Королевство белок

-Ну, я скоро...

-Полно уж вам! — со смехом окликнул Лассел. — Пора!

Ирица отодвинулась от Береста:

— Я буду в окно смотреть — сразу увижу, когда ты вернешься, — сказала она напоследок.

Хозяева, работники и Берест отправились в село, тетка Нейнел пошла прилечь, а Ирица с прялкой села около у открытого настежь окна. Время шло, лесовица чувствовала, что солнце начинает припекать. Не стоило ждать Береста раньше полудня. Тетка Нейнел, кажется, уснула. Ирица выглянула во двор, погладила сторожевого пса, посидела рядом с ним, потом снова вернулась в дом. День был уже в самом разгаре... Из окна Ирице была видна опушка леса, на ней холм, а за ним — дорога в село.

Внезапно лесовица заметила высокого, светловолосого парня, который появился из-за холма на дороге. На хутор торопливо возвращался хозяйский сын Норен.

Когда Норен открыл калитку, Ирица быстро подошла к нему:

— Праздник уже кончился?

-Чего это ты так встрепенулась? — оскалил зубы Норен. — Не меня ждала?

— Береста...

-Ах, Береста? — переспросил Норен. — Побили твоего Береста. Хвалился он много. "Я, да возьму верх!". А побили его так, что не в сказке сказать.

Ирица вздрогнула.

— Побили?

Она метнулась к калитке, оглянулась:

— Где мне теперь его искать?

-Ладно, пошли, я тебе покажу. Это не в селе — в поле... Ишь, побежала, — недобро добавил Норен.

— Он в поле? — Ирица уже открыла калитку. — Пойдем скорее... Пойдем, — настойчиво тянула она за собой хозяйского сына, который шел медленнее ее и отставал.

-Куда ты так бежишь? — Норен ускорил шаг, едва они с Ирицей углубились в лес, и догнал ее. — Твой Берест — нищий бродяга, да еще он пустой бахвал: говорил, что победит, а самого измолотили до полусмерти. Да и зачем он тебе, а, Ирица? — он изловчился и схватил ее за руку. — Ну, зачем?

Ирица из всего услышала только то, что Береста "измолотили до полусмерти". Она попыталась вырвать руку:

— Пусти! Я все равно пойду туда.

-Сейчас пойдешь! — вдруг хрипло сказал Норен и, притянув ее к себе за руку, столкнул с дороги в кусты.

— Не дури! — сквозь зубы твердил он прямо в лицо Ирице. — Думаешь, ты ему сама нужна? Ты ведь помешанная, ты метлы от ухвата не отличишь! Он тебя держит заместо жены, а потом прогонит, когда надоешь.

— Мне надо идти, отпусти, — повторяла Ирица, упираясь свободной рукой в грудь Норена. — Отпусти, отпусти!...

Хозяйский сын больше не слушал ее. Не чувствуя, как маленькая лесовица пытается его оттолкнуть, он перехватил ее обеими руками, одной — за плечи, другой — за волосы, и Ирица не могла уклониться от его непрошеного поцелуя. Лесовице было больно и трудно дышать, не помня себя от страха, она рванулась, — и лента, зацепившись за руку Норена, слетела с ее волос. Норен встретил ее взгляд... От страха и негодования глаза Ирицы ярко светились зеленым огнем из-под упавших ей на лицо растрепанных прядей. В волосах Норен ясно различил звериные, кошачьи уши...

-Лесовица! — вырвалось у него полушепотом. — Лесная тварь!

Но тут Ирица выскользнула из его рук. Вокруг повсюду были заросли, и лесовица исчезла, растворилась среди кустов, замерла в неподвижности, слилась с лесом. Теперь Норен не мог бы ее найти, даже если бы смотрел в упор.

Однако Норен и не думал ее искать. С криком "Лесовица!" он кинулся бежать прочь отсюда.

Чувство отвращения и ужаса гнало лесовицу все дальше и дальше в чащу. Только выбившись из сил, она остановилась и снова спряталась. Некоторое время она стояла неподвижно, вслушивалась в звуки леса. Кажется, уже безопасно...

