Эхо ее дыхания

— Понятно... — медленно проговорил Боб.

В этот день на мне была легкая хлопковая блуза с цветочным принтом, ковбойские ботинки и пара крепко поношенных джинсов с дырками на коленях. Волосы были убраны назад в хвост. Кто-то сказал мне, что такая прическа называется 'скранчи'. На носу у меня были дешевые солнечные очки с круглыми красными линзами. В общем, типичная студенточка-хиппи. Я уже несколько дней как заметил, что в подобном образе Боб склонен воспринимать меня менее серьезно. Это было не очень заметно. Он наверное и сам не отслеживал. Но эта реакция была... интересной.

— Послушай, — я состроил лукавую улыбочку и заглянул ему прямо в глаза. — Не позволяй милому личику обмануть тебя. Я хорошо делаю свою работу. Очень хорошо.

Он удивился. Потом на его лице проступило что-то еще. Раздражение. Может быть, легкое смущение. Или даже злость. Это продлилось всего полсекунды. Он молча кивнул, затем взял телефон и набрал номер по памяти. Все наши телефоны были временными. Возможно, мы последние люди в стране, которые запоминают телефонные номера.

— Мармадьюк. — сказал он, когда кто-то поднял трубку. — Мне нужно кой-какое оборудование. Тебя не пасут? Окей. Значит так, нужно вот что...

* * *

Мы встретились с оружейным дилером Боба в пригороде Кливленда. Я остался в фургоне, с пистолетом наизготовку, на случай, если что-то пойдет не так. Боб сказал, что знает этого Мармадюка как родного, но афганский опыт подсказывал мне, что торговцы оружием всегда себе на уме, и мне не хотелось, чтобы нас застали со спущенными штанами. Мы встречались на здоровенной 7-этажной парковке большого торгового центра, и я наблюдал из-за шторки на окне фургона, как Боб обменивается сумками с высоким тощим парнем на прокачанной черной тачке. У него было множество зловещих татуировок и черные авиационные очки. Я сделал мысленную пометку убедить Боба завести себе другого поставщика. У этого на каждом дюйме тела было написано 'нарк'.

Боб вернулся в фургон и опустил сумку рядом со мной.

— Будешь проверять? — спросил он.

— Не здесь. — сказал я, кивнув в сторону торгового центра. — Здесь есть камеры, просто ты их не видишь. Большинство торговых центров широкого профиля тыкают их повсюду. В следующий раз назначай встречу в месте, где не так пекутся о безопасности. Супермаркет свадебных товаров или типа того.

— Свадебные товары... — пробормотал он, забираясь на водительское сиденье. — Мне бы такое и в голову не пришло.

Пока мы ехали, я открыл сумку и оценил ствол. Это была MP-5 SD-N. Старая шарманка Морских котиков, со складным прикладом, встроенным глушителем и прицелом ночного видения. Почти наверняка украденная с какого-то армейского склада. Такие не поступают в открытую продажу. Выглядела довольно изношенной, но ухаживали за ней хорошо. Чтобы убедиться в этом, надо разобрать оружие, но на первый взгляд пушка подходила для осуществления наших планов.

— Нормально выглядит? — спросил Боб.

— Хорошо. — ответил я. — Нам понадобится чистая комната, где я смогу разобрать ствол, проверить и почистить. Тогда, если нам придется бросить оружие на месте преступления, на нем не останется никаких следов ДНК или отпечатков пальцев. Также мы сможем избавиться от серийных номеров. Останови возле хозтоваров, мы возьмем все, что понадобится для очистки комнаты, а еще инструменты для шлифовки.

— Вау. — прокомментировал он.

— Что?

— Я в этом деле варюсь уже давно. Я знаю, что надо делать все по уму. Но ты... Не знаю. Если честно, меня пугает, что государство готовит людей типа тебя. Причем готовит все время.

— Да... — сказал я, складывая ствол обратно в сумку и забираясь на пассажирское сиденье рядом с ним. — Меня тоже. Вот почему я вышел из большой игры.

У него не нашлось подходящего ответа.

