А мадам Габриэль ("Коко") Шанель на вопрос ответила не сразу, как бы вспоминая, а потом слабо улыбнулась своим мыслям и сказала.
— В нем, действительно, всегда было что-то пугающее. И тогда, и, я уверена, — теперь. Угроза, которую чувствовали практически все. Но только не по отношению ко мне. Мы довольно много работали вместе, и в моем присутствии он буквально светился, а относился ко мне воистину по-рыцарски безупречно. Нет. Хотя я и была-то всего-навсего в четыре раза старше, между нами ничего такого места не имело. Для этого он был слишком старомоден. А если серьезно, то, думаю, подобные люди рождаются не в каждом поколении. Я называла его "Малышом", и он не обижался, хотя был горд, как апаш, и кого угодно другого за подобное мог попросту зарезать... но уважать его я начала на втором часу знакомства. Нимало не сомневалась, что мой Малыш вырастет большим, и только боялась спугнуть удачу... по-русски это называется "сглазить"... но вот того, что большим НАСТОЛЬКО, разумеется, не ожидала.
Он не был настроен давать интервью, и, понятное дело, в полной мере преодолеть этого было никак нельзя. Он сказал, как говорят в ответ собственным мыслям, что поневоле возникают на похоронах близкого человека. Особенно если жизнь его в высшей степени достойна подведения итогов.
— Способ, которым она жила, опередил свое время лет на сто. Те методы решения жизненных проблем, которыми она пользовалась каждый день, человечество должно было сто лет искать и оттачивать, чтобы потом сделать принадлежностью избранных. Тех, кто потом сможет вести за собой остальных. Мне кажется невозможным, чтобы все это сделал один человек за одну-единственную жизнь. При любой мере таланта. Она пользовалась инсайдерской информацией из Будущего. Ее собственная свобода, ее поиски свободы для других, неслыханная эффективность и организация ее собственной работы, безошибочность любых начинаний попросту не могли возникнуть и расцвести в наш жестокий век... Простите, господа, любые дальнейшие речи сегодня кажутся неуместными...
За шесть лет своего пребывания в Советском Союзе Габриэль, подобно сверхэнергичной частице в пузырьковой камере, оставила целый шлейф модельеров и ателье, которые можно было бы по-хорошему считать Домами Моды, но так далеко советское руководство все-таки не решалось заходить. Для того, чтобы советское руководство свыклось с мыслью о том, что в стране Советов может существовать, — Модная Индустрия!!! — должно было смениться, по меньшей мере, поколение политиков. Может, вам еще и модные журнальчики?!! Ателье не поддерживались сверху, но и не прессовались лишнего, одиозного названия не было, и власти махнули на них рукой, потеряв хорошие деньги и важный рычаг идеологического влияния. А, может, и не потеряв: попытки российских властей руководить искусством и литературой исторически не шли на пользу ни искусству, ни властям, а тут люди работали себе и работали. Старались, учили молодежь, в их ряды вливались талантливые девочки и даже мальчики. Идей было много, причем большинство из них реализовывалось и тут же "обкатывалось" на заказчиках. С другой стороны, могло выйти и так, что с толковой государственной поддержкой Москва стала бы одним из центров мировой моды лет на пять — на шесть пораньше.
Сильной стороной крупнейших ателье было исключительное по тем временам оборудование, роскошные по тем временам ткани и неограниченный выбор аксессуаров с фурнитурой: как правило, все это богатство фабриковалось прямо на месте. Изделия ателье тех времен, своеобразных мини-фабрик одежды, сохранившиеся до сих пор в иных "бабушкиных сундуках", и по сю пору поражают неимоверной прочностью, добротностью и чистотой работы, но, на современный вкус, кажутся какими-то уж слишком монументальными, лишенными очаровательного легкомыслия.
Слабой стороной, понятное дело, было совершенно недостаточное на первых порах общение модельеров с зарубежными коллегами и прямое отсутствие нормального профильного образования. Поработав в СССР года четыре, Габриэль сочла свою миссию здесь исполненной и обратилась к Сергею Борисовичу. Так ей было удобнее.
— Малыш, здесь я сделала все, что могла, и теперь была бы полезнее для вас, работая во Франции. Попроси начальство, пусть замолвят словечко перед Парижем. Что, право, за глупости...
Словечко — замолвили: никто и не пикнул, когда Габриэль вернулась, наконец, домой. Никто и не вспомнил о ее "коллаборационизме", но восстанавливать позиции в модном бизнесе ей пришлось как бы ни два полных сезона.
Крепко помогли поставленное в счет заработанного (и подаренное, не без того) оборудование, мастера-наладчики Маша и Света, постоянные доходы с арлоновых чулок и колготок, а также прямые, без пошлины (попробовали бы только!) поставки из Союза пряжи, тканей и фурнитуры.
Ее товаром, вполне окупающим любые затраты, была инсайдерская информация: кому, как не ей, было знать, что БУДЕТ модным в этом сезоне весной, а что — осенью.