Лесовица спустилась в овраг и напилась из ручья, пригладила растрепавшиеся волосы... До сих пор ее била дрожь. "Это не мой лес, что я тут делаю?" — была первая мысль. Место, где она появилась на свет, было далеко, она чувствовала, в какой стороне. Она закрыла глаза, вспоминая. Случилось что-то страшное, на нее напали, как волк нападает на олениху.

Люди — это опасно, от них надо бежать. "И я убежала... Кто — "я"?".

Она с трудом вспомнила, что у нее было имя. Ей дал его человек. Он называл ее Ирица.

"Больше не будет называть — ведь "я" вернусь в свой лес". Лесовица вздрогнула и закрыла лицо руками. Воспоминания нахлынули потоком. Берест проиграл, и его "измолотили до полусмерти", так сказал другой человек, Норен, который пытался ее обнять... Но Берест раньше тоже обнимал ее — почему же тогда ей было хорошо, а сейчас так плохо? Лесовица снова решила: "Я уйду обратно в свой лес".

А Берест? У лесовицы дрогнуло сердце. Ему больно. Он не взял верх в единоборстве, как обещал. Ирице представилось, что он лежит на земле, и лицо у него такое же, как было, когда она вырезала ему из плеча засевшее железко стрелы, и глаза так же закрыты. Нельзя оставлять его так. Нужно вылечить.

Преодолевая страх, прячась от каждого шелеста листьев, лесовица стала бесшумно пробираться обратно к человеческому жилью.

Ирица не помнила, сколько прошло времени, пока она убегала и возвращалась назад. Было еще светло. В деревьях шумел ветер. Неожиданно лесовица уловила другой шум. Кто-то напрямик продирался сквозь заросли.

-Ирица! — услыхала она знакомый голос. — Ирица, где ты! Откликнись! Э-гей!

"Человек!". Лесовица снова ощутила страх перед людьми, который заставлял ее бежать и скрываться. Она исчезла, замерла, прижавшись к древесному стволу. Берест появился из зарослей прямо перед ней. Ирица стояла, а он смотрел на нее — но не мог увидеть.

-Ирица! — крикнул Берест.

Ему ответило только лесное эхо.

Ирица заметила: одна бровь у него разбита, в запекшейся, плохо отмытой крови. Он завертелся на месте, оглядываясь по сторонам.

-Ирица! — и, махнув рукой, пошел прочь.

Берест не скрылся из виду: остановился у матерой сосны и уткнулся лбом в ее шершавую кору. Ирица почувствовала, что ей больно дышать... Через миг она уже стояла позади Береста, протягивая руку — и боясь прикоснуться к человеку.

— Я здесь... — она все-таки тронула его за плечо.

Берест сначала замер, потом быстро обернулся:

-Ирица!

Нет, он не лежал на земле с побледневшим лицом и закрытыми глазами. Его глаза просияли.

-Что с тобой? — укоризненно заговорил Берест. — Ирица, почему ты ушла в лес, даже тетке Нейнел ничего не сказала? Я тебя ищу, ищу... Я взял верх и получил награду. Теперь мы свободны! Что с тобой?

Он обнял лесовицу, чтобы утешить. Ирица отшатнулась:

— Не смей меня трогать!

Она попыталась оттолкнуть Береста, упершись ладонями ему в грудь, как недавно отталкивала хозяйского сына. Глаза лесовицы засверкали гневным и диким зеленым огнем. Казалось, она вот-вот зашипит, как кошка. Берест изумленно приоткрыл рот.

-Да что ты!

Но лесовица вырвалась, сильно полоснув ему по руке ногтями... Берест охнул.

Он ничего не понимал. "Чем я ее обидел?!" — мелькнуло у Береста. А может быть, просто кончилось время, на которое он сумел заклясть лесовицу, и теперь она вновь боится его и прячется, и хочет вернуться в лес?

-Ирица, подожди! Не беги от меня! — воскликнул Берест. — Я тебе ничего не сделаю, только не беги!

Ирица отскочила подальше и спряталась за ствол сосны. Но она не скрылась, а смотрела из-за дерева испуганно и возмущенно.

— Что же мне, уходить? — упавшим голосом спросил Берест.

