Звериный подарок

Сегодня, правда, чужаков мы не встретили, вокруг были одни люди. Мы шли мимо палаток и прилавков, с трудом разминаясь со встречной толпой. Кругом гудели голоса, сквозь которые прорывались более громкие вопли торговцев, предлагающих свои товары. Торговые ряды нас не интересовали, денег почти не было. Мы искали развлекательную зону, где все веселье, где выступают певцы и танцоры, там еще бывают всякие разные необычные заморские редкости, вроде странных животных или магических артефактов. Хотелось немного повеселиться перед тем, как притащится Марфутишна и загонит домой.

Сегодня было очень много народу, как всегда в последнюю ярмарку года. Многие спешили, ведь надо успеть продать все ненужное и закупить необходимое на долгую зиму.

А еще было много кочевников из свободных пустынных земель, что на юг от человеческих. По твердому убеждению Марфутишны, кочевники — одна из опасностей, поджидающая каждую девушку на пути добродетелей. Сколько слышала, как они воруют красавиц, перекидывают через коня, увозят да продают кочевым торговцам (правда лично не об одной не знала), но говорят, значит так и есть. И хоть я напоминала, что к красавицам того типа, которых хочется утащить в свое логово не отношусь, да и заработать на мне вряд ли много сумеют, но избежать поучений не удалось. Никогда мне не удавалось избежать ничьих поучений. Ни разу!

Постепенно толпой нас вынесло куда-то на край ярмарки. Тут плотно стояли груженые повозки, с привязанными к ним лошадями. На земле лежали кучи мешков, каких-то ящиков, местами горки мусора.

Ну, мы не сразу поняли, что зашли куда-то не туда. А когда развернулись, пришлось долго обходить сплошные ряды повозок. Народу вокруг становилось все меньше. В конце концов, мы уперлись в тупик, где посреди дороги горел костер, а вокруг плотным кольцом сидели мужчины. Кочевники с загоревшими дочерна лицами и все как один с кинжалами за поясом.

Упс! Невезение какое, нас быстро увидели, двое мужчин поднялись и широко заулыбались, приглашая к костру. Этого делать никак нельзя, не думаю, что украдут, но проверять как-то неохота. Маришка вот еще цепляется за руку, испугалась, когда они к нам подошли.

Настойчиво просят еще раз. Нет, никак не можем, спешим. Пока еще улыбаюсь, но уже насторожено, не нравятся мне их заискивающие взгляды и подталкиваю Маришку назад. Ну, догадайся же, развернись и иди, а я пойду за тобой.

А она как назло вцепилась теперь в юбку и двигаться мешает. Все равно, еще раз громко скажу, что нас ждут и уйду.

Тут за собой слышу грохот, как будто что-то тяжелое падает на кучу ящиков и они все разваливаются. А потом за спиной становится так тепло, будто там камин разожгли.

— Вот вы где, — услышала я знакомый голос. Дынко стоял прямо за моим плечом. Дынко, здесь? Как вовремя... Надо же, как я ему обрадовалась! Волки в нашем случае однозначно лучше, чем кочевники.

Маришкины пальцы отрываются от моего подола, Дынко берет ее на руки, но смотрит вперед, на мужчин.

— Вы пошли не в ту сторону, — равнодушный голос справа. Ждан стоит поближе к Аленке, но смотрит тоже вперед. Предостерегающе.

Лица кочевников теряют улыбки и превращаются в равнодушные маски. Они разворачиваются и уходят, даже спинами выражая полное презрение.

Маришка не спешит слезать с рук Дынко, и он, похоже, не против, тащит ее и даже слушает, что та болтает.

Я иду за ними, возле Радима и делаю вид, что не удивлена ничуть их присутствием и ничуть не рада.

Сзади идет Аленка с Жданом. И двух минут не прошло, а они как старые знакомые беседуют о... рукоделии? Не может быть! Что Ждан может понимать в рукоделии? Похоже, ничего, но слушает внимательно и даже вопросы наводящие задает. Интересно, узнала бы моя подружка, что рядом с ней идет Вожак, сильно бы удивилась?

