Раскрыть ладони

Наконечник сильно трогать не буду: и так еле-еле отбалансирован, вмешательство может все испортить, лучше поработаю с древком поплотнее, чтобы улучшить разгон, тогда и пробивные свойства сами собой возрастут. Единственное, придется повесить на острие небольшой "клинышек", чтобы раздвинуть нити защитных заклинаний, если таковые попадутся на пути. Но это все скучно, а вот кинжал куда как интереснее. Главное, не забыть ни малейшего ощущения, и тогда ножичек для Тени получится всем на зависть!

* * *

— Магам только одного надо: честным людям голову задурить, да облапошить, пока не очухались!

В какой-то мере, в какой-то мере... Но ровно то же самое можно сказать и о торговцах. Как будто, они ведут свои дела честно и совестливо! И купчиха Карин не исключение, к сожалению. Моему. Глубочайшему. Но прощать сегодняшний выпад почему-то не хочется. А, пусть все идет за Порог!

На редкость некрасивые руки: не ладошки, а жабьи лапки. Причем жаба перекормленная. Но все же без поглаживаний не обойтись, поэтому придется проглотить брезгливость, взять толстенькие пальчики купчихи своими и, проводя подушечками по бугристой и лоснящейся от притираний коже, мягко промурлыкать:

— Любезная dyesi, разумеется, права. Но позвольте заметить, случаются минуты, когда мужчине требуется от женщины совсем иное...

Крупная дрожь вздыбила плохо выведенные волоски на лапе Карин, и я предпочел проследить, как волна томления уходит по предплечью вверх, под сень широкого короткого рукава, нежели наблюдать за отупением, захватывающим в плен выражение круглого толстощекого лица.

А вот не надо было лишний раз злить. Потому что у меня хорошая память, и я не забыл, как еще при первой встрече купчиха, уверенная в неотразимости своих прелестей, попыталась склонить молодого мага к... Склонение было настойчивым и наверняка завершилось бы успехом, потому что справиться с огромной тушей мне было бы трудновато, но, благодарение богам, в те дни я был по уши увлечен Келли, и хватило единственного равнодушного взгляда, чтобы меня оставили в покое. Правда, и после того ни одно посещение мной хрустальной лавки без соответствующих намеков не обходилось: видимо, наученная прежним опытом, Карин полагала, что маг, имеющий личный интерес к хозяйке, будет работать за меньшую сумму, довольствуясь вместо звона монет другими дарами. Собственно, даже сейчас, захоти я получить место в обширной купеческой постели, препятствий бы не возникло. Кроме одного. Мне нужны деньги, а не плотские утехи. Хотя, без Келли станет тоскливо... Ничего, какое-то время перебьюсь, а потом решу, как быть.

— М-м-м... Минуты, говорите, любезный?

— А иной раз и часы, и целые дни...

Зачем продолжаю? Из зловредного удовольствия видеть странное и непривычное для самоуверенной женщины смущение. Впрочем, когда-то она тоже была юной, робкой и доверчивой, а те времена легко воскресить, стоит только... Конечно, чувствую себя сволочью. Но приятность присутствует, и немаленькая, стало быть, совесть немножко помолчит.

— Любезный dyen говорит о...

— Однако мне пора приступить к делам, не так ли?

Она хлопнула густо начерненными ресницами, словно стараясь сбросить оцепенение:

— Да, к делам... Но этот разговор...

— Мы непременно продолжим, любезная dyesi. Непременно.

Карин послушно кивнула и, все еще зачарованная собственным разыгравшимся воображением, а также, в немалой степени, моими стараниями, медленно двинулась по коридору в сторону своей комнаты, подметая тяжелым подолом юбки паркетные доски.

Нет, она вовсе не такая уж уродина: при желании можно было бы закрыть глаза и... М-да, закрыть глаза. В этом-то для меня и кроется смертельная опасность, потому что, расставаясь с возможностью видеть, я начинаю... ощущать слишком четко и подробно. И в смысле ощущений купчиха мне совсем не нравится.