Ирица почувствовала, что у нее сжимается сердце.

-А ты совсем уйдешь? — спросила она.

-А ты меня совсем гонишь?

Ирица не ответила.

-Ты пойдешь со мной на полночь? — говорил Берест. — Туда, где мой дом?

-Пойду... — лесовица осторожно вышла из-за сосны и остановилась, печально глядя на человека. — Только не подходи близко.

-Как же мы пойдем — и вместе, и порознь? — Берест развел руками. — Я ведь одолел в поединке, получил деньги и купил кое-что из одежды, лук со стрелами для себя... — он усмехнулся. — Тебе ленту и бусы...

Ирица молчала.

-Вернулся на хутор — а тебя нет, — упрекнул Берест. — Я все вещи побросал, кинулся тебя искать. Теперь пойду, соберусь в дорогу. Ты меня здесь подождешь?

-Я спрячусь, но когда ты позовешь — покажусь, — пообещала Ирица. — А туда, к людям, не пойду больше!

Накануне побега с каменоломен Берест обещал Хассему: "Буду жив — вернусь и подам тебе знак". Хассем не слишком надеялся на северянина. Юноша не то чтобы сомневался в его честности, но куда уйдешь от того, что суждено тебе свыше? Какой смысл надеяться на людей? Если Творцу будет угодно, двери всех тюрем и острогов распахнутся сами по всей земле. Но ему не угодно. И Берест, конечно, сделает только то, что ему предназначено свыше, а не то, что он обещает Хассему.

Хассем рассуждал об этом сам с собой весь день и всю ночь, пока северянина искали и ловили. А наутро от охранников стало известно, что беглец утонул. Раненый стрелой, поплыл через Эанвандайн — и пошел на дно...

Хассем неделю прожил, словно во сне. Он то и дело спрашивал себя: почему судьба Береста была такая, а не другая? В чем тут благо и высший промысел? Хассему вспоминались страшные сказки, которые рассказывала ему мать: о том, что все зло на свете делается во избежание еще худшего зла. Бродячий монах расшиб о стену младенца, а когда толпа вознамерилась забросать монаха камнями, с неба было знамение: если бы младенца не убили, он вырос бы страшным злодеем.

Вера матери учила Хассема, что, раз Берест утонул, значит, это лучшее из того, что могло с ним случиться.

В заразном бараке ожидали конца десятки больных. Творец наслал мор, значит, это лучшее из того, что могло случиться.

Пускай... Хассему верилось, что вонючий и грязный барак, горящие на погребальных кострах трупы и само известие о гибели Береста — это все сон, а явь — там, за серым небом, где правит Творец, где и есть настоящая жизнь. Ему казалось, что он даже видит, как туда уходят души умиравших на его руках людей, освобождаясь от рабства. Там, значит, и Берест нашел свою свободу. Туда уйдет и он сам. Может быть, после долгих лет неволи, а может быть, очень скоро, когда и его настигнет мор.

Под утро Хассем закрывал глаза и впадал в полудрему, устроившись в своем углу, в конце длинного дощатого настила, но больные в бараке не знали покоя. Слыша, что кто-то зовет и стонет, Хассем поднимался, его худое, смуглое лицо было спокойным, словно у старца.

Хассем проводил на тот свет многих рабов, но самого его болезнь так и не тронула.

Мор продолжался еще несколько недель, затем схлынул. В остроге отслужили молебен. Болезнь унесла многих сильных рабов, на каменоломнях не хватало рабочих рук, и Хассема вместе со старшими отправили на работы в штольни.

При дороге недалеко от бараков лежал большой валун, давно примелькавшийся глазу ежедневно проходящих мимо кандальников. "Смотри на этот камень, — накануне побега говорил Хассему Берест. — Если валун будет сдвинут с места, это — знак, что я жив". С тех пор по пути в каменоломни Хассем всегда исполнял своеобразный поминальный обряд. В память о друге юноша каждый раз бросал взгляд на придорожный валун. Просто смотрел и мысленно говорил с Творцом: Берест хотел что-то изменить в этой жизни, но не смог, — пусть у него будет все хорошо в другом мире, где справедливость.

