Сороковник Книга 2

— В таком случае... — решительно начинает сэр рыцарь.

— Прекрасно, — перебиваю я. — Нас это вполне устраивает.

Потому что краем глаза вижу, что сидящий за ближайшим столиком мужик диковатого вида, задумчиво подперев лоб кулачищем, смотрит на меня туманным, но достаточно осмысленным взором и вот-вот решится представиться. Он сейчас в таком состоянии, что любая попавшая в поле зрения женская особь независимо от возраста покажется прекрасной таинственной незнакомкой. Оно нам надо? Нет, я в состоянии, конечно, двинуть ему в лоб, и спутник мой в этом меня поддержит, уверена, но зачем нам лишние конфликты с местным населением? Покинем это место, а потом разберёмся, что к чему.

Отследив мой взгляд, сэр Джон кивает хозяину.

— Берём, Михель. Умыться и ужинать велите подать в номер.

И без лишних слов довольно ловко уводит меня из-под носа решившегося наконец встать незадачливого ухажёра.

.Кажется, я на этот раз угадала с мечтаниями. Нас встречает небольшая комнатушка три метра на три, узенькая кровать, одно скромное окошко, стол, пара стульев. Блин. Надо было не скромничать. В следующий раз, Ваня, заказывай себе в мыслях о будущем хотя бы полулюкс.

— Прошу прощенья, леди, — сэр Джон откашливается, — но ситуация сложилась такова, что у меня не было выбора кроме как увести вас. Не хотелось поднимать шум. Однако не беспокойтесь, помещение хоть и маловато, но для вас одной вполне достаточно; я же устроюсь поблизости, на сеновале.

— Ещё чего, — отвечаю. — Сэр Джон, вы полагаете, что я спокойно выдворю прочь из-за каких-то там условностей человека, который поделился со мной лошадью? Да если бы не вы, мне бы неизвестно где пришлось ночевать, потому что у меня с собой даже спичек для костра нет. Мы в походных условиях, и даже не пытайтесь отсюда сбежать. — И выкладываю главный козырь, потому что на лице моего собеседника смятение от неслыханных нарушений приличий — Если уж вы сами привыкли проявлять благородство, уважаемый сэр рыцарь, то не отказывайте в этом праве и остальным.

В конце концов, приходится же нам иногда ехать в купейном вагоне с совершенно незнакомыми попутчиками. И никто не видит в этом ничего предосудительного.

Мой спутник всё ещё колеблется. Придётся дожать. Нечего стоить из себя красную девицу на выданье.

— Сэр Джон, я что-то не понимаю. Кто из нас мужчина? По идее, это вы должны меня уговаривать проявить благоразумие и пожалеть ваши ста... немолодые кости, потому что сеновал, на самом деле, не такое уж удобное лежбище. Вы-то чего боитесь? Уж будьте спокойны, я не стану покушаться на вашу невинность.

Последний аргумент разит наповал. Сэр рыцарь добродушно смеётся.

— Да вы бы и мёртвого уговорили, леди Ванесса, — сдаётся он. — Хорошо, но только договоримся: я преотличнейшим образом устроюсь на полу. Одеяла у меня с собой, а подушки мы поделим, чтобы мне не угодить под очередное проявление вашей заботы.

Ох, Ванька, думаю, угнёздываясь под одеялом, что колется даже сквозь простыню... Кстати, простыни здесь на удивление чистые, вот чего не ожидала. И вообще здесь чисто, совсем не так, как частенько описывают дорожные гостиницы, в которых руки прилипают к перилам от въевшейся грязи. Не знаю, как там внизу, в зале, а здесь в номере хоть и не стерильно, но хорошо отмыто, проветрено, насекомых не наблюдается. И хоть кровать и односпалочка, лежат две подушки, перьевые, не ватные каменные, какие до сих пор в некоторых поездах у нас встречаются...

Ох, Ванька, ты с чего вдруг такая смелая, а?

Чего, чего... Верчусь, чтобы устроиться поудобнее. Паладин он. Понятно? Это ж не просто звание, это образ жизни такой. Благородство, пронизывающее все уровни. И не вырубить топором...