— Не узнаю старину Маллета! Никак, сменил гнев на милость? — коротко хохотнули у меня за спиной.

— Уж и пошутить нельзя!

— Карин шуток не понимает, так что ты... поосторожнее.

Хороший совет, можно сказать, к любому случаю подойдет. Но не теми устами произнесен, ох не теми, чтобы я испытывал искреннюю благодарность. Потому что от Харти мне просто так ничего и никогда не доставалось.

Наши семьи жили рядом, но не скажу, чтобы мальчишками мы водили дружбу: у меня было слишком много занятий, и времени на игры не хватало, Харти тоже обычно большую часть дня помогал своему отцу — писарю Регистровой службы. Встречались иногда на улице, по праздникам, на ярмарочных гуляниях, здоровались, присылали подарки по случаю дней рождения... В общем, были хорошими соседями, не более. И я весьма удивился, когда именно заслугами приятеля детства получил заказ от купчихи. Правда, как потом стало понятно, двигало моим старым знакомым не желание помочь, а стремление почувствовать свое превосходство. Крошечное, но все же существующее, потому что в отличие от меня, мой погодок жил безбедно, занимая должность помощника Карин по любым поручениям, в том числе, и щекотливым. Правда, мечтой Харти всегда было оказаться на месте отца, в Регистровой службе, но связей не хватило, и юноше отказали. До будущих времен и некоторого, надо сказать, немаленького количества монет.

— Хорошо, не буду больше заводить такие разговоры.

— Ну, если ты серьезно настроен, почему бы и нет? — Харти пожал плечами, неприятно напомнив телодвижения жука-соломняка.

Сколько помню, парень всегда был нескладным. В детстве слишком тощий и угловатый, в юности голенастый, во взрослом возрасте — иссушенный: всего двадцать семь лет, а выглядит чуть ли не вдвое старше. И к простым лекарям ходил, и к магам, но все только разводили руками. Мол, ничего не поправишь, слабое здоровье досталось по наследству. Я мог бы чуть улучшить положение приятеля детства, но когда увидел в тусклых, слегка выкаченных глазах неприкрытую зависть, отбросил все мысли о предложении помощи. Потому что не понимаю, чему во мне можно завидовать. Внешности? Глупо. Не так уж я и красив. И красивее встречаются. Сильному телу? Это правда, болею редко, но есть недуг, который не вытравишь никакими снадобьями, зельями и чарами. По крайней мере, лекарь, умелый и опытный, старый друг моего отца, честно признался в своем бессилии. И Харти мне еще завидует? Вот дурак...

— Я не настроен. Просто все надоело.

— А-а-а... — протянул он, делая вид, что понял причину моего раздражения.

— Много на сегодня надо сделать?

— Не больше, чем обычно. А почему спрашиваешь?

— У меня готово только две дюжины.

Потому что часть беглянок вернуть в "шкатулку" не удалось: успели удрать в открытое окно. Или впитались в чердачную утварь, стены, крышу и все прочее. А мне ведь еще требовалось поработать над оружием, так что пришлось урезать заказ купчихи до последнего возможного предела.

— Ничего, хватит, привезли всего десяток.

— Это хорошо... Начнем?

Харти распахнул дверь в торговую комнату и насмешливым жестом пригласил меня пройти вперед.

С первым же шагом через порог фитильки светильников, развешанных по стенам, вспыхнули ярко-желтыми огоньками, и глаза на мгновение ослепли от тысяч бликов, отраженных прозрачными, полупрозрачными и искусно разрисованными гранями хрусталя. Он был повсюду: изящные подвески для нежных женских ушей и шеек, роскошные бокалы всех возможных размеров — для руки от детской до великанской, подсвечники, шкатулочки, статуэтки, изображающие все, начиная от зверюшек и заканчивая ликами богов... В Саэнне любят хрусталь и покупают, охотно переплачивая втрое от исходной цены. А моя задача — делать так, чтобы ни один предмет, выставленный в лавке, не покинул ее пределов без оплаты.

