Рок-тайм или Патлатая трагедия

Сколько продолжался этот "миг", сказать трудно — наверное, не больше минуты. Когда я поднялся, все четверо активно метелили Леху. Я мельком увидел поодаль несколько человек из нашего класса, в том числе и Федю: они молча, не вмешиваясь, наблюдали за происходящим.

Я выругался и снова кинулся в драку.

Победа оказалась на стороне врага. Напоследок мы, уже лежа, получили несколько ударов ногами по ребрам — не очень сильных, но достаточно болезненных для нашего самолюбия. После чего противник удалился в блеске славы.

У меня текла из носа кровь, а вся левая сторона лица горела как в огне. Мимо прошли наши одноклассники. Федя подошел ко мне и, не говоря ни слова, помог подняться. Леху все игнорировали. Я посмотрел на него: Лехина губа пострадала вторично, бровь над правым глазом была рассечена.

Я сплюнул сгусток крови и сказал:

— Все, пора перестать валять дурака! Или ты не согласен?

Леха мрачно кивнул в ответ.

— Пошли!

Я примерно знал, где живет Вовчик. В тот район мы и направились, — Вовчика стоило взять врасплох, пока он в эйфории победы утратил бдительность. Нам повезло: мы встретили пятиклассника — "шестерку" Вовчика, и при помощи затрещины и пары пинков быстро выяснили, где живет Вовчик.

Леха и я укрылись по соседству за забором стройки. Часа через два Вовчик вышел из подъезда с хозяйственной сумкой и, насвистывая, направился к булочной. Победа далась ему нелегко: под его правым глазом намечался приличный фонарь.

— Пошли, организуем ему симметрию! — предложил я, и мы преградили дорогу Вовчику.

Он явно не ожидал нападения и в растерянности остановился: я быстро зашел сзади, отрезая ему путь к отступлению.

— Что ты так шустро усвистел? — спросил его Леха. — Мы ведь не закончили разговор!

— Двое на одного, да? — пробубнил Вовчик. — Нечестно это!

— Почему? — удивился Леха. — То же соотношение, что четверо на двоих. Так что — продолжим дискуссию!

Вовчик попытался ударить первым, но я толкнул его в спину, а Леха встретил его ударом головы в переносицу. Вовчик упал на колени, держась за лицо руками. Я поднял его за волосы: Вовчик завыл и открыл лицо, — Леха ударил его, метя в левый глаз. Вовчик упал прямо в лужу.

— Пошли? — спросил меня Леха.

— Погоди! Чуть не забыл! — я подошел к вылезающему на четвереньках из лужи Вовчику и от души саданул его ногой под ребра. Вовчик скорчился от боли и повалился обратно в лужу.

— Ну, вот! — удовлетворенно сообщил я. — Теперь мы квиты!

И мы быстренько отвалили: все-таки это был двор Вовчика.

На следующий день перед последним уроком я заметил подозрительное скопление незнакомых парней в школьном дворе, — их было человек двадцать. Возле них ошивался Вовчик, гневно светя расцветающими под глазами фонарями.

— Видал? — спросил я Леху. — По нашу душу!

— Пойду, у трудовика ножовку одолжу, — предложил Леха. — Выпилим решетку в туалете и отвалим потихоньку. А там что-нибудь придумаем!

Я согласился.

Но пилить решетку не пришлось: после урока толпа вдруг исчезла. Недоумевая, мы с Лехой стояли у окна, тщетно высматривая карательный отряд: он как сквозь землю провалился!

Ко мне подошел Серега Багров и отвел меня в сторону:

— Идите спокойно, — сказал он. — Вовчик увел своих.

— Почему? — удивился я.

— Федя сказал Вовчику: тронешь Мироныча — убью! — усмехнулся Серега.

Так и закончилось! Лехе удалось отстоять свое место в иерархии, но Федя историю с "Орленком", видимо, ему так и не простил.

И вот, сегодня он решил воспользоваться случаем и еще раз наехать на Леху.