Но все это было несколько попозже. Пока же "тряпки", — такая, казалось бы, мелочь, когда мирное время и их вдоволь, — внесли неоценимый вклад в оживление экономической жизни в Европе. В то, чтобы ее замерший, заржавевший механизм со скрипом провернулся, совершил оборот-другой, да и начал потихоньку набирать ход.
Из материалов "Комиссии по инвентаризации"
— Вот, Петр Леонидович. Собственно, здесь и есть мое основное рабочее место. На котором я теперь бываю все реже и реже.
Из-за маски голос Сани слышался непривычно глухо.
— Тут и вообще не слишком много людей. На такие-то площади.
— Совершенно достаточно. Каждый лишний человек здесь представляет собой непростую проблему из соображений чистоты. Тут все до предела автоматизировано... в определенном смысле.
— Не вижу признаков такой уж автоматизации.
— Она у нас довольно своеобразная. Тихая. Можно сказать — совсем бесшумная. Я объясню так подробно, как вы только захотите, но это не быстрое дело.
Капица — кивнул. Чутьем опытного экспериментатора он безошибочно определил, где кончилась сложная шлюзовая зона, и где начались собственно производственные площади. Чутьем, — потому что окружающее было до головной боли непонятно и почти не вызывало каких-либо ассоциаций. Если спрашивать обо всем, что непонятно, то рта не закроешь. Нужно начинать с того, в чем сам более-менее ориентируешься, и так, с краешку, двигаться дальше. Единственный способ что-то понять и при этом самому не показаться идиотом.
— Петр Леонидович, мы с вами договаривались, что образец вы принесете по своему выбору... Это что у вас?
— Просто-напросто вольфрам. По возможности, чистый.
— Без подвохов? Можно и с подвохами, только будет чуть дольше.
— Без. Сейчас нужно самое общее впечатление. Уточнения оставим на потом.
— То, что вы увидите, это лабораторные условия. На производстве за подобными операциями не понаблюдаешь: незачем. При такой вот демонстрации безупречного изделия не выйдет. Это уровень примерно десятилетней давности, то, с чего начинали.
Когда он включил ток, мутная жидкость, в которую был погружен кубический сантиметр вольфрама, устремилась к нему и как будто бы впиталась в его поверхность. Пара секунд, и металл превратился в блестящую каплю, сплющенный шарик на манер ртутного, только не такой блестящий.
— Вот видите. Она совершенно холодная. Точнее, — градусов на пять-шесть теплее температуры воздуха. Чем больше объем такой "капли", тем меньше разница. Можно практически традиционное литье, только стенка формы с избирательной проницаемостью. Самый очевидный способ, примитивный, но и сейчас используется для производства нормалей, в массовом производстве. Следующей была зонная кристаллизация, на тех же принципах, что и классический электролиз. Мы используем и "прямую" схему, "осаждая" металл, и "обратную", когда избирательно убираем... комплекс, разрушающий кристаллическую решетку. Обратная позволяет добиться изготовления изделий с гораздо большей точностью. Процесс, в общем, напоминает действие ртути, растворяющей многие металлы с образованием холодных расплавов-амальгамм. Только тут идет затрата энергии.
— И, если выключить ток...
— Вольфрам кристаллизуется от центра к периферии, изгнав "растворитель" и превратившись в этакий шарик. Он будет незначительно, но достоверно плотнее исходного образца. Какие-то доли промилле. Заметно прочнее на разрыв, хотя твердость остается прежней. В массовом производстве в пределах одной закладки изготавливается набор деталей из одного материала. Это проще. Но, при необходимости, можно сделать в одной закладке полный комплект деталей для какого-нибудь механизма, состоящих из нескольких материалов. До десятка и более. И, что куда важнее, можно формировать сложные изделия, состоящие из многих материалов, без сборки. Расчет, подготовка, создание программы для каждого такого устройства дело непростое, иногда долгое, но, однажды разработав, можно повторить в любой момент без затруднений. У нас сложился целый архив наработок. Тут подкупает то, что совершенно, вроде бы, разные изделия делаются на одном комплекте оборудования. Более сложном, но только одном.
— Подождите. Об этом чуть позже. Превращение твердого тела в жидкость достигается дозированным переносом квантов в связи кристаллической решетки. Не больше — не меньше, а столько, сколько нужно. Тогда, с вашего позволения, два вопроса. Эти ваши "комплексы", — они накапливают энергию и выдают ее потом в виде кванта с фиксированной энергией? И: подобные процессы, получается, возможны и с неметаллами?
— С любой керамикой мы только так и работаем. Особенность этой группы методов в том, что нам, зачастую, проще делать именно то, что другими способами не сделаешь. Или делать приходится с очень большой морокой и не очень хорошо. Монокристаллы. Бездефектные нити. Вообще что-нибудь простого состава и с минимумом неоднородностей. Лосев утверждает, что собрал все двухкомпонентные полупроводники, которые когда-нибудь вообще будут иметь применение. Теперь работает с точным легированием и, параллельно, переходит к каким-то гетероструктурам.