— Чему улыбаешься? — тут же спрашивает Радим.

— Да вот думаю, говорить или нет Аленке, что она рассказывает о способах вышивать двусторонней гладью Вожаку.

— Да уж, — и тоже улыбается.

— Вежливый он у вас. А как это кстати, Вожак?

— Ээ, ну, это сложно объяснить не... волку. Вожак — это тот, кто за собой ведет в случае войны или опасности. Тот, чья воля сильнее воли других. Ну, в общем, как-то так. — Радим растеряно оглянулся на Ждана и замолчал.

Ну нет, так легко он от меня не отделается! Когда еще будет возможность пройтись рядом с волком, да еще и который на вопросы отвечает?

— А разве Вожак не самый сильный?

— Самый сильный, — согласно кивает лохматый.

— А среди вас разве не Дынко самый сильный?

Та-аа-к, до чего-то докопалась, Радим раздумывает, как будто не решается ответить. Не ожидал от меня подобных вопросов?

— Да вот, понимаешь ли... да, Дынко самый сильный, — Радим искоса скользит по мне глазами и отворачивается, — в человеческом... обличье.

В... человеческом? Я как в стену врезаюсь, останавливаюсь на одном месте. Радим хватает меня за руку и молча тащит за собой. Навстречу идет толпа крестьян, видимо из одной деревни, потому что они громко переругиваются и тут же хохочут. Когда их шумная компания остается за спиной, Радим спрашивает:

— Что, не рада уже что спросила?

Почему не рада? Просто прозвучало как-то вдруг, хотя я знаю, что звериный народ в зверей перекидывается. Это же очень... любопытно.

— Нет, просто неожиданно. Хочу... посмотреть.

— Чего?

— На ваше... нечеловеческое обличье.

— Это не развлечение, а боевая форма! — сухо отвечает парень и тут же меня отпускает.

Надулся, что ли? Он уходит вперед и, поравнявшись с Дынко, что-то тому говорит. Тут Маришкино счастье заканчивается и она оказывается на своих двоих.

Наверное, им пора уходить? Надо Маришку забирать, чтобы не мешала.

Не тут-то было! Заберешь ее теперь! Я даже пару шагов не сделала, а она как схватила Дынко за руку! Тянет в мою сторону и пищит.

— Ну, пойдемте на колдунов посмотрим, ну пожалуйста!

Интересно, почему они ей поддаются? Кивают и идут к высокому фиолетовому шатру, на постаменте перед которым обычно выступают колдуны. Хотя на самом деле там, в основном одни фокусники бывают. Но при нашей скуке и фокусниками разбрасываться глупо.

Выступления колдунов всегда привлекают много народа, Дынко идет через толпу, затем Маришка, я, Радим последний. Аленка с Жданом идти к помосту не пожелали, а остались вдалеке, оттуда, кстати, тоже можно выступление разглядеть, правда, не так подробно.

Почти у самого помоста Дынко раздвигает боками народ, освобождая нам место. Радим вдруг подхватывает Маришку и сажает на шею. А та визжит от восторга, сверху-то все лучше видать. Хорошо все-таки быть маленькой. Иногда. Вон, на руках таскают, на шею посадили и потакают всячески.

— Твоя сестра? — кивает на нее Дынко.

— Да.

— А сколько вас... таких?

— В смысле полукровок? — спокойно спрашиваю.

— Ага, предпочитаю слово незаконорожденых.

— Нас шестеро, я Маришка и четыре брата. Пока.

— Пока? — глупо спрашивает Дынко. Смотрю — тут же краснеет, понял, что значит пока. Надо же, и это тот, кто всю ночь в доме развлечение веселился? Смешно так, что я не сдерживаюсь и совершено невежливо хохочу во весь голос. Даже Радим с Маришкой оглядываются посмотреть, что такое у нас происходит. Потом они проходят дальше, почти до места, где начинаются доски помоста.

— Слушай, — Дынко нервно проводит по своим волосам рукой, — Я никак не могу понять... не знаю до конца, что у вас прилично, что нет. Что... стыдно. Как с тобой разговаривать, чтобы не смутить?

