— Неужели? — тонкие губы искривились в усмешке. — Как я вовремя. Хорошо, тогда пересядь вон туда, чтобы я видел вас обоих. И постарайся не раскрывать рта.

— Приложу максимум усилий, — покладисто пообещал Женька, разворачивая указанный герцогом стул спинкой вперед.

— Юлия, я вас слушаю.

На то, чтобы пересказать события, произошедшие у разрушенного форта, у меня ушло минуты три. По лицам собеседников было видно, что история их разочаровала: она не многое добавила к тому, что они уже и так знали от Кости и магистра Астэри.

— Значит, этот человек вам не знаком? — уточнил лорд Дагерати, пристально глядя на меня.

По спине пробежала волна цепких колючих мурашек. Но я не отвела глаз:

— Первый раз его вижу. У вас есть основания подозревать меня во лжи?

— Подозревать всех -моя работа, Юлия, — невесело усмехнулся герцог. — Меня смущает ваша вчерашняя реакция. Сострадание — похвальное качество, но вовсе не повод терять голову, а вы, по словам Архимагистра, вчера были несколько... не в себе. Может быть, это была любовь с первого взгляда? — с деланым участием осведомился он. — Зная вас, я готов в это поверить.

Я фыркнула, припомнив внешность своего "найденыша": тощий, как скелет, грязный, с впалыми щеками, заросшими неряшливой бородой (впрочем, выбритый, он смотрелся не намного лучше: бледно-синий подбородок, желто-смуглые щеки и красноватые воспаленные веки плохо гармонировали друг с другом). Влюбиться в такого могла только девушка с очень специфическим вкусом. Нет, мне, конечно, доводилось слышать, что любовь и жалость в сердце женщины идут рука об руку, но за собой подобной склонности никогда не замечала.

Лорд Дагерати не удовлетворился моим фырканьем: он продолжал испытующе смотреть на меня в ожидании более членораздельного ответа. Я пожала плечами:

— Мне больше нечего добавить, ваша светлость. Я никогда прежде не видела этого человека. Если хотите, могу поклясться... на чем тут у вас обычно клянутся. И я в него не влюблена, если вас это интересует, — добавила я, с безразличным видом отвернувшись к окну. — Хотя задавать такой вопрос девушке — несколько бестактно, вы не находите?

— На работе я чудовищно бестактен, — подтвердил герцог, если и не с удовольствием, то, во всяком случае, без всякого сожаления. — И сейчас я задам очередной бестактный вопрос: что вы делали у форта Айрон?

— Я там гуляла.

— А в Вельмаре вам не гулялось? — в профессионально-бесстрастных глазах сверкнул гнев, и мне снова сделалось страшно. — Зачем понадобилось исчезать от наблюдателей? Что за ребячество, Юлия?

— Не люблю, когда за мной следят. Сразу чувствую себя государственной преступницей. Да и просто... неуютно это.

— Вы полагаете, я отдал приказ следить за вами потому, что подозреваю в неблагонадежности? — герцог досадливо поморщился.

— Вы же сами сказали, что подозревать всех — ваша работа.

— А вам не приходило в голову, что мои люди могут иметь другой приказ — защищать вас в случае опасности? Потеряв ценную заложницу, президент Милославский наверняка будет активно искать другой рычаг для управления белль Канто, и ваша беспечность придется весьма кстати.

Об этом я действительно не думала. Суета вокруг Звезды казалась чем-то малозначительным и почти нереальным, чем-то из чужой жизни. У меня даже мысли не возникло, что Корпорация может рассматривать меня как подходящую кандидатуру для шантажа белль Канто. Эй, погодите, в каком это смысле "потеряв ценную заложницу"?!!

— Жень, а что случилось с твоей сестрой?

— Она сбежала от Милославского. Давно уже. Извини, что не сказал раньше: ты не спрашивала, а к слову не пришлось.

