На следующее утро Вел отправился к Юргену: вопреки расчётам мальчишки, безносый по прежнему обретался в лачуге калеки — он дрых без задних ног на постели хозяина. Зато сам Юрген оказался достаточно трезв, чтобы понять, что от него требуется. Похмелившись же за принесённые мальчишкой деньги, калека и вовсе воспрял духом — он не только расспросил Вела о предстоящей работе, но и поинтересовался, как обстоят дела у его домашних. Мальчишка не стал таится и рассказал и о визите жрецов, и о том , как он сам относился к возможной учёбе в южном княжестве. Что бы там служители Единого не плели, Амэн ему даром не нужен — особено после того, как жрецы оскорбили отца... Юрген же , услышав рассказ, нахмурился.
— Передай Лекки, что я с вами пойду — завтра, чуть свет, возле вашего порога буду... А теперь давай ка я тебя до дому провожу... — И калека, напялив засаленую куртку, пошёл к выходу. Это было что-то новенькое, но Вел не стал возражать Юргену — у него самого с самого утра на душе кошки скребли, но в обществе калеки тревога куда-то отступала...
Юрген , вопреки своему обыкновению, торопливо шёл к дому Лекки по самым людным улочкам, а доведя мальчика до самого крыльца, произнёс.
— Вел, пообещай мне, что сегодня на улицу носа не покажешь, лады?..
Мальчишка вскинул голову.
— Это из-за них... Да?
— Да. — калека не стал отпираться. — Амэнцы проигрывть не любят, так что поостеригись. Сестёр твоих жрецы не тронут, но тебе , если случай представится, мешок на голову накинут запросто... Мать не тревожь, а с Лекки я сам, если что, завтра поговорю...
Вел согласно кивнул головой... Остаток дня он действительно провёл дома, почти не покидая своей комнаты, а один раз ему даже показалось, что он видит на противоположной стороне улочки Креспи... Но уже через миг видение истаяло, и мальчишка со вздохом отошёл от окна — странный ,свербящий взгляд мары словно бы проникал сквозь стены и будил в душе давнишнее беспокойство. Не только за себя, но и, вопреки утверждению Юргена, за сестёр. Мальчишка спустился вниз, и, собрав вокруг себя уже собравшихся на улицу младших, целый вечер рассказывал им сказки и байки — как прочитанные, так и услышанные от однорукого калеки...
А на следующее утро Вел вместе с Лекки и Юргеном отправился к очередному руднику, в которм им пришлось провести около двух недель. Тяжёлая работа прогнала все постороние мысли и тревоги, так что мальчишка быстро позабыл об амэнских жрецах, тем более, что они больше никак себя не проявляли... А между тем беда уже была не за горами, но пришла она совсем не оттуда, откуда её могли бы ждать.
...Рассвет выдался сонным и тихим: резные листья клёнов замерли в неподвижности, а белёсый, похожий на пар, туман медленно поднимался над рекою. Сидящий на берегу Веилен взглянул из под ресниц на замерший поплавок и тихо вздохнул. Ведь знал же, что клёва не будет, но всё равно затеял эту рыбалку, лишив себя нескольких часов сна, а ведь отец и так дал ему поблажку, в одиночку ушедши к жилам ещё ночью! Над этим рудником они с Лекки бились долго и упорно, да только всё без толку: гора больше не хотела отдавать скрытое в себе людям, и Веилен, даром, что ещё мальчишка, хорошо знал, почему так происходит, ведь за четыре года своего старательства уже не раз видел разорённые людской жадностью недра. Берут слишком много, черпают полными горстями, не задумываясь о том, что даже у камня терпение не вечное!
Подросток покосился на низкий, выходящий слева от него прямо к воде, вход в рудник: ему с самого начала не понравился Херстед, а ржавые остатки цепей в узких, выдолбленных в скале проходах, недвузначно говорили о том, какой ценою была оплачена каждая, добытая в "Старых Клёнах" крупинка, но отец только отмахивался от попыток Веилена объяснить ему свои, всё более усиливающиеся, предчувствия неминуемого лиха! У Лекки всегда так:чем сложнее поставленная задача, тем больше ему хочется в ней разобраться, и, сотворив невозможное, выправить изломанную и оскудевшую из-за неумелых рук природу. Дело тут было не в честолюбии, как думалось многим, а в искренней преданности Лекки своему тяжёлому ремеслу, но именно это редкостное упорство отца теперь осложнило жизнь Веилена, так как убедить Лекки отступить было почти невозможно...