— Меня?

— Да, тебя! Предположим, мне нужно о тебе что-то узнать. Что-то не относящееся к уборке, готовке и шитью. Что-то личное. Как мне с тобой говорить?

Ничего себе вопрос! Даже... представить страшно, что он там хочет обо мне узнать. Зачем, интересно?

Пииииффф! Над помостом взлетел небольшой огненный голубь и растаял в вышине дымом. Колдун! На помосте настоящий колдун, не подделка! Я ахаю вместе с толпой и подаюсь вперед.

Вот он, в длинном черном плаще, на который наклеены глупые золотые и серебряные звезды. Обычно колдуны так конечно не ходят, но на выступлениях это такой же необходимый атрибут, как черный кот. Вот и кот, толстенный и пушистый, сидит у его ног, отвернувшись в сторону, презрительно топорща усы. Через пару минут колдун выхватывает из рукава длинную ярко-розовую ленту и взмахивает ей ввысь. Лента взлетает и... расплывается блестящим туманом.

Тут я вспоминаю про Дынко. Невежливо вроде, на вопрос ведь я не ответила. Хотя не знаю, что на такое можно ответить? В любом случае, надо сначала подумать.

Но когда оборачиваюсь, он улыбается, видит, что сейчас от меня мало толку.

— Потом поговорим, — наклоняется ко мне, — а пока постой спокойно, хорошо?

И он заходит мне за спину и крепко... обнимает двумя руками, одной — под грудью, держа мои руки прижатыми к телу, второй — за плечи. И утыкается лицом в шею.

Сверкающий туман пускает щупальца, завиваясь кольцами, как змея, и я вздыхаю вместе со всеми зрителями. Но по разным причинам. Они — от увиденного представления. А я... я оттого, что он делает. Белым днем, среди множества людей, обнимает меня, как будто так и надо! Хорошо, что вокруг нет знакомых, но ведь могли быть! И что еще странно, он обнимает, а мне... не страшно. Ничуть! Ведь если бы хотел сделать что-то плохое, сделал бы, когда я без сознания валялась после лечения Мотылька. Разве не так?

— Зачем ты? — спрашиваю шепотом.

Он даже не шевелится, только щекотно дышит. Потом, правда говорит, отчего кожа начинает сильно зудеть, так что хочется почесать.

— Мне нужно запомнить твой запах.

— Запах? Зачем?

— Чтобы в случае чего я мог тебя найти, — его горячее дыхание просто обжигает. А о том, что он говорит вообще, похоже, лучше не думать. — Вот, сейчас, например, я уже изучил твой запах и смогу тебя найти на расстоянии примерно в полмили. Через несколько минут я запомню его достаточно хорошо и смогу найти тебя на расстоянии двух-трех миль.

Колдун машет руками в воздухе и создает зелено-серое полупрозрачное привидение. Оно зависает над помостом и яростно машет подобием рук в сторону людей. Колдун вызывает второе приведение, красно-коричневое, в платье. Он машет рукой и привидения разыгрывают встречу двух влюбленных. Сильный колдун, создать картинку очень сложно, а еще сложнее удержать ее устойчивой. И добрый, вон как выкладывается, хотя это мало кто понимает. Денег он особо не заработает, значит, просто искренне хочет народ чудесами порадовать. Толпа хохочет от удовольствия, я слышу, как визжит от восторга Маришка. Радим изредка оглядывается на нас, но сразу отворачивается.

Когда привидения, взявшись за руки, тают, Дынко меня отпускает. Колдун как раз готовит новый номер.

— Так зачем тебе запах-то мой? — пользуясь передышкой, спрашиваю. Чего это он так смутился, как будто ему пять лет и его застукали за воровством конфет?

— Нууу, вдруг опять кочевники попадутся. Или еще кто-нибудь.

— Да, кстати, спасибо. Как это вы там оказались так вовремя? Случайно мимо шли?

— Да, да! Шли мимо, а тут... вы.