А вот интересно, думаю, что же там, в замке дальше-то было? Ах, жаль, не узнать... Даже если Абрахам... нет, Карыч, мне так больше нравится. Даже если Карыч вернётся к Маге, потом опять ко мне — хотя кто ж его пошлёт? — и умудрится всё показать, момент будет упущен. Я так и не узнаю самого главного: что было сразу после того, как ворон улетел? Как меня искали? Опечалилась ли хоть сколько Геля? Как выкручивался Мага? Задал ли ему трёпку сэр Майкл? Или...

И тут я вспоминаю один очень странный факт.

Два очень странных факта.

Сэр Майкл предупреждал Абрахама: должно что-то случиться. Если что — сообщи сразу.

И он не спал, Наставник. Ходил по кабинету одетый, хмурый, сосредоточенный, чего-то ждал.

Ждал несчастья?

Ах, сэр Майкл! Что же вы со мной делаете!

...Уже засыпая, чувствую, как меня осторожно прикрывают вторым одеялом.

Глава 3

У каждого из нас в детстве имелись свои секреты. Взрослым они казались ничего не стоящими пустячками, но из этих крох, недостойных родительского внимания, ваялись уютные и неповторимые мирки. У меня тоже был свой секрет. Мне нравилось засыпать. Если день не был перегружен, если не было каши в голове, когда меня загоняли в постель, то сам момент перехода, провала в иную реальность становился необыкновенно интересным.

Не знаю, насколько правы называющие сон "малой смертью": сама я плохо помню, как умирала по-настоящему. Что осталось в памяти? Абсолютно плоский мир, как будто и не было третьего измерения — высоты. Сплющивая в гармошку стены, надвинулся и упал потолок операционной, и мы вместе с ним вытянулись в необъятную горизонталь. Я была раскатана в блин на этой поверхности и беспомощно наблюдала, как отдалённые её края принялись угрожающе заворачиваться. Будто вся моя бывшая вселенная вознамерилась свернуться в рулон и на веки вечные замуровать меня в громадном тубусе. В саркофаге. И совсем это не было похоже на рассказы летящих сквозь бесконечные туннели... Вот такое странное умирание.

Нет, засыпалось в детстве совсем по-иному.

Интересно было отпустить разум. Позволить мыслям разбежаться, дать поскакать с предмета на предмет. Перемешаться в кучу. Развеяться в пустоте. А потом из этой пустоты проступали целые страницы неведомых фолиантов. Некоторые строчки я видела отчётливо и даже торопилась зачитать, остальные словно расплывались, но я понимала: вот оно, чудесное и загадочное, начинается... Как правило, это бывали пожелтевшие от времени или просто изрядно потрепанные страницы книг, иногда — газетные развороты, но всегда — тексты, тексты, тексты... Должно быть, оттого, что изначально в печатном слове было для меня нечто сакральное, мистическое, вот подсознание и создало алгоритм, уводящий меня в другие миры и не требующий для этого ничего сверхъестественного. Надо было лишь прилечь и подумать: а что бы я хотела увидеть во сне? И часто это срабатывало.

Почему я об этом забыла? Почему с возрастом потеряла эту лёгкость переноса?

Не знаю. Но сегодня, засыпая, страстно пожелала узнать: а что же было в замке потом, после моего ухода?

Помог мне, сам того не зная, сэр Джон. Тем, что прикрыл одеялом, как отец когда-то прикрывал. И я вдруг почувствовала себя не на жёсткой узкой гостиничной лежанке, а на своей старенькой железной койке с провисшей панцирной сеткой. Я обожала эту кровать и не разрешала родителям сменить на новую, с пружинным матрасом: спать в ней, изогнувшись, было здорово, как в матросском гамаке.

Теперешнее ощущение зависания, как на детской кровати, длилось буквально секунды. Но я успела ухватить его и уже не отпускала. Даже спина у меня послушно прогнулась. Теперь... освободить мысли. Дать им спокойно перескакивать с предмета на предмет. О чём я думаю?

О том, что всё-таки продвигаюсь вперёд. Всё-таки ушла в квест. Утёрла нос этому Миру и ему пришлось раскошелиться на именной бонус. Хорошо бы я своим уходом и Маге что-то доказала... А вот как он там, интересно?