Я ошеломленно потерла лоб. Вот это новости! Но винить некого, Женька абсолютно прав: до сегодняшнего дня я вообще не вспоминала о его сестре. Лорд Дагерати, с любопытством наблюдавший за метаморфозами на моем лице, покачал головой:

— Юлия, в каком мире вы живете?

Этот риторический вопрос внезапно показался мне необычайно важным. Взгляд потерянно скользнул по комнате, зацепился за наконечник от карниза — привычный островок стабильности. Но теперь — то ли оттого, что я смотрела на него с непривычного ракурса, то ли что-то изменилось во мне, — он потерял былое очарование, превратившись в безыскусный элемент декора.

В каком мире я живу? Я уже и сама не знаю. В сложносочиненном.

Мне пришла в голову ассоциация с китайским шариком из слоновой кости. Последние несколько недель я прожила в самой его сердцевине — промерзлой и опустошенной. Потом меня — без всякого предупреждения! — вынесло на второй уровень — туда, где под ноги падают бродяги со стрелами в спине, а хитрый президент Милославский хочет стать властелином мира. Уровнем выше, я знаю, тоже живут люди: мой добрый друг Костя Литовцев, его любимая женщина Анька и двое озорных близнецов. А еще — храбрая девочка Василиса. Но и это, вероятно, не предел — там, над ними, в следующей сфере, тоже кто-то обитает. У них свои тревоги и радости, им безразличен и мой стылый внутренний мир, и парень, чья жизнь пока еще под большим вопросом, и слезы храброй девочки Василисы, и амбициозные планы Германа Милославского...

Интересно, кто автор этого произведения искусства? Вспоминает ли он о своем творении? Мне было приятно думать, что Вселенная из слоновой кости покоится в теплых ладонях Создателя, и он — если и не с материнской нежностью, то по крайней мере с отцовским любопытством — наблюдает, как его детище живет собственной жизнью. Но вполне возможно, что Творец выкинул ее без всякой жалости, как выкидывают ученическую поделку, чтобы приступить к созданию новой, более совершенной. И все мои миры — сколько бы их ни было — валяются сейчас на мусорной свалке мироздания... Веселенькая перспективка.

— Юлия, вы меня слушаете? — ввинтился в сознание голос лорда Дагерати.

— Да, извините, ваша светлость, — спохватилась я. — Задумалась.

— Я говорю, что если угроза попасть в руки Милославского кажется вам призрачной, подумайте вот о чем. Среди карантелльской знати много тех, кому не по вкусу ваше присутствие во дворце. Во-первых, цвет нашей аристократии оскорблен в лучших чувствах. Никто не знает, отчего король так благоволит к безродным выскочкам, и я приложу все силы, чтобы они и дальше оставались в неведении. Во-вторых, особые отношения белль Канто с принцессой порождают множество слухов, тем более что скандальная история с бароном белль Канто еще жива в памяти. В-третьих, кое-кто из наших обнищавших дворян не оставляет надежду породниться с королем. Например, барон белль Тарна тешит себя мыслью женить на Веронике младшего сына. И я его понимаю: для мальчика, которому в наследство даже фамильного меча не достанется, это действительно неплохая партия, несмотря на сомнительную родословную принцессы. Будьте уверены, Юлия, при таком раскладе наши преданные короне дворяне не упустят даже самого крошечного шанса от вас обоих избавиться. А вы так легкомысленно подставляетесь под удар.

В изложении главы службы безопасности угроза звучала так убедительно, что было совершенно непонятно, как это я прежде о ней не задумывалась... Впрочем, если поразмыслить, ничего удивительного в этом нет: еще несколько дней назад я бы, пожалуй, даже тихо порадовалась, вздумай кто-то покуситься на мою жизнь — легкий выход, и самой не придется руки марать...

Проницательный лорд Дагерати расшифровал мое замешательство.

— Если у вас была надежда совершить самоубийство чужими руками, можете с ней распрощаться. Я этого не допущу.

Я вскинула удивленный взгляд: ему-то какое дело?

