На неведомых тропинках 4. Сквозь чащу

И ощутила облегчение и немного разочарования, не увидев ни того, ни другого. Обычно круглая физиономия осунулась, глаза казались настороженными, как у загнанного зверя, искусанные припухшие губы, бледная кожа. Бывали дни и похуже.

Тогда что же изменилось? Я искала перемены и не находила их. Словно ничего не случилось. Любая другая решила бы, что их и не было, но я давно живу здесь и знаю, как губительна бывает слепота.

Я откинула спутанные волосы с плеча, словно только сейчас поняв, что все еще обнажена. Но не это заставило меня стиснуть зубы. Разрез над грудью, тот с которого демон слизывал кровь, исчез. Полностью, не оставив после себя даже тонкой полоски шрама. Я приблизила лицо к стеклу. Не было не только этой последней отметины, но и тонкого шрама, оставшегося у меня от знакомства с кроватью в далеком детстве. Ладонь, на которой горела руна, превращая кожу в пепел, тоже была чистой, и сжималась и разжималась без боли.

Дверь открылась, и в комнату с подносом в руках вошла молодая карка.

— Хозяин сказал, что вы будете голодны, — проговорила она, ставя еду на кровать.

Я бросилась к сундуку, выхватывая первую попавшуюся длинную футболку.

— Стой, — попросила я, просовывая голову в вырез.

Девушка переступила с ноги на ногу, ей не терпелось уйти, даже носик сморщила, будто находиться рядом со мной было неприятно.

— Скажи, кто я?

Ее глаза распахнулись.

— Ты же чувствуешь? Скажи. Вестник? Падаль? Лгуна? Морок? Заговорщица? Потрошитель? Кто?

Она подняла руки, схватившись за шею.

— Неужели так плохо?

— Агхл, — булькнуло в горле у молодой женщины, а потом оно лопнуло, как переполненный сосуд.

Кровь веером осела на стенах, портьерах, зеркале и белой футболке, что я только что надела. Безголовое тело с глухим стуком упало на пол.

— Ох, — прошептала я, отступая на шаг, — Нет-нет-нет!

Зажмурившись, я замотала головой, на в силах поверить в случившееся. Глупое ребяческое отрицание. Так делала Алиса, когда не хотела есть.

— Ушедшие, — колени подогнулись, и я сползла на пол. — Нет, это не я, не я...

А кровь продолжала течь, напитывая ковер, не в силах смотреть, я закрыла глаза.

— Не я.

— Не ты.

Я подняла голову, в комнате стоял вестник, или кто-то очень похожий.

— Ты... ты... — я поняла, что закаюсь и не могу сказать ни слова, продолжая так же поджимать под себя ноги.

— Это я, Ольга. На этот раз я, — он перешагнул через безголовое тело.

Я отвернулась не в силах смотреть на карку. На то, что когда-то было ею. В нос ударил запах крови. Святые, никогда не привыкну, к ее медному привкусу, ржавчиной оседающему на языке.

— И это действительно сделала не ты, — склонился ко мне мужчина.

— А кто? Я только спросила у нее кто...

Он прижал пальцы, к губам заставляя замолчать.

— Если повторишь вопрос, такое может случиться и со мной. Или с ними, — он обернулся.

В комнату вошла Пашка, за ней следовал Мартын, лицо парня все еще было красным от воспаленных рубцов, но, несмотря на это, он улыбался.

— Ты сказал, что это не я? — я сцепила руки.

— Не ты, — он осторожно коснулся пальцев, — Хозяин. Он запечатал всех. Каждый, кто откроет рот, чтобы ответить — умрет. Вставай, хватит стенать.

— Но, — я вцепилась в его теплую ладонь, медленно поднимаясь, — Но кто же... — он снова зажал мне рот.

— Произнесешь, ничего не случится. Но если один из нас на миг допустит мысль об ответе, — вестник многозначительно замолчал, посмотрел на тело, над которым с интересом склонился молодой целитель и отдал резкий приказ, — Убрать. Хозяйка поест и примет ванну позднее.