А Берест с Ирицей в это время шли в сторону предгорий. Берест теперь походил на местного деревенского охотника — в сапогах, короткополой куртке, с ножом у пояса и луком за спиной. И Ирица была одета, как крестьянка.

Берест до сих пор не знал, что случилось у нее с Нореном.

Поняв, что жена бродяги, которого приютили на хуторе, на самом деле лесовица, хозяйский сын испугался и не показывался дома до утра. Норен боялся, что Ирица наведет на него какой-нибудь морок или пожалуется мужу, а еще неизвестно, кто он сам, раз женился на "лесной пряхе". Берест спокойно забрал на хуторе свои пожитки и ушел.

Лесовица все еще не позволяла Бересту к ней приближаться. Тот недоумевал. Еще недавно они сидели с Ирицей у костра, обнявшись, точно брат и сестра, которые заблудились в лесу. Теперь она не подпускала его и сверкала на него глазами, как кошка.

-Ирица!

Но она того и гляди отступит в заросли и растворится в них.

-Ирица, что с тобой стало? Ты хоть скажи, чем я перед тобой провинился? — допытывался Берест.

Ирица не отвечала.

Однажды они остановились на ночлег. Берест повесил над костром котелок, сел со своей стороны костра, а Ирица — со своей.

-Ты даже говорить со мной перестала, — пожаловался Берест. — Тебя тянет вернуться в лес, жить, как твои братья и сестры, в дуплах, и танцевать при луне?

Ирица смотрела печально и отчужденно.

— Вернуться? — словно через силу, ответила она. — Не знаю... Там безопасно, спокойно.

"Только танцевать при луне я теперь долго не смогу", — подумала лесовица.

— Почему ты убежала с хутора, не дождалась меня? Почему ты боишься меня: ведь ты говорила, что я не страшный?

"Может быть, сила имени-заклятья, которым я ее зачаровал, кончается?" — в который раз спрашивал себя Берест. Может, завтра или через день он проснется и увидит, что лесовица покинула его и убежала в чащу, на поляну, где растет трава ирица? Как знать, не лучше ли это было бы для нее, чем связывать свою судьбу с непонятной, шальной судьбой человека? Красивых девушек много, думалось Бересту, и если он выживет, то мать найдет ему хорошую невесту. А лесовица пусть идет на волю, как дикая лесная белка, которую он поймал и отпустил. Берест твердил себе это и не пытался больше приблизиться к Ирице, чтобы ее не испугать. И только непрошеная тоска закрадывалась ему в душу при мысли, что вот и кончаются чары.

Утро в конце лета было холодным и хмурым. Хассем привычно брел в неровном строю кандальников в каменоломни. По этой дороге он мог бы пройти и с закрытыми глазами, надо было лишь бросить взгляд на "камень Береста". Хассем привычно глянул сторону валуна и вздрогнул. На месте камня в траве осталась влажная проплешина, а сам камень был отодвинут. Сердце у Хассема так и заколотилось в груди. Весь день молот и клинья, которыми ломают породу, валились у него из рук. Наконец он даже решил, что ему померещилось, как Бересту одно время мерещился лесной дух.

На обратном пути Хассем ожидал, что увидит камень на прежнем месте. Некому было его сдвинуть! Берест утонул! Но глубокая проплешина, которую пролежал в траве валун, никуда не делась.

А на другое утро в этой проплешине оказался пучок какой-то травы с мелкими белыми цветками... Словно кто-то нарочно хотел привлечь внимание Хассема! "Не может быть!" — пробормотал парень, продолжая путь... Но в глубине души уже знал: не просто может быть, а и вправду есть. Эти цветы положил у валуна Берест.

Прошлой ночью Берест вернулся к камню, упал на колени, стал нетерпеливо шарить в траве.

-Что ты ищешь? — спросила Ирица, глядя, как он раздвигает ерник.

-Хассем должен был оставить знак, — буркнул Берест, не поднимая головы. — Осколок базальта из штольни. Это будет значить: он знает, что я здесь.

-Дай я поищу, — сказала Ирица. — Только отойди.

Берест вздохнул, уступая ей место: