Я сунул руку в сапог, достал из него тряпку, выдал продавщице краденного пятьдесят копеек, которые и есть тот самый полтинник, и тут же пошёл вслед за приятелем.

Рабочую окраину проходили чуть ли не бегом, всё время оглядываясь по сторонам и дёргаясь от каждого шороха. Мой провожатый, как только окончательно стемнело, предупредил меня, чтобы я смотрел в оба, так как здесь убить человека и ограбить его считается обыденным делом. Когда я, по этому поводу, заметил ему, что лично у меня брать нечего, то он тут же ответил, со всей прямотой:

— А кого это здесь остановит? Ты чего сам не видел, чем старуха торгует? Думаешь у неё это всё откуда? С таких, как ты и я снимают, а потом к ней волокут.

— И это тоже? — спросил я его, указывая на пальтишко, которое так и не решился одеть на себя.

— Конечно. Может и оно с убитого. Хотя крови на нём не было видно, скорее всего это с пьяного сняли, так что ты так сильно то не волнуйся.

— И чего все про это знают и всё равно покупают?

— Про что? Про то, что с мертвяков это барахло может быть?

— Ну да.

— Конечно знают. А где ты ещё за такие деньги себе такое отхватил бы? Это сейчас, пока ещё морозы не ударили, у неё покупателей не очень много. Подожди, холода придут, все сараи опустеют, в считанные дни.

— Ты своё тоже у бабки покупал? — взяв парня за рукав его поношенной тужурки, спросил я.

— У неё, а где же ещё. Ты что же думаешь мы целый год так зарабатываем? А вот и нет. Зимой бывает неделю сидишь без дела и без трудовой копейки, тогда летний заработок и помогает. За жильё платить надо независимо от того есть у тебя работа или нет и кушать тоже каждый день хочется. Ты, кстати, тоже деньги попусту не трать, дня три ещё может быть у нас пробудешь, а потом всё, место твоё занято будет.

Мысль о том, что скоро и отсюда попросят, и так не покидала меня ни на минуту, хотя я её всё время и старался задвинуть подальше, поэтому напоминать мне о ней, лишний раз не стоило.

— Знаю, мог бы и не говорить. Ты бы лучше посоветовал, куда пристроиться можно было бы, после того, как ваш больной появится.

— С этим ко мне бесполезно обращаться. Мы же всё время в порту околачиваемся и про то, что творится вокруг, плохо знаем. Слышал конечно, что берут на фабрику, но туда принимают только местных, с документами и грамотных. У тебя, как с этим?

— Плохо — ответил я, махнув рукой в темноте.

Мужики спать ещё не укладывались, когда мы добрались до знакомого костра и поэтому мою обновку оценили по достоинству, посоветовав сразу же постирать её в речке, чтобы не обзавестись какими нибудь мелкими насекомыми, наверняка имеющимися в купленной одежде. Я не против привести пальто в порядок, но этим успею ещё заняться, сначала надо поесть, пока в котелке окончательно не остыло, так как ждать, когда снова разогреется, сил нет никаких.

К ночи стало совсем холодно, пришлось разжечь ещё один костёр, по ближе к шалашу, возле которого почти все и собрались.

— Ну что, похоже кончилось лето — сказал один из грузчиков, пристроившийся рядом.

— Может это только сегодня так, а завтра снова тепло будет? — не захотел я с ним соглашаться.

— Нет, тепла больше не будет. Сейчас дожди начнутся. Сам что ли не знаешь, какая погода тут у вас? Не люблю я их, при нашей работе это самое противное.

Я по этому поводу ничего сказать не могу, потому что не знаю, как отношусь к этим дождям, хорошо или плохо, не помню. За всё время, что жил на хуторе, дождей там не было.

— Чего, может пора домой перебираться? — спросил, болтавший со мной мужик, своего более старшего товарища, сидевшего с другой стороны костра.

— Может и пора — ответил он. — Утром решим, чего делать.

