Узкая тропинка от 'кочки к кочке' привела нас на небольшой островок, окруженный стоячей водой и мертвым лесом. Здесь я очутился в неумелой импровизации на тему полевого лазарета. Полтора десятка людей сгрудились в небольшом пространстве, олицетворяя старую истину: 'Где солдаты, там бардак'. Кто-то бесцельно сидел в полнейшем ступоре, кто-то стоял с тем же эффектом, кто-то пытался перетянуть свои собственные или раны товарища какими-то жалкими тряпицами, кто-то плакал, кто-то стонал, кто-то молился, кто-то безадресно и монотонно бранился. На первый взгляд все чем-то заняты, на второй — форменный бардак под соусом из безнадеги.
Оружие и экипировка хаотично лежали на земле. Хоть с честью из боя вышли, не побросали. Еще радовало, что 'плаксы' размазывали немые слезы, сквернословы ругались вполсилы. Очевидно, сознавали опасность своего обнаружения.
— Офицер на плацу! — тихо и зло выплюнул Буян. Царившая в лагере пораженческая атмосфера на него тоже действовала удручающе. Бойцы подобрали оружие и медленно встали в полукруглое подобие строя.
С тем мы и приблизились к отдельно расположившейся группе из двух солдат и закутанного в потрепанное солдатское одеяло тела. По фигуре и контексту угадывалось, что лежит женщина. По закрытому тканью лицу, проступившим пятнам крови и скорбящим позам двоих, единственных, кто позволил себе не вставать по команде Буяна, стало понятно, что покойная.
— Выходит, не успели мы, госпожа... — выдохнул Буян.
Ситуация до боли понятная. Самого ножом по сердцу резануло так, что глаза остались сухими просто чудом.
— Не вставай браток, да что же ты! — бросился я к усатому пожилому солдату, который, превозмогая себя, пытался подняться, опираясь на толстую суковатую палку. Дядька с неглубокой, но страшной рубленой раной бедра шарахнулся от меня как от изверга. А люди меж тем стояли плотно и робко тянули ко мне руки, стремясь удостовериться, что я не морок, что глаза их не обманывают. Чтобы ненароком никого не задеть — на некоторых без преувеличения не осталось живого места! — пришлось изобразить трюковой номер эквилибриста. Вышло хреново — чуть было не грохнулся на задницу. Что ж такое?!
— Так, братцы, дело не пойдет! — от досады на собственную неуклюжесть и растерянность вышло качественно рявкнуть на других. — Что ж вы делаете?! Вы же стрелки! Вы же ...! Я видел вашу работу! Я видел, как вы умеете сражаться. Не слышу наш девиз!
— Победа или смерть! — поддержал меня Буян и еще несколько слабых голосов. Проводник как заправский хоровой дирижер регулировал громкость за моей спиной — дабы какой балбес от излишнего рвения не рыкнул на все болото.
— Русины вы или сброд? — распалился я.
Следующая попытка озвучить 'командную кричалку' вышла увереннее. Пусть угрюмые лица солдат не посветлели, но мне как минимум удалось привлечь их внимание.
— Итак, братцы. Зовут меня Богдан Романов. Я подофицер четвертого класса... Армии Освобождения. Был придан вашему батальону для усиления ставкой Светлейшего Князя Белоярова.
'Спасибо, камрад, вовремя помог красиво соврать'.
— Я принимаю командование. Теперь отвечаю за каждого из вас.
Перевел дух и окинул взглядом свое воинство, стараясь на всей траектории повстречаться взглядами с возможно большим количеством подчиненных. Боже милосердный, я ведь понятия не имею, что следует делать в такой ситуации!
— Мы в большой беде. Не время причитать и богохульствовать. Все зависит только от нас. Мастер-стрелок Буян!
Камрад ни раньше ни позже истолковал мне смысл повязки на левой руке Буяна. Мужчина являлся старшим солдатом, за плечами которого не менее пяти лет непорочной службы или подвиг. Глядя на буянову рожу, скорее верилось в пять подвигов, чем в один год без нареканий со стороны вышестоящих.