Федя сграбастал Леху за грудки и грозно спросил:

— Ну, что — к Заразе бегал и сдал нас, гад?

— По себе судишь, что ли? — не остался в долгу Леха. — Я в жизни никого не заложил! И никогда никого не заложу! Понял? И руки убери — своих шестерок лапай, понял? А то без рук остаться недолго!

— Хамишь, сука? — изумился Федя, и хотел съездить Лехе по роже, но Серега ухватил его за руку.

— Ладно, хватит! Никого он не заложил — и не зало-жит!

— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросил Федя.

— Серега прав! — вмешался Ленчик. — Если бы он со-бирался кого-то заложить, то не потащил бы с собой Ми-роныча. Предательство — дело деликатное, и не терпит свидетелей!

— Ладно, заглохни, — психолог! — недовольно сказал Федя. Ему явно хотелось подраться.

Ленчик почему-то обиделся на "психолога" и провор-чал:

— Ну да, правильно — как контрольные списывать, так Ленчик, а как умную вещь скажешь, так — психолог! Я у тебя в шестерках не хожу, чтобы ты на меня покрики-вал!

— Тьфу, связался тоже! — плюнул в сердцах Федя и с сожалением отпустил Леху.

— Ладно, свободен пока! И ты, Мироныч, иди, но смотрите — я хоть и справедлив, но суров!

— Спасибо, благодетель! — с иронией отозвался я.

— Не, я щас кому-то точно втоплю! — повернулся ко мне Федя, но Серега ухватил его за плечи и потащил прочь, уговаривая по дороге:

— Ну, чего ты завелся? Предупредил, — и ладно! Они теперь оба под подозрением, в случае чего — пусть на себя пеняют!

— Козлы! — проворчал им в след Леха.

— Заткнулся бы ты! — посоветовал ему я. — И козел здесь только один — ты! Ну, чего ты добился? Теперь все на нас коситься будут! Кстати, а коробку с кактусами ты куда дел?

— У двери оставил, — угрюмо ответил Леха. — Не мог я ничего сказать, понимаешь, — как позвонил в дверь — все слова из башки вылетели!

— Во-во, а Зараза коробку, небось, открыть боится — думает, что там бомба! — съехидничал я.

Леха промолчал. Потом вдруг остановился и повернулся ко мне:

— Ты прав — любое дело надо доводить до конца! Мироныч, я тебя как друга прошу: если я еще какое дело до конца не доведу — дай мне в рожу, ладно?

— Я охотно тебе прямо сейчас съезжу — авансом! — в сердцах предложил я.

— Я не шучу! — серьезно сказал Леха, и я понял — не шутит.

* * *

Вот этот случай я и вспомнил, когда завертелась вся эта история с "патлатой трагедией": Леха держал слово и отступать не собирался. Железная Люба, впрочем, — тоже!

Так что единственный шанс — сыграть на нерушимом прагматизме Червонца. Именно поэтому мы с замиранием сердца ждали, что скажет Червонец — неспро-ста он так вот вдруг посетил наш класс!

— Я долго вас не задержу, буквально — пять минут, — сообщил Червонец. Все настороженно замерли.

— Хочу поздравить ваш класс с радостным событием! Ваш товарищ, Попов Алексей, официально допущен к уча-стию в городском конкурсе комсомольско-молодежной песни, — торжественно объявил Червонец. — Поздравляю вас всех и лично Алексея!

Вздох облегчения еле слышно пронесся по классу; только особо тупые недоуменно переглядывались.

— Алексей будет исполнять песню про замечательного человека, выдающегося революционера и деятеля мирового коммунистического движения Эрнесто Гевара Серна! — тор-жественно сообщил Червонец, пристально глядя на Леху. Мы все раскрыли рты от изумления, — даже наш местный эн-циклопедист Ленчик Капустин не знал полного имени Че Гевары!