Вслед за Мартом в комнату зашли двое: женщина в сером платье горничной и мужчина в жилете. Вошли и первым делом поклонились. Босоногой и напуганной мне.

— Хозяйка? — спросила я, стараясь не смотреть на то, как мужчина схватил мертвую карку за ногу и потащил к двери, за огрызком шеи, из которого торчали сломы костей, по полу тянулся влажный след, — А ты не преувеличиваешь?

— Все претензии к Седому, он слугам перед приемом объявил.

— Святые, от чего же хреново-то как.

— Странная реакция на мечту всей женской половины предела, — рассмеялся Александр.

Пашка выразительно присвистнула, посмотрела куда-то поверх моей головы, точеные ноздри раздулись, и на миг, на одну секунду, перед тем как она обошла кровавое пятно на ковре, в ее глазах сверкнуло что-то подозрительно похожее на разочарование, уголки губ опустились к низу. Презрение, вернее, его легкая тень. Плохой признак — очень плохой.

Явидь подошла к кровати присмотрелась к тарелкам и предложила:

— На кухне мясо есть. Если хочешь, принесут любое, хоть суслика, хоть нелюдя. Приказать?

Медные глаза испытывающее светились. На подносе лежали овощи и хлеб, она же предлагала плоть.Она знала, кто я, и почему-то ответ на вопрос был для змеи важен.

Вытаскиваемый труп зацепился за косяк, и слуга, судя по загнутым внутрь неубирающимся когтям, потрошитель, дернул чуть сильнее, кровь брызнула на стену, несколько капель осело на столике.

— Я не голодна.

Змея скривилась. Неправильный ответ.

— Собирайся, на приеме поешь, времени почти не осталось, — вестник убрал руки.

— Приеме?

Служанка скатала ковер и выволокла следом.

— А по какому поводу, думаешь в замке переполох? — усмехнулся Март, — Уж, не по поводу ли твоего залога? Увы, ты еще не настолько значимая фигура, а замок полон высокородной нечисти. И наше присутствие обязательно, — протянул он тоскливо, — У меня левая пятка чешется.

— Слава Святым, что не задница, — огрызнулась Пашка.

— Что празднуем? — я сделала шаг к кровати, остановилась и огляделась.

Все было неправильно. Комната, разговоры, поднос на кровати. Все вели себя так, словно здесь опрокинули кувшин с чаем, а не оторвали голову девушке. Все, и даже я, наблюдающая, как вернувшийся слуга, посыпал пятна сухой смесью. Зола с солью, белые кристаллики быстро впитывали кровь, становясь розовыми, а служанка заметала их на совок.

Первый шок прошел, и теперь я не чувствовала к бывшей заложнице ничего из того, что должна. Было ли мне жаль, что она умерла? Чисто абстрактно — да, но другая моя часть вспоминала, как она танцевала в коридоре, как чувствовала смерть, как говорила, что получила работу после того, как вышла из спальни Кирилла.

Неужели это и есть первый признак того, что я стала бездушной нечистью? Это равнодушие?

— Без понятия, — ответил вестник, — Хозяин приказал, мы подпрыгнули.

На полу раскатали новый ковер, девушка прошлась тряпкой по стенам и мебели, ярко алые капли стали розовыми разводами.

— Может, я и не нечисть вовсе, — задумчиво протянула, — Может, залог не удался?

— Мечтай, — хмыкнул Мартын, и этим словом почему-то живо напомнил мне Веника.

Через час я спускалась по широкой лестнице, туфли отсчитывали ступени. Так-так-так, словно удары заходящегося в тревоге сердца. Вот слуга с подносом отошел в сторону, освобождая дорогу, вот девушка торопливо скрылась в боковой нише.

Вместо радости или хотя бы удовлетворения, оттого что меня опасаются, я ощущала только тревогу. Непрерывную, не оставляющую ни на миг тревогу, причины которой по-прежнему были скрыты в тумане. И ничего хорошего впереди, я была в этом столь же уверена, как и в том, что камень этих стен — серый. Это было знание на уровне чувств, но от этого еще более значимое. В мире нечисти ощущения куда важнее фактов.

