирали заместителей отсутствующих членов первой категории. Помимо членов кагала, выборными были также попечители благотворительности и школ (габбаи), контролеры (роэй хешбон), управляющие (мемуннимы), выполнявшие многочисленные функции, и, наконец, судьи (даяны). При кагале состояли судебные исполнители (шаммашимы). Кроме сбора податей и заведования общественными учреждениями, кагал наблюдал за торговлей, за правильностью мер и весов, за чистотой улиц, регулировал право аренды, взаимоотношения работников с нанимателями и множество других повседневных вопросов.*(5)

При этом сугубо религиозные вопросы были объявлены вне компетенции кагала и в городском самоуправлении могли принимать участие граждане всех вероисповеданий. В 1863 году из 24-х членов новоархангельского кагала только девять были евреи. Например одним из рашимов был отец Федор, молодой священник, умный, независимого образа мыслей (такие иногда встречаются). Избирались так же и женщины. В те годы габбаем была Е.П.Ротчева смотрительница Институт благородных девиц и хозяйка самого влиятельного в Ново-Архангельске "салона".

... То есть в этих кагалах, как в идеальных, по мнению Аксакова, земствах, могли "соединиться два начала... начало общины и начало личности... Взаимный союз двух стихий... залог богатого будущего."*(6)

Не имея никаких указаний из Петербурга и не зная, какая земская реформа будет в конце-концов принята, мы пошли самым простым путем, открыв "Свод законов Российской империи", где и нашли все необходимое для нашей "провинциальной реформы". Основой ее стали "Учреждение для управления губерний" 1775 года и "Жалованная грамота городам" 1785 года.

Согласно этих законов практически все коллегиальные губернские и уездные учреждения по своему составу должны были быть выборными, а из чиновников состоять только штаты губернского правления и трех палат суда (казенной, уголовной и гражданской). Выборные из дворян, горожан и " лично свободных сельских обывателей" должны были заседать в сословных губернских и уездных судах, открытых для каждого из этих сословий. Для опеки над сиротами и вдовами созданы два сословных учреждения: дворянская опека во главе с уездным предводителем дворянства и сиротский суд под председательством городского головы. В приказе общественного призрения, ведавшего делами благотворительности, общественного здравия и образования, под председательством губернатора должны были заседать по два представителя от дворянства, граждан (купцов) и крестьян.

Во время пребывания в должности все служащие по выборам должны были считаться состоящими в чинах: от 7-го класса (предводитель дворянства и дворянский заседатель совестного суда) до 14-го (городские ратманы и старосты в посадах).

В городах насчитывалось шесть избирательных разрядов: настоящие городовые обыватели, гильдии купеческие, иностранные и иногородние купцы, именитые граждане и посадские. Выборы должны были проводиться раз в три гида по каждому разряду отдельно. Вначале гласные общей городской думы (распорядительный орган), которые уже из своей среды должны были выбирать по одному человеку от каждого разряда в шестигласную думу (исполнительный орган).

Закон создавал еще одно выборное учреждение — собрание городского общества, в котором могли участвовать только люди состоятельные, не ниже купцов 2-й гильдии. Это собрание должно было избирать всех должностных лиц города: голову, бурмистров и ратманов магистрата, судей совестного и торгового суда и пр.*(7)

Таким образом "Жалованная грамота" создавала все условия для превращения городов в самоуправляющиеся общины, но русское общество настолько не было готово принять эти идеи, что когда в 1840-е годы вновь встал вопрос об участии дворян в городском управлении, законодателям пришлось доказывать, что такое право они получили еще в 1785 году.

Некоторую роль в этом сыграла законодательная неопределенность сферы деятельности городских дум. Функции городского самоуправления уже были распределены между городовым магистратом (сбор налогов), приказом общественного призрения и управами благочиния (городское благоустройство). Но главной причиной провала этих законов стала неспособность общества к совместной деятельности и вековой страх перед каждым чиновным лицом и казенным учреждением. Понятие "градское общество", включавшее все городское население, исчезло не только из русской городской практики, но и из законодательства, причислявшего к нему только купцов, мещан и ремесленников...

Здесь же, эти новые американцы действительно отличались большою самобытностью и большою независимостью. Но также и отсутствием разделения на вожаков и рядовых объяснялось то, что каждый из членов федерации стремился к тому, чтобы самому выработать собственный взгляд на всякий вопрос. Здесь люди не представляли стада, которым вожаки пользовались бы для своих политических целей. Вожаки здесь просто были более деятельные люди, скорее люди почина, чем руководители. Способность их, в особенности средних лет, схватить самую суть идеи и их уменье разбираться в самых сложных общественных вопросах произвели на меня глубокое впечатление. "Положение" было большой и тяжело написанной книгой. Я затратил немало времени, покуда понял ее. Но когда раз новоархангельский мемунним Перчик пришел ко мне с просьбой объяснить ему одно темное место в "Положении", я убедился, что он отлично разобрался в запутанных главах и параграфах, хотя и читал-то далеко не бойко.