* * *

Я растянул поверх покрывала кровати полотно тайвека, натянул комбинезон и капюшон из того же материала. Затем намазал лицо вазелином и надел плотные резиновые перчатки. Разобрал MP-5 и разложил детали на кровати. Боб наблюдал за происходящим с противоположного конца комнаты.

— А вазелин зачем? — он все-таки не удержался.

— Страховка от отшелушивания. Чтобы в механизм не попали частицы кожи, волосы с бровей, реснички... — ответил я, не отрываясь от работы.

— Ты будешь надевать все это и перед тем, как стрелять?

— Нет. Мне нужно разобрать оружие, чтобы убедиться, что оно в хорошем рабочем состоянии, прежде чем мы пойдем на дело. А еще — удалить серийные номера. Но при этом есть опасность случайно оставить внутри механизма что-то, что потом докажет твою причастность. Когда винтовка будет собрана, я обойдусь простыми перчатками. Конечно, снаружи тоже может сохраниться какой-то биоматериал для копов — или кому там достанется ствол после операции. Но это не такое очевидное доказательство. К тому же я всегда могу обработать ствол снаружи огнем из газового баллончика. А вот внутрь быстро забраться уже не получится.

— Угу. — скупо прокомментировал он.

Я использовал полировальные инструменты и убрал серийные номера со ствола и корпуса. Потом проверил все детали и работу сочленений. Затем собрал все, что было на кровати, расстелил новое полотно тайвека, снова разложил поверх детали и продолжил аккуратно чистить и смазывать их. Закончив, я собрал оружие, снял рабочую одежду, завернул ее в полотна, покрывавшие кровать, и убрал все в непрозрачную пластиковую сумку с молнией.

— Миссия завершена! Теперь мне нужно в ванную. — сказал я. — Тебя не затруднит взять все это барахло и избавиться от него? Мусорный бак ресторана — лучший вариант. Много подгнившей еды и вообще вонь, что надо. Никто не станет копаться на дне.

— Окей. — сказал он. — Избавляемся от улик? Обратно в тридцатые?

— Обратно в тридцатые. — согласился я.

Я подождал, пока он выйдет, проверил замок на двери и пошел в ванную, на всякий случай прихватив ствол с собой. Вентиляция включилась, как только я зажег свет, так что зеркало не успело запотеть. Я закрыл дверь ванной и разделся, наблюдая в зеркало за процессом.

— Милая девочка, — сказал я отражению в зеркале. — Ты ведь совсем не обязана делать это.

И это была правда. Ведь я до сих пор так толком и не обдумал вопрос: действительно ли я 'обязан' ввязываться в эту заваруху.

Боб действительно неплохой компаньон для путешествий по стране, но стоит ли принимать его историю за чистую монету? В оперативном плане, если рассматривать Боба как боевую единицу, а не как приятеля, с которым комфортно, его надежность тоже сомнительна. У меня нет независимых доказательств правдивости его сведений — ни в том, что касается личности Рональда, ни в том, что связано с Лизель. Пока что, за последние две недели, мы не успели сделать ничего особо противозаконного. Он помог мне сбежать из госпиталя, а потом мы катались по штату Огайо, паля из пушек по банкам. Но теперь у нас на руках было ОЧЕНЬ противозаконное оружие, с которого я только что удалил серийные номера. И мы готовились убить одного парня. Предположительно бессмертную реинкарнацию Рональда Кеплера, да. Но на самом деле, все, что у меня против него было — это слова Боба.

В Афганистане мне иногда приходилось убивать людей, исходя из весьма скудной информации. Но таковы были ставки в той игре. Так делались дела. Теперь... Один человек каждые семь-десять лет? Это плохо. Кто бы он ни был, это серийный убийца. Но может быть мне стоит оставить позади армейские привычки повиноваться приказу и исследовать ситуацию более тщательно, прежде чем просто пойти и прикончить парня?

Стоя перед зеркалом в одних трусах, я не смог удержаться от соблазна. Я взял в руки MP-5 и постарался принять как можно более эффектную позу — подал вперед левое бедро и горделиво выставил грудь. Получилось очень похоже на обложку комикса.