Хотя, вру, основное сделано до меня и за меня. Небольшая печатка с изображением птицы: мне видится, что это курица, Карин утверждает, что орел — вот и все приспособления. Маг, которому было поручено придумать способ защиты от воров, думал недолго и не слишком хорошо, стряпая заклинание, зато обеспечил меня невеликим, но постоянным доходом. Потому что печатка только задавала контур заклинания, а для его воплощения требовалась определенная заготовка.

— И где новинки?

— Вот. Только осторожно, они хрупкие до ужаса!

Да уж, хрупкие, вижу. И как стеклодувам удается делать такие тоненькие стенки? Кажется, что ничего и нет, один воздух, лишь еле заметно мерцающий мелкими пылинками. Красиво. А если в такой светильник поместить феечку, и вовсе глаз будет не оторвать... Впрочем, все эти красоты не для меня. Слишком дорого. Мое дело работать, а не любоваться.

Мягкие бока "бусинки" послушно расплющились в пальцах, превращающих шарик в лепешку, прилепились к основанию хрустального сосуда и приняли в себя оттиск печатки, а я, в который уже раз, но с прежним удовольствием отметил изменение ощущений. Только что ниточки заклинания были едва теплыми и совершенно гладкими, а теперь набрякли горячими и колючими узелками... Хорошо тем, кто способен это видеть! Наверное, красиво. Я могу всего лишь потрогать. Погладить. Щелкнуть пальцами... Мало? Да. Но мне хватает.

Откуда-то из коридора донесся странный звук, похожий на стон. Приглушенный, но отчаянный и четко отдающий болью.

— Кошку завели, что ли?

Харти, одновременно со мной проводящий опись поступивших в лавку товаров, недоуменно поднял взгляд от бумаг:

— Какую еще кошку?

— А кто там воет?

— Где?

— Сам послушай!

Он дождался повторения звука и скучно махнул рукой:

— А, это хозяйкин гость. Болеет он.

— Что за болезнь, если так стонет?

— Да вроде ухо застудил... — неопределенно ответил Харти, возвращаясь к своим делам.

Ухо? Плохо. Если вовремя не вылечить, можно и слуха лишиться, и разума. От боли.

— А что лекаря не позвали?

— Почему не позвали? Позвали. Только сам знаешь, как они не любят торопиться... Цену себе набивают.

Это верно, чем дольше человек помучается, тем благодарнее будет исцелившему... Так думают лекари, а у меня другое мнение: обезумевший от страданий скорее прибьет припозднившегося целителя, нежели от всей души поблагодарит. К тому же...

— Ты куда?

— Посмотрю, в чем дело.

— А-а-а... Как хочешь.

Источник стонов обнаружился быстро: на нижней ступеньке лестницы, сжавшись в комок и обхватив голову руками так сильно, словно собирался раздавить, сидел юноша. Хм, одет добротно, почти богато, но не по-здешнему. Гость, говорите? Больше похоже, что сынок какого-то из подельников Карин за пределами Саэнны. Наверное, пока ехал в карете, его и просквозило. Не мое дело, конечно, не стоит вмешиваться, но все же... Не могу пройти мимо. С болью у меня давние счеты.

— Давно болит?

— М-м-м?

Взглянувшие на меня мокрые от слез глаза оказались нежно-серыми, как жемчужинки.

— Час, два?

— С вечера еще... — выдавил несчастный сквозь зубы.

— Надо было сразу посылать за лекарем.

— Думали, само успокоится.

Разумеется, думали. А еще жалко было деньги тратить. Знаю я этих купцов: удавятся за каждую монету.

— Не надо было ждать. Но ничего, дело поправимое.

— Вы... можете вылечить?

Не хочется обнадеживать. А я и не буду!

— Я попробую снять боль. Так быстро, как только смогу. Но к лекарю все равно нужно будет обратиться. Согласны?