— Кстати, именно для успешного создания сцениче-ского образа Че Гевары я разрешил Алексею отрастить во-лосы до необходимой длины, — как бы между делом сообщил Червонец. — Разумеется, по окончании конкурса он сде-лает нормальную короткую аккуратную стрижку! Я считаю необходимым подчеркнуть это, поскольку некоторые уче-ники начали потихоньку отращивать волосы. Я напоминаю вам, что это категорически запрещено и виновные будут серьезно наказаны — вплоть до исключения!

— Пал Палыч, а почему мы не можем носить такую же прическу, как Че Гевара? — спросил дотошный Ленчик.

Однако Червонца было невозможно застигнуть врасплох. И он снисходительно и терпеливо объяснил Ленчику, — так объясняют маленькому ребенку, почему нельзя пить воду из лужи:

— В походных условиях, в горах и джунглях, партизанам тяжело поддерживать определенный уровень быта, поскольку парикмахерских там нет. У нас же с парикмахерскими дело обстоит замечательно, так что — милости прошу! Вопросы есть? Вопросов нет. Очень хорошо. Тогда все!

Червонец повернулся и пошел к выходу, но я чувствовал, что это еще не все — Червонец все важные вещи говорил в конце, как бы между делом. Так оно и получилось!

Уже в дверях Червонец остановился и, полуобернувшись, бросил:

— Да, вот еще что... Попов, Веселова и Миронов — зайдите ко мне на минуту. У меня есть небольшой вопрос по протоколу собрания!

Ну, конечно, так мы и поверили! Червонцу протокол комсомольского собрания до фени! Нет, тут что-то другое!

Когда мы втроем зашли в кабинет директора, он задумчиво смотрел в окно. Увидев нас, Червонец уселся в кресло и сказал сердито:

— Что это вы там наплели? Тебе что, Попов, Маркса мало? Теперь еще и за Че Гевару решил взяться?

— Ну, как же, Пал Палыч! — выразил удивление Леха, — Вы же сами говорили, что к конкурсу песни надо отнестись ответственно — вот я и решил исполнить песню про замечательного...

— Да что это тебе, детский сад, что ли? — раздраженно спросил Червонец. — Мы уже заявили совсем другую песню! И потом, — если уж тебе ближе революционная тематика, то спел бы песню про Котовского или, там... про Чапаева!

— Да как же вы не понимаете! — разгорячился Леха, — Ведь Че Гевара — наш современник, он жил в одно время с нами, дышал тем же воздухом, что и мы! А что он чувствовал? Чем он жил? Кому, как не нам, его современникам, понять его и спеть про это? Но почему-то никто не написал про него песню! И я решил это сделать сам!

— Только не говори, что ты собираешься петь песню собственного сочинения! — поднял руку Червонец. — Это абсолютно неприемлемо!

— Но почему? — поразился Леха. — Вот я вам сейчас напою — эх, жалко, гитары нет...

— Песня должна быть написана членом Союза писателей, а музыка — членом Союза композиторов! — объяснил Червонец. — Иначе нас могут просто не допустить к конкурсу!

— Да, за месяц я, пожалуй, не успею! — озабоченно почесал в затылке Леха.

— Что не успеешь? — не понял Червонец.

— В Союз композиторов не успею вступить! — пояснил Леха. — Союз писателей — это еще куда бы ни шло, но в Союз композиторов — нет, не успею!

Менее выдержанный человек давно бы выгнал Леху за его дурацкие шуточки, но Червонец только поморщился и недовольно произнес:

— Все шутки шутишь, а вопрос очень серьезный — мы не можем, просто не имеем права пропустить столь ответственное мероприятие!

Он встал и подошел к окну. Потом повернулся и сказал Лехе:

— Вообще-то, мне нравится твоя идея насчет песни про Че Гевару, хотя я прекрасно осведомлен об истинных причинах появления этой идеи!

Леха хотел что-то сказать, но Червонец прервал его:

— Не надо лишних слов! Если ты полагаешь, что на этом твой конфликт с Любовью Тимофеевной завершился, то ты глубоко ошибаешься! Впрочем, об этом поговорим в другое время: как говорят англичане — "Don't trouble trouble till trouble troubles you"!