— Поймите правильно, Юлия, я не стану скорбеть о вашей смерти: как глава королевской службы безопасности я не имею права проявлять личные симпатии. Но так уж получилось, что вы — хотите того или нет — стали фигурой в политической игре, и до тех пор, пока ваша жизнь нужна короне, мой долг — защищать вас.

— Чтобы при случае разменять на другую, более ценную фигуру, — усмехнулась я.

— Если понадобится, — серьезно согласился он. — Я еще вернусь к этому разговору. Когда ваш подстреленный незнакомец очнется.

* * *

Прошел день. Потом еще один. И еще.

Состояние пациента маленькой дворцовой клиники оставалось без изменений. Магистр Астэри повторял, что он не возьмется делать прогноз, и деликатно, но настойчиво давал понять, чтобы я не питала излишних иллюзий.

Я чувствовала себя... странно. Иногда на меня накатывала прежняя апатия. В такие моменты казалось, что парень никогда не придет в сознание. Все бессмысленно. Чудес не бывает. Зря я вообще забрала его с той поляны — только продлила мучения несчастного.

Временами мне даже хотелось, чтобы он умер. Тогда бы у меня развеялись последние сомнения: мироздание не берет взяток и не выписывает индульгенций, если уж страдать, так страдать до конца, до полного искупления.

Оцепенение внезапно сменялось приступами лихорадочного, нервного веселья. Я бежала к Веронике — и говорила, говорила без передышки. Слова сыпались, как сухой горох из мешка, — такие же трескучие и бессмысленные. Принцесса смотрела на меня круглыми глазами, но прерывать не осмеливалась: после почти полутора месяцев безжизненного молчания она была рада даже такому болезненно-исступленному вниманию с моей стороны. Пять дней этих американских горок вымотали меня так, словно я прорыдала две недели кряду.

Каждое утро я исправно появлялась в клинике, выслушивала традиционный отчет о состоянии пациента ("Изменений нет.") и молча уходила. Мне ни разу не пришло в голову зайти посмотреть на парня. Возможно, я опасалась увидеть его умирающим: пока он находился за закрытой дверью, мне было легче убедить себя, что надежда еще есть. Но на шестой день я неожиданно для себя попросилась посидеть в палате.

Кайрис оторвался от конспекта и смерил меня подозрительным взглядом.

— Зачем?

— Ну... так просто, — я не придумала более осмысленного ответа и беспомощно пожала плечами.

Ясный высокий лоб пересекла морщина — юный полуэльф мучительно изыскивал предлог для отказа. Но в итоге был вынужден сдаться:

— Ладно, проходите. Только недолго.

В палате было сумрачно и прохладно. Пахло свежестью — не медицинской, стерильной, с примесью хлорки и ультрафиолета, а настоящей — так пахнет воздух после первой майской грозы.

Я медленно, нерешительно приблизилась к кровати. Подсознательные опасения не оправдались: парень вовсе не выглядел смертельно больным. В полумраке палаты он казался спящим — безмятежно и... безжизненно.

Предательница-память нанесла безупречный апперкот в солнечное сплетение: сквозь болезненно заостренные черты незнакомца проступило тонкое, словно выточенное из белого мрамора, лицо Вереска. В тот августовский вечер, лежа на грубо сколоченном деревянном помосте, он тоже казался просто уснувшим — до тех пор, пока факел погребального костра не разорвал синие сумерки умирающего лета...

Старый знакомец демон толкнул меня в спину. Я качнулась вперед и схватила парня за плечи.

— Не вздумай умирать! Гад. Сволочь. Сукин сын, — слова выплескивались судорожными толчками, как кровь из горла. — Я поставила на уши весь дворец ради тебя. Ты не можешь умереть. Не сейчас!..

Крик с хриплым бульканьем застрял в гортани.

Темно-серые глаза на осунувшемся лице казались огромными. И очень удивленными.

Я опрометью бросилась из палаты, едва не сбив с ног бедолагу Кайриса. Щеки и уши пылали так яростно, что за мной наверняка оставался дымный след, но я не решалась обернуться, чтобы это проверить.