— Слушаю! — откликнулся боец.
— Есть ли среди личного состава фельдшер или хоть кто-то, знающий толк в ранениях?
— Я лекарь, — прежде, чем Буян ответил, подал голос один из 'скорбящих'. Я присмотрелся, так и есть — не солдатского покроя на нем наряд. Просто сукно некрашеное вкупе с общей мешковатостью ввели в заблуждение. Головной убор опять же неуставной — тонкие бледные пальцы пожилого мужчины теребили широкополую шляпу. А еще возраст — седая борода ненадежный показатель, но вместе с морщинами на лбу и у глаз гарантировала ему бронь от призыва на военную службу.
— Представьтесь, уважаемый, — предложил я.
— Фома Немчинов, — послышался легкий акцент.
— Фома, я уважаю ваше горе... но прошу немедля приступить к вашим обязанностям!
— Господин подофицер, дело в том, что я в суматохе потерял свою сумку... — потупил взор лекарь, хотя интуиция подсказала мне, что дело не только в этом. Мужчина не был напуган и растерян, он очень сильно устал, словно исполнял какую-то тяжелую и более важную, чем уход за ранеными, работу.
В ответ сделал жест Буяну, чтобы он поставил мой ранец перед нами. Достал все наличные медикаменты и протянул их лекарю.
— Посмотрите, что можно сделать со всем этим... — свои дальнейшие намерения я не озвучил, а полез разорять трофейный 'хабарник'. Да и сам лекарь уже подставлял ладони под струю воды из солдатской фляги. Поливал ему второй, еще недавно скорбевший, совсем молодой юноша в неприлично новом и чистом мундире стрелка и добротных сапогах.
— Значит, слушай мою команду все! С тяжелыми ранами остаетесь на месте. Остальные три шага назад.
Солдаты выполнили приказ. Вот она магия армейской дисциплины. Работает!
— Мастер-стрелок Буян! — воодушевленный первыми успехами поймал себя на странной мысли, что готов фонтанировать приказами, как, пардон за тавтологию, фонтан в городском парке Ньюкасла. Триумфальный каскад которого имеет семь уступов и семь порогов, а общая мощность шедевра гидротехнической мысли прошлого столетия составляет тридцать пять тысяч литров воды в секунду. Откуда эта хрень в голове? Камрад, да ты никак ржешь над моими потугами?
— Слушаю! — откликнулся русин, возвращая меня в реальность.
— Провести перекличку личного состава, учитывая состояние — раз. Посчитать оружие и боеприпасы — два. Обеспечить костер без дыма и горячую воду — три. Еще 'старшие' в лагере есть?
— Мастер-стрелок Молчун совершает разведку, — отрапортовал Буян.
— Господин подофицер, разрешите представиться, кадет Евгений Белов! — уверенно и четко произнес юноша. Он успел совладать со своими чувствами и передать флягу кому-то из солдат. — Прошу мной располагать.
Я опешил, пытаясь сообразить, кто такой кадет и с чем его едят. Если он обратился ко мне как к равному, а это явно проистекало из уверенного тона юноши, то почему он не взял на себя командование? Убит горем? Растерян? — ни одно из предположений не выглядело убедительным. Зато юноша один среди всех носил кобуру с пистолетом. Значит, все-таки не простой солдат. Своевременно появился кадет Белов, а то у меня фонтан приказов уже собирался иссякнуть.
— Вы готовы взять на себя охранение? — осторожно поинтересовался я. Юноша согласно кивнул.
— Это вам средство усиления. Надеюсь, разберетесь? — С этими словами передал ему 'мастерворк' и бандольеро с пулями. — Через положенное время мастер-стрелок Буян подберет смену.
Оба в унисон ответили 'Есть, разрешите идти?' с чем и отправился исполнять приказы.
А я собрался помочь Фоме исцелять ранения. Колотые, резаные, пулевые и ожоги. От одного вида которых становилось дурно. Еще бы знать, как к ним подступиться... Неуклюже опустился на колени. Чего-то худо мне. Никак ответственность за полтора десятка жизней давить начала.
— Я посмотрю вашу рану, — встрепенулся лекарь.
— Нет, она в порядке. Только после них, — махнул рукой с браслетом в сторону солдат и добавил: — Не обсуждается.
Медик задержал свой проницательный взгляд на магическом камне и продолжил пользовать тяжелораненых. Интересно, а как узнал, что я ранен? Неужели протекает из-под пластыря? Или по другим признакам распознал? Нет в лесу зеркал, а надо полагать я не только бледное от потери крови лицо морщу, но и движения стеснены. Мало ли косвенных признаков?
Дотянулся до пакета с медициной и взял пожевать еще половинку волшебного листика. Ничего так вкус, терпкий и горьковатый. Оставшийся запас Фома распределил среди раненых с наказом тщательно жевать и ни в коем случае не глотать целиком. Тяжелые получили по листику, легкораненым досталось по половинке — на этом запас местного аспирина иссяк. А вот завтра... что ж, я-то потерплю, а вот одноглазому с распоротым бедром, усачу с рассеченной грудью, юному рекруту с переломом руки, да и тем, кого попятнали свинцовые картечины — не позавидуешь.
В сторонке в углублении затрещал сухими веточками костерок. Над огнем поддерживая друг-друга притулились солдатские котелки. Буян принес Фоме все бинты и просто условно чистые тряпки, собранные с миру по нитке.
Затем расторопный боец подробно доложился по ситуации, благодаря чему удалось подвести невеселые итоги. Под моим началом оказалась инвалидная команда в составе восемнадцати человек. По моему мнению, слабо вооруженная и неспособная к дальнейшей ретираде методом форсированного драпа по лесисто-болотистой местности. Держать оружие и сражаться могли двенадцать человек. Плюс ценный и мобильный, но, увы, классический некомбатант Фома Немчинов. Что-то с математикой у меня хреново, себя вот забыл посчитать среди боеспособных.
На двенадцать потенциальных носильщиков имелись пятеро неспособных самостоятельно двигаться. Я тащить никого не могу и не буду, как бы меня самого не пришлось завтра кантовать. Вот выйдет весь адреналин, улетучится активное вещество обезболивающего и сушите весла, сэр.
На всю честную компанию, без учета моего арсенала, приходилось одиннадцать единиц стрелковки и три исправных арбалета. Из холодного оружия Буян почему-то особо выделил две 'боевых косы', хотя сам вооружен кинжалом и короткой саблей с массивной гардой, а многие солдаты таскали в ножнах тесаки, здорово смахивающие на мясницкие ножи с длинной ручкой. К десяти гладкоствольным ружьям системы Дербана имелось ровно десять пуль, но по причине полной разрядки магических батарей — гамионов в состоянии поражать врага стрельбой только половина. Боекомплект драгунского двуствольного пистолета, которым владел юный кадет, составлял четыре пули. К арбалетам в наличии по шесть болтов. Если принять во внимание неисправный арбалет, то можно порадоваться дисциплине моих солдат — никто не бросил оружия, даже 'стволы' тяжелораненых вынесли вместе с владельцами.
Что до скудости боезапаса, то подсказчик в моей голове поведал любопытный факт — батальон выступил в поход с половиной штатного боекомплекта. Запасные гамионы к оружию хранились вместе с пулями в обозе под надзором подофицеров. За несколько дней до похода в батальоне произошла замена всего командного состава на присланных из Империи амнистированных преступников из числа бывших военных. Большинство из них незадолго до нападения перешли на сторону бандитских шаек. Отдельные капральства и вовсе остались без огнестрельного оружия перед лицом врага.