Я остановилась перед резными створками, на миг закрыв глаза, пытаясь представить, что увидят гости за ними. Или кого? Девушку в черном платье, которая словно перепутала прием с похоронами? Или выскочку со стилетом на предплечье. Я долго думала, куда девать оружие, потому что идти на торжество без него, все равно, что идти голой. Но у платья не было ни карманов, ни рукавов. И я решила не прятать серебро, а просто прицепить к руке. Если они стерпят такую наглость — значит, стерпят что угодно. А при условии, что от меня за несколько метров разило демоном севера... Да, я была уверена, по крайней мере сегодня меня не тронут. А может, и никогда больше.

Двери неторопливо открылись, и гулкий голос распорядителя взлетел к потолку:

— Волею и законом, плотью и кровью повелителя нечисти и стража переходов Седого демона — Повелительница северных пределов Ольга Седая.

Зудящие, словно мухи, разговоры смолкли. Всего на один удар сердца, а потом нарастающий шепоток пробежался по залу, как волна, он коснулся каждого, каждой повернувшейся головы, каждой презрительно скривленной морды. Я заставила себя переступить порог, заставила смотреть куда угодно: на стены, на расписной потолок, пол, портьеры, столбы и перила балкона, только не на нечисть. Переступила и замерла, на зная, что делать и куда идти. Из толпы гостей тут же вышел вестник и протянул мне руку с черными ногтями. Я вложила в его ладонь свою, наблюдая, как сперва один гость отвернулся, затем второй, услышала отдаленный женский смех и выдохнула. Неважно, даже если смеялись надо мной, смех — это не смертельно.

— Спасибо, — проговорила я, следуя за Александром в центр зала.

— Не за что, — он провел меня между двумя девушками в лиловых платьях, открытые плечи красавиц был расписаны рисунком из чешуи, — К тому же приказ о помощи еще никто не отменял. Ты молодой заложник, я вестник.

Нас со всех сторон обступали гости, слышалась ругань, рычание, проклятия и визгливые выкрики. Звякали бокалы, лились вино, кровь, разговоры.

— Слышали, пески Простого зашевелились? — высокий мужчина в снял цилиндр под которым оказались аккуратные рожки.

— Да прям, — возразила женщина, с острым хищным лицом, одетая в современный деловой костюм, если не обращать внимания на ремень, на котором болталось с пяток склянок с мутным содержимым, — Ни за что не поверю, что восточник вышел из затворничества.

— А придется, — хмыкнул третий собеседник, полный мужчина с жабо на рубашке, которое я видела на рисунке в учебнике истории, правда там не было, раздувающихся при каждом вздохе пузырей за ушами. Скорей всего водяник, или кто-то еще из дышащей как под водой, так и над ней братии, — Говорят, он нанес визит Прекрасной.

— Кто говорит? Неужели сама прекрасная южанка...

Александр провел меня к столам, но аппетит так и не появился. Не хотелось ни хлеба, ни мяса, ни какой-то слизкой дряни, которая пользовалась успехом у остальной нечисти.

— Ты хмуришься, — сказал вестник, — Что не так? Не молчи?

— Если скажу "все", что изменится? — я отвернулась от стола, и вдруг улыбнулась, — Можно ведь здорово развлечься, задавая запрещенный вопрос. И живописно украсить округу трупами.

— Тебе их не жаль? Совсем?

— Нет. Может, это и есть превращение? Равнодушие?

— Лишь отчасти. Вспомни, насколько ты жалела их дальше, — вестник снова подал мне руку.

— Не насколько. Но я не хотела их убивать.

— Скорее не имела возможности, — мы пошли дальше. — Ты внесешь панику в стройные ряды северной нечисти и здорово развлечешь чужаков. С кого начнем?

Я посмотрела на Александра, но тот, кажется, был серьезен. Я отвлеклась и натолкнулась плечом на фигуру в черном киношном плаще и во вполне современных кроссовках. Очередная смесь стилей, времен и эпох и созданий. Высокий незнакомец ожег меня сердитым взглядом зеленых глаз. Александр тут же скользнул вперед. Вопросов о случайности столкновения не возникало, потому что если нечисть не хочет соприкоснуться с чем-либо, она не соприкасается, во всяком случае в мирной ситуации бального зала.