Позорище. Надо ж так влипнуть — как в дешевой мелодраме, ей богу!..

Что ему стоило очнуться парой минут позже? Гад. Сволочь. Сукин сын.

Глава 3

— Юлька, что происходит? — требовательно поинтересовался Женя прямо с порога.

— Во-первых, здравствуй, — буркнула я, с неудовольствием отрываясь от чтения. — Во-вторых, ничего интересного не происходит. Видишь — читаю.

— Почему ты не заходишь к Дану?

— К какому Дану? — вырвалось у меня прежде, чем я успела сообразить, о ком идет речь.

— Ты даже не потрудилась поинтересоваться, как его зовут! — с искренним негодованием воскликнул Женя, усаживаясь на журнальный столик и запуская руку в вазочку с печеньем. — И после этого ты утверждаешь, что ничего не происходит?

— Я не любопытна.

Женька скептически поднял бровь.

— Я говорила с магистром, и знаю, что парню уже лучше и он ходит, держась за стенку. Остальное меня не касается.

— Жалко, -белль Канто, безмятежно жуя печенье, уставился в окно. — Я думал, тебе будет интересно. Он про тебя спрашивал.

Ух! Кровь бросилась в лицо. Значит, он все-таки успел меня заметить. Если честно, до сих пор у меня оставалась слабая надежда, что, очнувшись, парень некоторое время пребывал в прострации и не слышал моего пламенного монолога.

— Гм. И что же он спрашивал? — я изо всех сил старалась подражать безразличному Женькиному тону.

— Открываю, говорит, глаза, и вижу — Она! — с серьезной миной поделился белль Канто. — С тех пор спать не могу — люблю, жду, надеюсь.

— Тьфу, придурок! — я сдернула с кровати подушку и запустила в приятеля, вкладывая в удар все нервное напряжение. — Шуточки у тебя...

Женька слегка наклонил голову, пропуская подушку мимо.

— Ладно, шутки шутками, а чего это ты так покраснела?

— "Чего", — с возмущением передразнила я. — Да от твоего юмора мрамор краснеет и молоко сворачивается!

Женька, не отрывая седалища от столешницы, дотянулся до подушки и метким броском зашвырнул ее обратно в изголовье кровати.

— Если серьезно, зайди к нему. Бедолага с ума сходит, пытаясь понять, была ли ты в реальности или привиделась ему в бреду.

Кстати, а это мысль! Я обдумала ее со всех сторон и с сожалением отбросила: рано или поздно он меня увидит — и тогда объяснения не миновать.

— Надеюсь, ты его успокоил?

— Конечно, нет. У меня язык не повернулся испортить такую интригу. Зайди сама.

— Ладно, схожу, — кисло согласилась я. — Как-нибудь потом.

— Почему потом? — Женька подозрительно оживился. — Нет, ну правда? Ты же сейчас ничего не делаешь! Пошли вместе. Я все равно собирался его навестить.

Я открыла рот, чтобы объяснить белль Канто, что он нахал, бесцеремонный тип и зануда, но внезапно передумала. Если поразмыслить, приглашение пришлось весьма кстати. Мне в любом случае не отвертеться от визита, а в компании с Женькой это делать сподручнее: есть надежда, что в присутствии постороннего парень постесняется выяснять, что я такое бормотала в запальчивости.

— Хорошо. Идем, — объявила я, направляясь к двери.

Женя, который, уже успел настроиться на длительную борьбу, проводил меня недоверчивым взглядом.

— Давай, давай, — поторопила я. — По дороге расскажешь, что ты еще успел от него узнать. Не мучить же парня одними и теми же вопросами по второму кругу.

— Да там не о чем рассказывать, — пожал плечами Женька, поднимаясь со стола. — Парень ничего не помнит. Лорд Дагерати вывалил на него ворох наводящих вопросов, но наш таинственный незнакомец припомнил только свое имя, да и то не сразу, и какие-то обрывочные сведения о мироустройстве в целом.