За все наши встречи он не сказал мне ни одного доброго слова. А главное — проговорился, что я ему больше не нужна. Только если в портал за мной шагнуть... Почему мы вообще встретились? Каким ветром его занесло в мой мир? И каким — меня сюда? И почему мы здесь опять столкнулись нос к носу?

Он бывал у Галы. Предупреждал её: не заглядывай в другие миры... А она не слушала, всё караулила бывшего мужа, с каким-то мазохизмом смакуя его измены.

..."Встретишь Волокитина — передай ему, что он сволочь", — услышала я как вживую. И ещё: "Гала!" — это мрачный голос Маги. "Гала, не вздумай!"

...Он целует её в губы. Не боится, что выпьет его досуха, что заберёт энергию, как за день до этого почти опустошила сэра Майкла — я же помню, насколько он был выжат, когда пришёл к нам с Васютой.

...И снова слышу своего дорогого сэра: "Чем это вы занимались всю ночь?" — и краснею даже во сне, как девочка. Чувствую, как горят уши. И Васюта снова отворачивается, чтобы скрыть от меня и от него улыбку...

Я хорошо помню окно в нашей кухне. В нашей с Васютой кухне. С широким подоконником, на который потом с лёгкостью вспрыгнул Аркадий перед тем, как улететь, обернувшись совой... Туда же я бережно выставила две корзинки с фиалками от Мишеля. Сквозь сон пробивается нежный сладковатый аромат; я глажу двухцветные шелковистые лепестки и касаюсь бархатных тычинок. Пальцы желтеют. Задев твёрдый картонный уголок, выуживаю из-за оплётки корзины визитку. Серебряный вензель "М" светится на фиолетово-чёрном бархате. И только сейчас до меня доходит, что цветы послал не Мишель. А некто, любитель старинных камзолов, расшитых подобными загогулинами, любитель серебра во всех видах, у кого даже конь щеголяет упряжью в накладках из этого металла и выбивает серебряными подковами чечётку на мощёных тротуарах. Некто, совсем недавно с пылкостью влюблённого признавшийся, как он меня ненавидит...

Окно тускнеет и отдаляется, в кухне сгущается тьма. В ней растворяются стены, происходят странные подвижки воздуха, как будто пространство вокруг перестраивается, кроится по одному ему известному образцу. Прислушиваюсь к потрескиваниям, шорохам без страха. Мне любопытно: каков же будет результат? Что я увижу совсем скоро? Это ведь не кошмар, а просто заказанный сон. Я давно не видела подобных, но, наконец, у меня получилось.

Тусклый огонёк, сжавшись до размеров свечного пламени, меняет окрас на багряно-алый. Приближается. Растёт. И чем ближе, тем виднее изменения. Оконный проём уже не квадратный, как раньше, а высокий, готического стиля, со стрельчатым сводом, такой же, как в нашей с Гелей спальне в Каэр Кэрроле. Ещё до того, как оно вырастает до настоящего размера и вписывается в положенное место, я замечаю, что на подоконнике сидит человек. Вижу его силуэт на закатном фоне. Подоконник здесь тоже широк и удобен, да и толщина стен немалая, и я сама не прочь вот так прикорнуть с удобствами: прислонившись спиной к косяку, обхватив руками колено одной ноги, другой ногой покачивая... Мага сидит боком ко мне, профиль у него точёный, медальный, в чёрных глазах отражаются красные точки. И лицо словно светится в темноте. Я рассматриваю его с каким-то болезненным любопытством. Вот человек, который пробыл за Гранью... Это только в нашем мире оттуда никто не возвращается, а некромант — может. Что он там видел? На что это похоже?

...Как он белокож... Вот мои девочки смуглые, с лёгким оливковым оттенком, этакие Карменситы, и Мага, по идее, должен быть по южному тёмен, раз уж девицы мои, оказывается, точные копии внезапно объявившегося папочки...

Он трогает створки, окно распахивается. Мага, придерживаясь за откос, высовывается наружу, обозревает небо. Уж не Карыча ли он там выглядывает?