— А мне куда деваться, если вы отсюда уйдёте? — спросил я того, кто здесь был за главного.

— Про это парень я не знаю. Ты у нас временно, так что сам решай, где обитать будешь. Я, если бы даже захотел, тебя, к себе, подселить не смог бы, нам самим там места мало, да и с хозяйкой мы только про шестерых договаривались. У неё с этим строго.

От этих слов стало мне ещё холоднее, чем от плохой погоды. Неожиданно для себя встал, сходил за дровами, лежавшими почти у самой воды, приволок их к костру и сразу же, почти всё, подбросил в огонь. Но садиться рядом со всеми не стал, ещё раз вернулся к берегу реки, где на кустах сохло пальто и потрогал его, было оно точно таким же, как и час назад. С такими темпами просушки, я его ещё дня три не смогу одеть. Снял свою обновку и поволок её к костру, туда, где до этого ужин готовили. Сооружу там вешалку и пристрою на ней пальтишко, пускай греется. Как тут дальше дела пойдут не известно, может так сложиться, что придётся завтра мне искать новый ночлег или вовсе спать где нибудь под кустом.

Даже в шалаше, у которого всю ночь горел костёр, было холодно и не уютно. Почти все, кто в нём находился, не по разу за ночь вставали, чтобы составить компанию дежурному и погреться вместе с ним. А вот по новой уснуть, не у всех получалось, поэтому задолго до подъёма большая часть людей уже была на ногах, а та, которая продолжала валяться, тоже не спала, уснёшь тут, когда ходят туда, сюда.

— Всё мужики, сегодня домой перебираемся — поставил в известность подельников старший, когда мы в полном составе сидели вокруг костра, в ожидании очередной ухи.

— Давно пора было уходить. Дождались, когда совсем спать стало невозможно — упрекнул его в нерасторопности, один из друзей.

— А можно я здесь останусь, когда вы уйдёте? — спросил я, вклинившись в их разговор.

— Оставайся — покровительно сказал мне парень, ходивший со мной в рабочий посёлок, но почти тут же согласовал своё решение с начальником, вопросительно взглянув на него: — Пускай остаётся, так ведь?

— Живи Максим, нам не жалко — не сразу дал разрешение, здешний командир. — Но мой тебе совет, надолго тут не задерживайся, сам не заметишь, как свалит тебя какая нибудь зараза. А хворь лечить, когда с деньгами туго, дело не простое.

Теперь я и сам понимаю, без денег, жить ох как не просто, и заработать их тоже совсем не легко. Но в этом деле от меня мало чего зависит, не сегодня, так завтра выйдет человек, чьё место я занимаю и всё, снова буду болтаться в одиночестве, в поисках куска хлеба и пристанища на ночь.

День прошёл быстро, работы было много, мы только и успевали разгружать одну лодку за другой. Мужики говорят, что хозяева магазинов пытаются затариться перед тем, как погода окончательно испортится, потому что в дождь плавать, по реке, не многие решаются. Это и понятно, возить скажем муку или сахар, когда сверху поливает, не стоит, продукт очень просто может прийти в негодность.

Стоило нам только поговорить о дожде, как он тут же и начался, мелкий и противный. Хорошо, что произошло это к концу работы и нам не пришлось долго бегать по скользким мосткам, с мешками на плечах, иначе кто нибудь точно свалился в воду или покалечился.

Когда вернулись к шалашу, там было уже всё готово к отъезду. Дежурный, помимо того, что сварил похлёбку, так ещё и упаковал все вещи в стиранные мешки из под муки, которых у хозяев этого места было достаточно. Не забыл он и про моё пальто, успевшее высохнуть за день, теперь оно так же лежит под крышей, вместе с баулами.

— Я удочку оставил и котелок, пускай у тебя будут — обрадовал он меня, когда мы присели на дорожку. — Нам они всё равно без надобности, до следующего лета, а тебе может пригодятся.

Котелок, в таком виде, ни один хозяин в дом бы не потащил, но мне всё равно было приятно слышать, что человек обо мне позаботился, тем более без него мне совсем туго было бы, а вот удочка. Мужики при мне рыбу в реке ни разу не ловили, а сам я этого делать не умею, но всё равно поблагодарил его за всё.

— Вот тебе ещё деньги, которые сегодня заработал. Отдаю все, теперь ты сам кормишься. Здесь рубль двадцать восемь копеек — сказал старший, протягивая всё, что, по его мнению, мне причиталось.

— Спасибо. А откуда так много? — поблагодарил я, удивившись такой огромной сумме.

— Забыл, что ли, сколько сегодня перетаскали? Вот оттуда и набежало.

Мужики, для перевозки вещей, наняли телегу, было их не очень много, но они решили, что в такую даль тащиться с барахлом не стоит, можно хотя бы разок проехаться и на лошадке, если такой случай представился. Прощание наше долгим не было, завтра утром снова увидимся. Пожелал отъезжающим по быстрее добраться, они и отбыли.

Не знаю почему, но несчастным и одиноким я себя сейчас не чувствую, может от того, что привык к этому месту и оно кажется родным, и близким, а может потому, что некогда мне думать про такие мелочи. Надо ещё перед тем, как ложиться спать, подтащить дров, доесть то, что осталось после ужина, чтобы добро зря не пропадало, а потом постараться утеплить опустевший шалаш, в котором стало совсем просторно и от этого ночью в нём будет ещё холоднее, чем раньше.

За заботами по хозяйству не заметил, как окончательно стемнело и пришло время укладываться на боковую. Подкинул не много дровишек в костёр и забрался в осиротевшее убежище, закутавшись во всё, что в нём осталось. Холоднее чем было в предыдущую ночь на улице не стало, но одно дело спать, когда ещё кто то рядом сопит, а другое в одиночестве. Скорее всего поэтому казалось мне, что в шалаше зябко, не уютно и совсем не по домашнему.

Повалявшись какое то время на влажных мешках, снова вылез на улицу, захотелось погреться у костра, перед тем, как окончательно завалиться. Дождь к этому времени прошёл, а порывистый ветер успел подсушить поблекшую траву и это позволило мне прилечь прямо на землю, возле костра. Странно, но в такое позднее время не я один бодрствовал, где то неподалёку слышалась чья то речь и оттуда же доносились торопливые, шаркающие шаги. Сперва я даже не мог определить, где конкретно ходят полуночники, но потом сообразил, люди разговаривают в той стороне, где стоит небезызвестный мне сарай.

Оттуда они и вышли к моему костру, звучно постреливающему сухими ветками, которых в нём, к этому времени, лежало очень много. Пятеро рослых мужиков, из темноты, появились совершенно неожиданно. Скорее всего от этого, в первый момент, показалось мне, что выбралось их на свет на много больше, чем было на самом деле. Но убедиться в том, что ошибся, смог очень быстро. Незваные гости встали полукругом возле костра, протягивая к нему озябшие ладони, так что пересчитать их не составило никакого труда. Снова громко заговорившие люди не обращали абсолютно никакого внимания на меня. Я же, напротив, очень внимательно разглядывал их, пытаясь понять кто они такие и чего им надо, в такой поздний час, возле моего жилища. Среди гревшихся у костра были мужики, лет примерно от двадцати до тридцати, не больше, крепкого телосложения, безбородые, с обветренными лицами. Определить по их внешнему виду, чем они зарабатывают себе на жизнь, было сложно, эти парни могут быть, как грузчиками в порту, так и продавцами на рынке. Не удивлюсь если увижу завтра кого нибудь из них сидящим на телеге, которые перевозят выгруженный из лодок груз или с лотком на шее среди тех, кто торгует разной всячиной на улицах неподалёку. В общем самые обычные парни, такие же, как и я, и те, кто сегодня вечером съехал отсюда. Идут, наверное, по делам куда то, а ко мне на огонёк зашли, погреться. Я и сам так в это место забрёл несколько дней назад, мне тоже было холодно. Так почему я должен их прогонять, когда меня здесь встретили радушно? Пускай греются, не жалко.