Я принял решение: если прямо сейчас спецназ не выбьет дверь и не размажет меня по полу за незаконное владение оружием, то когда Боб вернется обратно, я потребую от него более весомых доказательств по делу Кеплера.

Потом я поставил оружие в угол, снял последнюю деталь одежды, забрался в душ и тщательно смыл всю грязь сегодняшнего дня.

* * *

Боб на мгновение нахмурился, а потом кивнул.

— Да, — сказал он. — Это имеет смысл.

Мы сидели друг напротив друга на гостиничных кроватях-близнецах. Я намотал на волосы полотенце и надел свежие шмотки, но обуваться не спешил. Боб тоже снял ботинки и сидел как индус, скрестив ноги. Этой ночью мы решили переночевать в отеле, а утром отправиться колесить дальше.

— Я в этом бизнесе уже давно. — сказал он. — И привык действовать, обходясь без стопроцентных доказательств. Ну, в привычном смысле этого слова. Но да, ты прав. Дополнительная информация в самом деле не помешает.

— У меня те же проблемы. — ответил я. — Последний раз, когда я занимался подобным делом, это было в Афгане. Там действовали особенные правила. Кто первый выстрелил — тот и прав. И до сегодняшнего дня меня это не очень-то волновало.

Он красноречиво промолчал.

— Что такое? — спросил я после паузы.

— Я... — он замялся. — Я ведь... у меня было для тебя множество личных вопросов, но я их так и не задал.

Я подумал немного. — Верно. Ну, и?

— Я надеюсь, ты не думаешь, что это из-за того, что мне пофиг.

— Нет. — я тоже помолчал. Потом продолжил: — Честно говоря, меня это и не парит. Я привык. Когда я служил в Дельта, мы тоже особо не говорили о личных вещах. Просто так не принято. Тут у нас с тобой похожие правила.

— Нда. — сказал он. — Нуу, если ты хочешь, чтобы так и осталось, тогда я, наверное, и не буду вмешиваться?

— Но я же первый решил изменить правила. Захотел больше доказательств, решил действовать не так, как мы привыкли.

— Ну все равно. Если ты не хочешь мне ничего говорить — я и не требую.

— Я вздохнул и подтянул колени к груди. Я знал, сейчас неподходящее время для такой беседы, но какая-то часть меня тянулась к этому как бабочка к огню. Мне так давно было не с кем поговорить. И не о чем. Да, этот парень не был в Дельта форс — он не может понять, что мне приходилось делать в Афганистане. Но с другой стороны, он был солдатом. У него тоже была своя война. И потом... ну, не знаю. Да, похоже, дело в другом. Мы ведь никто друг другу. Он может покинуть наш 'совместный проект' в любой момент — и я не стану сильно скучать. Наши отношения — просто отношениями соратников, работающих вместе. Проблема в том, что с тех пор, как я отправился на войну, других отношений у меня и не было. Возможно... это стоит изменить.

— Ты не хочешь на меня давить. — сказал я.

— Ну да. — согласился он.

— Я...

— Что?

— Это... — я начал снова. И опять замялся. Сказал, наконец: — Это ведь потому, ... что я девушка? Только честно?

Он удивленно поднял бровь. Потом помотал головой и развел руками, демонстрируя, что не понял вопрос.

Я продолжил: — Я вот что имею в виду. Когда ты работаешь с парнем, и хочешь узнать его историю — ты просто подходишь и спрашиваешь. И он отвечает. Или говорит, что это не твое дело, и на этом всё. А ты ждал, пока я сам заговорю с тобой об этом. Потому что... да хер знает, почему. Может быть, ты так хочешь добиться более глубокого доверия? Эмоционального доверия? Ведь я знаю, что ты не будешь давить на меня, и мне от этого спокойнее. Но именно так люди и ведут себя, когда хотят добиться чего-то более... интимного? Так ведь?

— Стоп, стоп, погоди! — сказал он, поднимая руки.