Врать не умеет. Интересно, что они там делали? Что там можно делать? Да на скрытый рынок ходить! На подпольный рынок, где торгуют всякими запрещенными товарами, вроде кристального порошка, способного всего за пару дней превратить человека в подобие слизняка, будет лежать и слюни пускать, разучившись двигаться и даже говорить. Так рассказывают, сама-то я ничего подобного ни разу не видела. А еще рассказывают, там даже людьми торгуют.

Так, что-то я отвлеклась. На чем мы там остановились?

— Дынко, тебе нужен мой запах, чтобы охранять от кочевников? — Кто в такое поверит? Вообще это как-то все... странно.

— Ну, нам может лечение твое понадобится. Ты ведь... поможешь, если что?

Почему я так быстро киваю, даже не успев подумать? Лечение выматывает меня, делает больно, холодно и страшно. Но для них я это сделаю, совершенно точно. Почему? Может потому, что они меня пожалели тогда, на улице, не стали позорить, привезя в дом. Или потому, что Маришку таскают и терпят все проявления ее детского восторга. Кстати, надо будет ей напомнить, что нельзя дергать людей за нос и отрывать уши, что она пытается проделать с Радимом, даже если он стойко молчит и не сопротивляется.

— Да, вот еще чего хочу спросить. Ты зачем нам соврала, что тебя магии не учили?

— Это был не мой секрет.

— А чей?

Вообще секрет то уже ничей. Старик Атис почти полтора года как умер. Так что данное ему обещание молчать можно считать выполненным. Смерть деда я очень тяжело пережила, да и пережила ли? Ведь и сейчас вспоминаю — слезы на глазах. Так с ними и делюсь впервые после его смерти своим секретом, рассказываю о нем... чужаку.

— Когда мне было тринадцать, в нашей деревне поселился старый чернокнижник. Ему разрешили жить с условием, что он не будет пользоваться магией, а тем более ее преподавать. Нас тогда пугали, что злые чернокнижники крадут детей и приносят их в жертву демонам. Однажды мы с ним встретились в лесу, разговорились, он помнится, долго смеялся, когда я попросила принести меня кому-нибудь в жертву, мол, надоела мне уже жизнь, ничего нет в ней хорошего. Так мы и подружились. Стала я к нему в гости ходить, а он меня учил втайне от всех. Смешной был, борода длинная-длинная, седая, и вокруг пояса толстенная цепь с огромным ржавым замком. Я все время представляла, что он мой дед.

И я прямо увидела его, моего старика. Дедушкой его называла. Иногда он гладил меня по голове и это были такие редкие, счастливые минуты, что я их все наперечет помню. И помню, как нашла ключ от его замка, подобралась к спящему и попыталась открыть. Что было! Повезло, что он проснулся вовремя и успел захлопнуть замок до того, как полезли демоны. Это я потом узнала, что за замок такой дед носил, от чего закрывался. И нас всех закрывал.

— Он учил тебя только... лечению? — осторожно интересуется Дынко. Знает, значит, кто такие чернокнижники и чему могут научить.

— Только лечению, правда. Он... не хотел подвергать меня никакой опасности. Помню, долго уговаривала его научить вызову демонов, и однажды он сдался, посадил меня на стул у стены, сказал, покажет, как это делается. Вынес из комнаты все ценное и вытащил из-под низа самого маленького и слабого беса.

— И как? — какой осторожный все-таки голос у него. Настороженный.

— Это существо сожгло все в комнате, кроме него, меня и стула. Больше с просьбами завести себе зверушку я не приставала.

И слышу облегченный вздох.

— А... кроме магии? Учил?

— То есть?

— Ну, если уж он нарушил запрет о магическом обучении и так к тебе привязался, то не мог оставить... безоружной. Предположим, танцы и пение не были его сильными сторонами, но может историю, языки? Философию, колдуны это любят. Да?

Хм, а Дынко не так прост, как кажется на первый взгляд.

— Ну, он любил разные занудные истории, правда. Говорил, что учит меня... думать.

— Думать? И как, научил?

— Вряд ли, слишком часто повторял, что я толи маленькая еще, то ли от природы ленивая. Никак не мог решить, а потом уже и неважно стало.