Он не ответил, но слов и не требовалось: глаза молили о помощи так отчаянно, что их крик почти оглушал.

Я присел на корточки рядом с юношей и осторожно заменил его ладонь, накрывавшую больное ухо, своей. Так, что у нас тут? Обычное воспаление, это мы на два счета поправим. Конечно, целиком изъять недуг не смогу, но болеть будет гораздо меньше. А может быть, и вовсе перестанет.

Человек похож на куклу, сплетенную из соломы: каждая частичка живой плоти пронизана ниточками, полыми травинками, по которым течет Сила. На ощупь они шершавые, как грубо спряденная шерсть, но такие же теплые и уютные, пока не начинается беспорядок, и кончики соломинок не выбиваются наружу, раскаленными остриями вспарывая тело. Я могу вернуть их обратно, хотя бы ненадолго пригладить, успокоить, заправить в пучки...

Хорошо было бы уметь добираться до истоков, но мои руки не настолько чувствительны. Все-таки, отцу надо было брать в жены другую женщину, глядишь, родился бы ребенок с полноценным Даром, а не с тем огрызком, что имеется у меня. Я бы понял. Постарался бы понять. Но отец почему-то не захотел обзаводиться нормальным наследником. Слишком любил супругу? А может быть, не хотел искать другого добра, когда под боком одно уже имеется? Ответа на этот вопрос я никогда не узнаю. Но сам приложу все силы, чтобы имя Нивьери не затерялось в людской памяти. И мой наследник станет сильным магом! Осталось найти только две вещи: женщину и деньги.

— Потерпите еще чуть-чуть, пожалуйста!

Он еле заметно кивнул, боясь разрушить волшебство прикосновения. Представляю, что именно чувствует юноша: тепло осеннего солнца, согревающее, но не способное обжечь, мягкое, чуть влажное, постепенно растекающееся по коже и под ней, растворяющее в себе боль без остатка... Да, примерно так Келли описала свои впечатления, когда я разминал уставшие мышцы моей любимой. Любимой... Все, хватит вспоминать. Ей будет лучше без меня, верно? Кто бы сомневался! И мне будет лучше. Без ее жалости.

Топорщащиеся соломинки неохотно вернулись на свои места. Пройдет несколько часов, и они могут снова вырваться на свободу, потому что приложенных усилий недостаточно для закрепления. Но к тому времени, надеюсь, лекарь все же доберется до лавки Карин.

— Вот и все. Пока болеть не будет. Но лекарь нужен обязательно!

— И правда, не больно. Спасибо... — Юноша удивленно потрогал ухо. — Сколько я вам должен?

— Нисколько.

Поднимаюсь на ноги, пару раз сгибаю и разгибаю немного затекшие колени.

— Но ваши услуги... Я не хочу быть неблагодарным.

О, он еще и упрямец? Забавно. И слишком молод, чтобы догадаться: если с тебя не берут плату, значит, на то есть веская причина.

— Я не возьму с вас денег.

— А что возьмете?

Все-таки, плохо происходить из торговой семьи и любое действо раскладывать на продажу и покупку. С одной стороны, это правильно, потому что всему на свете есть своя цена, но с другой... Я ведь просто не могу взять деньги. Как бы ни хотел.

— Забудьте. Никаких расчетов.

— Но...

— Где же наш больной?

А вот и целитель пришел. И кажется, я знаю этого проходимца: вылечить-то вылечит, но оценит свою работу не по затратам. Что хуже, он тоже меня знает. Кадеки, так его зовут. Немногим старше меня, зато важности и наглости хватило бы на троих, да еще и осталось бы.

— Здесь. И хочет сказать, что вы не слишком торопились, господин лекарь.

Ого, а парнишка-то кое-что умеет: такую холодность в голосе надо воспитывать не один год. Однако ответный удар оказался не менее ядовит:

— Я прибыл, как только смог, любезный dyen, ведь не вы один нуждаетесь в исцелении. И кстати, что-то не вижу радости... В моих услугах уже нет необходимости?