— Нет. — я оборвал его. — Дай договорить. Нет, все это — нормально. Я не обвиняю тебя, что ты собираешься забраться ко мне в трусы. 'Интимного' не в этом смысле... Я говорю о другом. 'Интимность' это... ну, более прочная связь между людьми. Когда ты полагаешься на кого-то. Доверяешь ему прикрывать твою спину потому что он твой друг, а не потому, что служба такая. Когда ты разрешаешь другому человеку жить твоими интересами. А поскольку мы знаем друг друга не слишком хорошо, и у нас мало общего, то для тебя лучший способ показать мне, что я могу доверять тебе — это сдерживать любопытство, показывая, что ты уважаешь мое личное пространство. Как-то так.

— Да, можно смотреть на это и так. — допустил он.

— Я был... Причина того, что я был бездомным — я был обломавшимся ветераном. И я пытался разобраться со всей херней, которую натворил. Какой смысл был во всем этом. А потом со мной случилось вот что... Ты знаешь. И внезапно у меня появилось новое направление. Хоть какой-то выход.

— Угу.

— Но. — продолжил я. — Штука в том, что сперва я был в высшей школе. А потом завербовался. И... месил эту кровавую срань много лет подряд. А потом я ушел. Ты, наверное, думаешь, что у меня просто нет того, что называют 'глубиной эмоций'. Или глубиной понимания эмоций. Негде было развить. И некогда.

— Ээ... — ответил он. — Да не, вроде есть. Ты неплохо справляешься, на мой взгляд.

— Самое главный вопрос, который меня волнует, — продолжил я, — Теперь, когда я здесь. И когда я — она... Что дальше? Я снова вернусь к ремеслу киллера?

Он ничего не ответил. Просто смотрел на меня.

— Это пи#$ец какая странная беседа. — сказал я. Ху#%ая ситуация и совершенно е@#утое дерьмо, о котором нам приходится рассуждать. Вся моя жизнь — начиная с 9/11 — в ней ничего не было нормально. Сперва я был солдатом, потом я жил на улице, теперь я 'это'. Мне не на что опереться. Я, б@#дь, вишу в е@#ной пустоте.

Он задумался. Мы молчали вместе.

— Я могу сделать выстрел. — сказал он через минуту.

— А? — удивился я.

— Выстрел. Его могу сделать я. С 400 ярдов или с пятидесяти — как угодно. Неважно. Мы с самого начала думали, что стрелять будешь ты. Но этот разговор, все то, о чем ты говоришь... — я могу сделать это. Выстрелить в Кеплера. Тогда тебе не надо будет.

— Я... что-то не очень понимаю, к чему всё это. — сказал я.

— Слушай. Я не могу гарантировать, что тебе никогда придется стрелять в кого-то или во что-то. Нет. Если, конечно, ты останешься в этом бизнесе со мной. Но у тебя есть умения, которые реально полезны. И ты можешь меня кое-чему научить. Если не жать на спусковой крючок сейчас реально важно для тебя, в этот раз я могу снять с тебя этот груз.

— Потому что я симпатичная девчонка? — спросил я. Эти слова оставили очень странный привкус во рту.

Он пожал плечами. — Мне хочется думать, что я бы принял такое решение и если б говорил с парнем. Но если хочешь — да. Первая причина — то, что ты симпатичная девчонка, а охотник — это очень одинокая работа.

— Но ты же понимаешь, что возможно то, чего ты хочешь, никогда не случится. — заметил я. — Ты знаешь, мне тяжело принять эту идею.

— Даже мне тяжело принять эту идею. — ответил он. — Так что я, наверное, представляю, каково тебе.

Я кивнул, соглашаясь с его формулировкой.

— Ты знаешь, — продолжил он, укладываясь на кровать и выключая бра. — Не сочти за наезд, но парень, которого ты описываешь... Ян Мэттокс. Я не знаю, как у него было с проявлением эмоций, но беседа, которая мы сейчас вели... Это была такая, характерная девичья штучка, из разряда 'Ну ты же понимаешь, мне непросто будет это сделать...', и всё такое.