— Я понял, понял, — тон ученого был необычно холодным, — то есть, например, стволы ваших карабинов сделаны из стали, которая сталью, вообще говоря, не является?
— По качественному анализу, — Берович вздохнул, разговор нравился ему все меньше и меньше, — это, безусловно, сталь. Практически той спецификации, которую требуют. Но по структуре каждый ствол есть продукт индивидуальной кристаллизации, с регулярной структурой и регулярным же распределением всех добавок. Как в Дамаске ковали мечи каждый — отдельно. Отсюда прочность на разрыв, которая прежде была попросту невозможна, и еще значительно повышенная износостойкость. Повышенная теплопроводность и теплоотдача, и в результате ствол гораздо лучше остывает. Нам это УДОБНЕЕ. Технологичнее, легче. Лучше ложится на отработанные процессы. А насчет квантов... Видите ли, я ведь только недавно узнал общепринятую терминологию, да и то далеко не всю. Обходился доморощенной. А так — да. Одинаковые комплексы дают и поглощают одинаковые кванты. Это само собой. Поэтому-то и раствор холодный, что излучения наружу почти нет, ток требуется только на компенсацию небольших потерь.
— Не дорого выходит?
— Игра стоит свеч. Во-первых — энергозатраты во много раз ниже. В массовом производстве одно это окупает всю мороку. А во-вторых, — вольфрамовое изделие можно отлить в форме, к примеру, из картона. Никакой особой защиты для персонала, и уже одно это резко повышает и качество, и производительность, а капитальные затраты снижает на порядок. И совершенное производство с нуля можно развернуть гораздо быстрее. По факту в последнее время отливаем в "активные формы" ну, — такой... Студенистой консистенции. Гель называется. Гель солей кремниевой кислоты. Хорошая, чистая поверхность, загрязнений ноль, но, повторяю, любое литье, — когда изделие простое и к нему нет особенных требований. Уже восемь лет назад я отказался от него, например, при изготовлении деталей для авиадвигателей. Сначала "зонная кристаллизация" по "обратной" схеме, и только на чужеродном основании*... и вот уже года четыре, как "зонная сборка", конечно, далеко не для всего... Но реактивные двигатели почти исключительно.
— Вы отдаете себе отчет, что такая точность для изделий, жить которым от дня до месяца — расточительство?
— Нет, — Саня помотал головой, — другая специфика. Сделать технологию безупречного изделия и небрежного изделия требует примерно одинаковых усилий. Для массового изготовления разница уменьшается еще больше. Но самое главное отличие в том, что заниженный с самого начала уровень в наших процессах автоматически ведет к прогрессирующему снижению качества конечной продукции. И еще. Я теперь не умею делать хуже, чем могу. Разучился. И привыкать не буду. Как к водке, только пить я не пил с самого начала...
— Резонно. Было бы хорошо, если бы вы смогли это обосновать.
— Сейчас... Качество контроля связано с качеством изделий взаимной...
— НЕ сейчас. Когда состоится основное... обсуждение. А не предварительное, как нынче. А теперь проверим, насколько правильно я вас понял. При этой вашей "зонной сборке", на каждом цикле, все комплексы излучают одновременно? Все кванты находятся в одной фазе?
— Д-да... А откуда вы...
— Профессия такая. По-научному это называется монохроматическое когерентное излучение. То, что считалось абстрактной, идеальной моделью, недостижимой практически. Этакой умственной игрушкой для математиков.
— Кой черт, — умственная. У нас поначалу кое-кто чуть без глаз не остался. Потом пользоваться стали. Почти весь контроль на этом основан. Труднее всего было сделать усилитель, вроде реле, чтоб срабатывало на одну две-порции**. Потом сделали. Основано на деполяризации полупроницаемых мембран.
— То есть молекулы считаете, практически, поштучно?
— М-м-м... близко к тому. Наше наивысшее достижение в производстве, — это одна молекула примеси или один аномальный комплекс на 4,2х1013 молекул особо чистого вещества или стандартных молекулярных комплексов соответственно, а вот наивысшее достижение в контроле, — обнаружение одной паршивой овцы на стадо в практически 1014 голов. Контроль — основные сложности, основные затраты, основные усилия немногих ключевых работников. Есть процессы, снижение уровня контроля в которых спустя короткое время приводит к почти сплошному браку в конечной продукции. Настоящему, грубому браку. Такой недосмотр очень, очень напоминает микроскопическую, волосяную трещину в какой-нибудь балке. Такой большой и массивной, но из-за трещины могущей сломаться в любой момент. И аналогия эта куда точнее, чем кажется.
— Я заметил, что вы все время возвращаетесь к этой теме.
— Тут ничего странного. Уже много лет мои мысли, по большей части, именно об этом. Есть масштаб, при котором грань между контролем, наладкой, ремонтом и собственно производством стирается. Мы имели массу неприятностей, пока не нащупали... предельных требований к точности каждого процесса. Самые высокие требования, разумеется, к шаблонам и контрольным... устройствам.