Размышления мои прервались внезапно, после необъяснимого поступка одного из гостей. Пожалуй, самый молодой парень, из этой компании, нисколько не стесняясь меня, залез в шалаш и почти сразу же вылез из него, с моим пальто в руках.

— Пусто. Кроме этого ничего нет — объявил он своим товарищам, о скудности моего гардероба.

Они тут же прекратили все разговоры и уставились на меня с таким видом, как будто только что увидели.

— Слышь мужик! Отдай лучше по хорошему. Мы же всё равно узнаем, где вы свою кассу прячете, только перед этим можем очень сильно рассердится и покалечить тебя, ненароком — сказал один, из пришедших погреться.

— Какую кассу? — спросил я его, не разобравшись, в чём собственно говоря дело.

— Ты чего нам тут овцой прикидываешься?! — заорал тот, который так и держал в руках мою обновку. — Деньги где?! Куда их заныкал?!

— Деньги? Так в сапоге держу — ответил я простодушно.

— Снимай — более спокойно, предложил он мне.

Ну не знаю, чего он там такого хочет увидеть, вроде не один я храню заработанное за голенищем. Но раз просит, то можно и показать. Почему бы не поделиться опытом, я и сам не так давно узнал, что деньги можно держать в этом месте.

— Вот — скинув правый сапог, у которого дыра стала ещё больше, показал я тряпочку, в которую был завёрнута бумага от старосты и остатки заработанного на разгрузке. — Сюда заворачиваю, а потом в него сую.

Парень бросил пальто рядом с костром и приветливо улыбаясь пошёл ко мне. Его белозубая улыбка оказала на меня довольно странное воздействие. Я, не ожидая от гостя такого радушия, сам улыбнулся ему в ответ, так и продолжая держать в одной руке сапог, а в другой тряпку. Не исключено, что именно поэтому, улыбчивому человеку, удалось без труда выхватить из моей руки свёрток с деньгами, даже несмотря на то, что держал я его очень крепко.

— Эй, отдай! Это моё! — крикнул я обидчику, вскакивая на ноги, не очень понимая, что происходит.

Пока принимал стоячее положение, мужик развернул мою тряпку и достал оттуда, на всеобщее обозрение, исписанную бумажку и деньги. Но ни то, ни другое, не произвело, на стоящих у костра людей, впечатления. Наоборот, они, почти одновременно, с нескрываемой злобой, посмотрели в мою сторону, а тот, который держал всё моё богатство в своих руках, разозлился больше всех и снова заорал:

— Ты чего нам подсунул, сучий потрох?

— Верни бумагу и деньги! Я тебя по хорошему прошу! — проигнорировав его вопрос, крикнул я наглому парню, чувствуя, как во мне всё закипает и поднял над головой свой не очень новый сапог.

Дальше произошло что то невообразимое. Человек, забравший у меня свёрток, кинул его содержимое на землю и со всего размаха попытался заехать мне правой рукой по лицу. Я же, каким то непостижимым образом, увернулся от летевшего прямо в глаз кулака и одновременно с этим, глядя на всплывшие непонятно откуда, в взволнованной голове, картинки, со странными мужиками, выбрал одну из них, и залепил нападавшему два раза, прямо в нос.

Припомнить, как на меня кинулись все остальные и с помощью каких конкретно картинок смог от них отбиться, а чуть позже и повалить на землю, сейчас у меня не получается, хотя картинки эти из памяти, никуда и не делись. Зато в данное время у меня очень хорошо получается внимательно разглядеть лица поверженных противников, которые несколько минут назад повели себя не адекватно. Кстати, что это за слово такое, я тоже сейчас понимаю, но вот откуда оно у меня появилось догадаться так и не могу.