— У тебя вопрос к хозяйке? — поинтересовался вестник.

— Нет, — выплюнул зеленоглазый. — У меня нет к ней вопросов. Только к тому, кто ее валяет.

— Так пойди и задай, лешак.

— Так и сделаю, — он развернулся и грациозно скользнул в толпу.

— Больно? — спросил вестник.

Я потерла плечо, нахмурилась и ответила правду:

— Почти нет.

— Теперь вы в одной весовой категории.

— Он ведь северный? Или нет? Чужой?

— Восточник, — он посмотрел вслед уходящему мужчине, — На самом деле пример не очень хороший. Почему ты сначала решила, что он наш?

— Не знаю.

— Посмотри на девушку в зеленом, — он указал рукой вправо. — Наша? Чужая?

Незнакомка, как раз смеялась.

— Да-да, — уверял ее собеседник, — Сегодня состоится жертвоприношение. Только для ближнего круга и особых гостей. Так что раз ты об этом не слышала... — мужчина в вечернем костюме и волосатыми глазами многозначительно замолчал.

— Но раз знаешь ты... — теперь она не закончила фразу придвигаясь к собеседнику.

— Она чужая, он северный, — не давая себе труда задуматься, ответила я и была уверена, что не ошиблась, — Это похоже на...

— Не отпускай это чувство, — он сжал мое предплечье, и тут же обжегшись, отдернул ладонь.

Стилет, от которого все так старательно отводили глаза, был все еще там.

— Извини, — сказала я, не чувствуя, впрочем, особых сожалений.

— Не стоит, — вестник, конечно же, слышал фальшь, но не стал упрекать, не стал вообще говорить об этом, — Сосредоточься, попробуй понять, что это за чувство, сконцентрируйся на нем.

— Де жавю, — ответила я, снова приглядевшись к девушке, которая водила золотистыми коготками по рукаву северника, напрашиваясь на приватное приглашение к алтарю. — Словно мы где-то уже встречались.

— Чувство узнавания, — улыбнулся Александр, — Что ж система свой — чужой у тебя работает, уже неплохо. Но помни, это на поверхности, чем выше нечисть, тем выше вероятность ошибки. Многие умеют, — он щелкнул пальцами, подбирая слово.

— Закрываться?

— Близко, но не совсем. Закрытие, это способность демонов, а здесь скорее наложение, путаница, глушение этих сигналов, — нашелся вестник, а я сразу вспомнила джина из Поберково, или из Кощухина, или из другой солнечной системы, он был загадкой для моих спутников. К слову, он так ей и остался.

— То есть ничего не изменилось? Верить по-прежнему никому нельзя? Даже себе?

— Увы, — мужчина развел руками. — Плюс, всегда есть шанс, натолкнутся на перебежчика, такого как тот лешак.

— Он что был северным?

— Был. Теперь служит востоку.

— Но я никогда не видела тех, кто уходит, меняет предел. Думала, что таких не существует. И Кирилл его отпустил? Не верю.

— Я тоже не верю. Вернее не поверил бы, если не видел лешака собственными глазами. И живым.

Мы подошли к одной из поддерживающих балюстраду колонне. Стоящий неподалеку пожилой мужчина скупо отсалютовал мне бокалом. Он сменил вязаную кофту, кресло и огонь в камине, на старомодный костюм и бальный зал с колоннами, но все-таки остался собой. Дым, старейший из вестников, приветствовал ту, которой отказался отвечать на вопросы, ту, что по воле Седого сменила статус наорочи на титул хозяйки. Даже если это временно. Даже если смертельно.

Александр оперся о холодный камень, явно собираясь продолжить лекцию, но вместо этого, вдруг нахмурился и дернул головой, словно отгоняя назойливую жужжащую над ухом муху. Может я и стала нечистью, но услышать то, что предназначалось вестнику не смогла.