Градус военного маразма достиг отметки предательства. Батальон стрелков цинично послали на убой. Захотелось плюнуть в глаза Светлейшему Князю Белоярову, а еще лучше на его глазах пустить кровь всей его семье вплоть до любимых борзых. И в получившейся луже утопить гада.
Итак, две единицы холодного древкового, а именно глефы, поименованные 'боевыми косами'. Тут возникла необходимость остановиться подробнее. Я и сам слегка 'подзавис', переваривая очередную порцию интеллектуальной помощи подселенца попаданцу на данную тему. Просто к ним прилагались два необычных одинаковых с лица мужика богатырских размеров. В качестве защитного снаряжения гигантам служили стальные помятые кирасы поверх стеганых фуфаек все той же светлой расцветки, украшенной теперь жуткими узорами бурых пятен. Предплечья окружали подобия буфов, отчего казалось, что у 'глефоносцев' гротескно перекачаны бицепсы. Локти закрывали наручи с гибкой пластиной, защищающей тыльную сторону ладони поверх грубых кожаных перчаток. Защиту головы обеспечивали стальные шлемы-каски с козырьками и пластинчатой защитой шеи.
Титаноподобные бойцы в лексиконе моего суфлера фигурировали под названием 'древичей'. Нет, они не являлись каким-то особым воинственным племенем, проживающим в дебрях, чащах и пущах русинских княжеств, в силу жизненных обстоятельств или божественного произвола получившие роль 'швейцарцев' в здешних раскладах. Несомненно, они являлись живыми людьми со всеми их сильными и слабыми сторонами. Несомненно, они обладали душой и разумом. Вот только появлялись они на свет не вполне естественным путем. Их отцы — это колоссальные деревья — Асени, наделенные мудростью и магической силой. Посмертные воплощения великих героев и достойных правителей русинского народа. Вокруг Асеней располагались религиозные общины, в том числе дававшие приют сиротам, бесплодным, больным и падшим женщинам. Сохраняя мой когнитивный процесс в деловом русле, механизм оплодотворения, суфлер оставил за кадром. Дети Асеней считались собственностью таких общин и часто оказывались жертвами рекрутских наборов.
Под моим началом оказались два опытных, хорошо обученных воина первой линии. В наемных отрядах этим ходячим мясорубкам бы гарантировано платили двойное жалование. Таким бойцам по плечу остановить несущихся на пехотное каре всадников или тварей, порожденных варлоками Скверны. Способные без устали, игнорируя раны, перемалывать в рукопашной любую пехоту, кроме, пожалуй, наемных латников и панцирников имперской гвардии. Готовые сражаться до конца в самой безвыходной ситуации, заставляя врага дорого заплатить за их жизни...
Имелся лишь один недостаток. Парни туговато соображали и нуждались в приказах. Лишенные цели и командира они быстро превращались в мясо, неспособное дать достойный отпор паршивому сквернавцу.
А причина крылась в базовом запрете на убийство разумного существа. Русинские божества создавали защитников своей земли, а не машины для убийства и завоеваний. Поэтому без жесткой направляющей воли воеводы в далеких от родины землях, эти воины, увы, самостоятельными боевыми единицами являлись весьма условно. Что ж, теперь они получили приказ привести в порядок оружие и снаряжение.
Раньше мне не раз доводилось успешно решать задачу по транспортировке волка, козы, капусты. Но никогда от моих решений не зависела ничья жизнь. И в первую очередь, моя собственная. Когда у тебя над головой свистят матюги отмороженного начальства, это одно, а когда вплотную к тонкой коже воздух режут смертоносные свинцовые плюхи, совсем другое. Только теперь, когда довелось сравнить, я начал постигать истинную цену своего решения. Эх, есть ли здесь такой бог, который бы мог отмотать время вспять или заставить господина Арагорна вернуть все, как было? Ведь это не игра. Здесь возможность сохраниться перед миссией не предусмотрена, а 'мертвятник' — не тусовка, а неглубокая выемка в земле, а то и в желудке ужасной твари. Поэтому права на ошибку у меня тоже нет.