Подросток вновь вернулся к созерцанию серо-зелёной воды: на самом деле удача на рыбалке была ему не так уж и важна, ведь даже запах жареной рыбы Веилен не переносил, а сама ловля была для него лишь развлечением — тихим, спокойным и не мешающим размышлять. От рудника неожиданно словно холодом потянуло и подросток поплотнее укутался в свою, перелицованную матерью из отцовской, куртку, в который раз пожелав, чтоб Лекки угомонился поскорее — деньги вперёд они никогда не брали, так что заказчику ничего не должны, а неудачи случаются даже у самых умелых и упорных... Лишь бы ничего у них с отцом не вышло! Лишь бы...
Сонное и покойное утро так ничего и не смогло поделать с засевшей в сердце подростка тревогой, и когда Лекки ,легко ступая , подошёл к нему ,Веилен даже не обернулся , но отец сел рядом и , взглянув на застывший поплавок, тихо спросил:
— Что, не ловится?
— Не ловится...— едва слышным эхом отозвался на его слова Веилен, а Лекки раскрыл руку и на его покрытой грязью ладони сверкнул крошечный золотой самородок:
— А я тебе подарок принёс! Раскрылись жилы!
Веилен искоса взглянул на самородок, взмахнул пушистыми ресницами:
— Отец, я уже тебе говорил про это золото: про кровь...Помнишь?..
Лекки задумчиво покатал на ладони крошечный комочек:
— Говорил, а теперь, считай, своей кровью это золото из скалы взял: сколько раз она у тебя из носу шла, пока мы с тобою жилы выводили!— и он протянул самородок сыну,— На, держи— твоя заслуга!
Веилен взял золото— осторожно, точно боясь обжечься, а потом вдруг плотно зажал его в кулаке и, опустив глаза шепнул:
— На добро?.. Или на зло?
Лекки на это сыновье гадание только улыбнулся и его лучистые морщины стали ещё заметнее:
— На добро, конечно! Херстед за оживлённый рудник расплатится щедро — как и обещал: хватит и на приданое для Дейры, и на твоё обучение. Вот подрастёшь немного, и я тебя в университет Эрка отдам, ведь говорят, что тамошние учителя смотрят на мозги, а не на происхождение!.. Я ведь вижу , как ты к учёбе тянешься — те книги, что от квартировавшего у соседей студента остались, до дыр зачитываешь...
Веилен вновь посмотрел на туман и нахмурился, а потом как— то не по возрасту твёрдо сказал:
— Я и без университета перебьюсь— самоучкой, а Херстед— червивый, хоть и князь! Гнилой! — подросток раскрыл ладонь и добавил.— Отец, скажи князю, что мы не смогли раскрыть жилы, ведь это золото — заклятое...Недоброе это золото, и не будет нам от него ни удачи, ни счастья!
Лекки внимательно посмотрел на сына и обнял его за плечи:
— Полно тебе, Веилен: нету в этом золоте никакого зла— так же, как нет его в олове или меди! Обычная работа, разве что в этот раз слишком тяжёлая, а ты просто очень устал. — и отец легонько встряхнул подростка за плечо, — Ничего, сынок: как только вернёмся домой — отоспимся и отдохнём , как следует! А ещё мы матери пирог закажем— с яблоками, ведь уже которую неделю на сухарях живём.
Веилен в ответ только упрямо мотнул головой:
— Отец, ну пойми же...
Договорить подросток так и не успел: внезапно оживший поплавок глубоко нырнул, и Лекки тут же схватился за удочку:
-Вот, видишь— рыбалка уже пошла на лад, а , значит , и остальное вскоре наладиться!
Веилен молча встал и пошёл прочь от берега: о чём тут можно говорить, если отец его то ли не понимает, то ли не слышит?! А теперь, после того, как дело выгорело, спорить с Лекки стало и вовсе бесполезно...
Близняшки снова затеяли на кухне шумную возню — их мяч со стуком отскакивал от стен, ежеминутно грозя угодить прямо в кухонные полки, и Истла оторвалась от теста:
— Тише, а не то все миски перебьёте!— её оклик не возымел особого действия, но на лицо матери упала тень не тогда, когда она нарочито сурово погрозила Дирке пальцем, а когда взглянула на полностью погружённого в чтение сына. Тихая сосредоточенность Веилена нравилась Лекки, а соседка— Гилена— ею просто восхищалась, неустанно повторяя, что им повезло с сыном, ведь он рос разумным и серьйозным— не то ,что прочие сорванцы, но у Истлы на этот счёт было совсем другое мнение. Лучше бы Веилен походил на своих однолеток с улицы — шумливых и весёлых, пусть даже и став при этом более норовистым и драчливым, но только вряд ли теперь это было возможно! Несколько месяцев изматывающей работы в штольнях смогли сделать то, чего не могли добиться розги школьных наставников: вскоре её сын раз и навсегда утратил присущее ему от природы беззлобное озорство, и даже улыбаться стал редко. Выискивание и раскрытие жил тянуло из него все соки — так же, как и из Лекки , уже обзаведшегося не по возрасту густой сеткой морщин: их ремесло в горняцкой среде было редким и уважаемым, но при этом тяжёлым , и изменить участь выстраданного сына Истла не могла. Матерь Малика наградила их с мужем четырьмя дочерьми, одарив мальчиком лишь единожды, да и то только после того, как Лекки , удручённый рождением Дейры, сердито потребовал в храме: "Мне помощник нужен — пошли мальчишку, богиня!" Малика — справедливая богиня, но в то же время строгая и Истла заплатила ей сполна как за слова мужа, так и за собственные ошибки. Трудная беременность и не менее тяжёлые роды, а потом ещё и неустанное дежурство над колыбелью чуть живой крохи. Она купала сына в травах, отпаивала разведённым в молоке вороньим камнем и выносила его под свет полной луны, чтобы Лучница отогнала сгустившиеся вокруг младенца злые тени... Истла любила всех своих детей, но принесший ей столько боли и тревог Веилен был её любимцем и она радовалось тому, что сын пошёл в неё как внешностью, так и способностями, что бы там не утверждал Лекки...
Неудачно посланный Дирке мяч ударил Веилена по ноге , но он лишь перевернул страницу и продолжил чтение, а Истла, решив, что сын успеет насидеться над книгами зимою, сказала:
— Веилен, Лади на ярмарку просится— соседская ребятня ей уже все уши прожужжала про пляшущих медведей да жонглёров, так ты её своди!
Сын оторвался от книги и внимательно взглянул на Истлу:
— Хорошо. Когда?
-Да вот прямо сейчас и своди: погуляйте там часика два-три, а у меня к вашему возвращению пирог поспеет, да и Лекки к тому времени уже должен будет обернуться — а то ведь как ушёл к Херстеду спозаранку, так и нет до сих пор.
Книга Веилена захлопнулась с непривычно громким треском, а сам он как то сразу помрачнел, но мать ,оттёрши лоб тыльной стороной руки, уже доставала из фартука мелочь:
— На вот, полтовники: Лади с тебя наверняка сластей стребует, но ты на неё всё не трать — купи и себе что-нибудь! Хорошо?
Подросток медленно, словно раздумывая, встал, подошёл к Истле и взял мелочь:
-Спасибо, мама...
Она на миг прижала к себе сына, и, поцеловав его в русые вихры, сказала:
— Ну, а теперь идите и повеселитесь там хорошенько!
...Веилен, держа за руку непрестанно щебечущую Лади, с трудом пробирался сквозь пёстрое и шумливое гульбище на Конной площади. Людская мешанина то сходилась плотной стеною, то разбивалась на мелкие ручейки рядами лотков, а то, вдруг, образовывала широкий круг, в центре которого или переминался на задних лапах медведь в яркой шали и кожаном наморднике, или ловил кольца и мячи уже изрядно набравшийся пива жонглёр. Ярмарка была уже в самом разгаре, и увитые цветами качели без устали поднимали к пронзительно голубому небу хохочущих парней и визжащих девушек... Подросток купил у встреченного в толпе разносчика пакетик леденцов и вручил его младшей сестре:
— На, лакомься!
Но Лади, получив сладости, тут же засопела носом:
— А себе?
-Успею. Ешь, давай,— Веилен, щурясь, оглядел площадь: яркое солнце слепило глаза, а ходящая волнами толпа вызывала головокружение — от рудничных дел он всегда отходил долго и трудно, ну, а шумливое многоцветие ярмарки было ему в этом далеко не лучшим подспорьем! Подумав с минуту, подросток решил ограничить их гуляние с сестрою не более, чем одним — двумя развлечениями, а потому спросил:
-Выбирай, куда тебя вести — к медведям или на качели?
Лади быстро завертела белокурой головкой по сторонам, и, сделав выбор, решительно потянула брата в сторону высокого и широкого помоста, вокруг которого уже столпилось не менее двадцати зевак, торопливо объясняя:
— Мелте хвасталась, что уже все сказания пересмотрела, а Рина говорила, что куклы в этом вертепе большие и очень красивые, а та, которая княжна — вообще с золотыми косами!
-Вот сейчас мы и посмотрим на эту твою златовласку!— Веилен протиснулся между плотно стоящими зрителями, и критически оглядев необъятную спину и расплывшиеся бока замершего перед самым помостом "Вепря", нагнулся к сестре:
-Залазь ко мне на плечи! Вот так,— и через миг Лади, завозившись у брата на шее, восхищённо вздохнула:
-Как красиво!
Веилен только хмыкнул: задник сцены был расписан чересчур ярко и аляповато, а намалёванные плывущими по лесному озеру кособокие птицы больше смахивали не на лебедей, а на белённых, с вывернутыми шеями ворон!
Между тем за сценой послышались бульканье и хриплый кашель,и невидимый рассказчик начал вещать осипшим, спитым голосом:
-Во времена Первых Владык, когда ещё не был запечатан Аркос и древняя магия безраздельно царила по всему Ирию, одним, ныне позабытым, княжеством, управлял владыка Горен — он был уже немощен и согнут годами, но его старость согревали три дочери, красоте которых завидовали даже Звёздные Девы!
Выведенные на сцену куклы оказались не только большими, но и сложным — у них гнулись все, положенные живому человеку, суставы, а глаза могли прикрываться веками с длинными, загнутыми вверх ресницами. Лади, увидев их парчовые одеяния и ярко расписанные лица, снова восхищённо вздохнула:
— Красивые! Вот бы мне с такими поиграть!
Веилен тут же шикнул на сестру:
— Смотри и слушай — после поговорим! — если беленые вороны в озере просто навели подростка на мысль о том, что художник, изобразивший такое диво, должен был во время работы нализаться рябиновки до лешачат в глазах, то сплошь покрытые фальшивой позолотой куклы с пустыми глазами сразу стали неприятны Веилену до гадливости, всем своим обликом напомнив Херстеда — лощённого и разряженного, точно фазан... А ещё в большой, увешанной гобеленами комнате, где их с отцом принимал Астарский владыка, было донельзя душно и пахло чем-то приторно сладким!
-Гридо тебя, Лекки, расхваливает безмерно! Говорит — раньше в "Сером Логе" олово чуть ли не зубами выгрызали, а теперь, после твоей работы, оно само в руки идёт.— Херстед чуть прищурил голубые глаза, и на его породистом, с курчавой бородкой лице, заиграла лукавая улыбка.— Олово — это, конечно же, хорошо, но вот золото... Ты работал с золотыми жилами раньше? Они тебе под силу?
Лекки пожал плечами:
— Работал, князь, и не единожды, а особливой разницы между ними и, к примеру, медными нет.