Я был потрясен, — наш Червонец по инглишу чешет не хуже "англичанки"! Потом я случайно узнал, что Червонец выписывал в записную книжку разные афоризмы, крылатые выражения и выучивал их, чтобы блеснуть при случае интеллектом. Именно в силу этой привычки он и слыл очень образованным человеком с широким кругозором. Я заимствовал эту полезную привычку и она помогала производить впечатление на девушек — ну, конечно, не только на девушек, но — что может быть в молодости важнее девушек!

Успешно подавив нас интеллектом, Червонец сказал Лехе:

— У меня есть один знакомый композитор. Завтра заедем к нему, поговорим — что он посоветует.

Потом он повернулся к нам с Ируськой и сказал:

— А вы теперь в одной связке с ним. Посмотрим, сумеете ли вы пройти до конца вместе!

Тогда я не понял, что Червонец имел в виду. А он в своей обычной манере посоветовал Лехе, между делом, когда тот был уже в дверях:

— Да, Алексей! Ты захвати, на всякий случай, свои стихи. Ну и гитару, конечно!

Леха продолжал чудить — он высказал желание, чтобы я поехал с ним.

— Зачем? — удивился я. — Что мне там делать? Ведь это тебя собираются смотреть, слушать и обнюхивать! Да и Червонец будет возражать! Не поеду я!

— Ты мне друг или — кто? — спросил Леха.

— Ask! — ответил я. — Конечно, я — друг, но...

— Тогда никаких "но"! — решительно заявил Леха. — Вперед!

Что мне оставалось делать? И, вот, после уроков я стоял в условленном месте вместе с Лехой и чувствовал себя в роли приглашенного на светский прием биндюжника — короче говоря, полным идиотом!

Наконец, подкатил Червонец на своем желтом ушастом "Запорожце". Остановившись, он театральным жестом распахнул правую дверцу. Леха откинул спинку переднего сиденья, чтобы я мог просочиться на заднее.

— На переднее садись! — сказал Лехе Червонец.

— Мироныч поедет с нами! — сообщил Леха.

— Я думаю, что у Миронова есть другие дела! — интеллигентно послал меня Червонец и подковырнул Леху:

— Или ты боишься один ехать?

— Я без Мироныча не поеду! — упрямо заявил Леха.

— Ну, ладно — раз так, — вздохнул Червонец. — Залезай, Миронов! Будешь за группу поддержки!

Червонец никогда не ограничивал нас в мелочах. Это было его жизненным кредо: если хочешь, чтобы люди тебя любили — никогда не ограничивай их в Мелочах, и тогда они с легким сердцем простят тебе ограничения в Главном!

Композитор жил, как и следовало ожидать, в большом композиторском доме в стиле "сталинский модерн" — широкая гулкая лестница с двумя параллельными маршами и старый скрипучий лифт с зеркалом и диванчиком, обитым потертым малиновым плюшем. Лестничные площадки были огромными, с таким количеством ниш и закуточков, что там спокойно мог оперировать целый партизанский отряд.

Композитор оказался коренастым лысеньким мужиком, довольно живым и жизнерадостным на вид. Он радостно облапил Червонца и бодро пожал руки нам с Лехой.

— Проходите ко мне в кабинет — сначала "Чайковского" погоняем!

— В смысле — Чайковского сыграть надо? — не понял Леха. Он всегда в незнакомых компаниях чувствовал себя стесненно и, казалось, внезапно тупел.

— В смысле — чаю попить! — улыбнулся композитор.

— Да нет, что ты! — замахал руками Червонец. — Мы уж как-нибудь на кухне чаю выпьем!

— На кухне как раз и нельзя — там у меня поэт-песенник в творческий процесс погружен! — сообщил композитор.

— А почему — на кухне? — удивился Леха.

— Потому, что там на двери задвижка со стороны коридора. Я его на кухне запираю, пока он мне слова к новой песне не напишет. А то ведь сбежит — молодой, погулять охота! А аванс уже прогулял — вот и сидит, пишет! — доходчиво пояснил композитор.