— Осторожнее, — слышу за спиной обеспокоенный голос своего Наставника и шарахаюсь от неожиданности в сторону. Но он меня не замечает. Подходит ближе к Маге. — Не вывались.

— Я в порядке. — Тот даже не оборачивается. Голос тускл и бесцветен. — У меня был день на восстановление. А медитация на закат, знаешь ли, один из самых действенных методов забора энергии.

"День!" — Я ликую. "Вот уж везёт, так везёт! Хоть бы и подольше здесь задержался, у меня была бы фора! Добралась бы до города — а там куда больше дорог, чем в степи, ищи меня-свищи..."

— Конечно. Только почему-то при первой инициации ты приходил в себя неделю. Не думай, что я забыл.

Пальцы Маги нервно выстукивают дробь. На восстановленных полированных ногтевых пластинах проскакивают блики.

— Как ты думаешь, он к утру вернётся?

— Ты о ком? — Сэр присаживается на противоположный край подоконника. Золотоволосый, в белоснежной рубашке с расстёгнутым воротом, в прорези которого угадывается знакомый мне медальон, и чёрная фигура некроманта рядом вовсе не диссонирует, а оттеняет его. Инь и Ян, вдруг снова думаю я. Удивительное сходство при кажущейся противоположности. Настолько они гармонично смотрятся, что сейчас мысль об их давнишней дружбе не кажется мне кощунственной или неправдоподобной. Всё так, как должно быть. Солнечная энергия — лунная энергия. Жизнь — Смерть. Тепло — Холод.

Был бы сейчас при мне внутренний голос, спросил бы: Ваня, а вот что ты сейчас такое подумала? Самое время философию разводить... Но он спит вместе со мной. Рассуждает та, другая, которая в этом сне.

— Отлично знаешь, о ком я. — Мага смотрит на паладина в упор. — Не удивлюсь, если ты успел его перехватить и нагрузить вдогонку чем-то ещё. Признайся, было?

— Было, — сэр спокойно выдерживает обжигающий взгляд. — Я даже подсказал Абрахаму возможную дорогу. Я попросил его передать кольцо Иоанне, если он заметит её сверху. Не знаю, почему она его сняла, но не думаю, чтобы в знак отказа от наставничества. Скорее всего, на неё нашло, как ты выражаешься, умопомрачение.

Мага, отвернувшись, что-то сердито бормочет. Явно не комплименты сообразительному другу.

— Не надо себя ругать, — мягко говорит сэр. — Ты просто не подумал о такой возможности. И, полагаю, раньше рассвета он не появится, ночь — более безопасная пора для полётов. Хватит сидеть на сквозняке, либо слезай, либо закрывай окно.

Некромант сердито фыркает, но спрыгивает на пол. Сэр Майкл торопится его поддержать.

— Да перестань! — Его подопечный в досаде дёргает плечом. Но бледнеет ещё больше, под глазами проступает синева. Сэр, не обращая внимания на сопротивление, подталкивает его к дивану.

— Повторю ещё раз, — кротко говорит он. — Ты отсюда не выйдешь до тех пор, пока я не сочту, что ты полностью восстановился. И имей в виду: конюшня заперта, пешком ты далеко не уйдёшь — собаки вернут, а оборачиваться в кого-либо ты пока не сможешь. Наберись терпения. Я не менее твоего беспокоюсь за Иоанну.

— Вот бы сам и искал... Извини, — бормочет Мага. Отшвыривает диванную подушку, другую раздражённо приминает кулаком. — Тебе нельзя, я забыл. Но если бы ты знал, насколько это тяжело — валяться вот тут бревном вместо того, чтобы заниматься делом!

— Тут ты прав. — Сэр смотрит задумчиво и даже несколько печально. Прохаживается по комнате. Случайно задевает меня локтем, тот проходит насквозь... ага, понятно, меня тут нет, но как-то неудобно чувствовать себя привидением. Пристроюсь-ка я на их бывшем месте, на окошке, и нагрето, и видно и слышно всё...

Вид действительно замечательный, особенно по ту сторону окна. Солнце почти скрылось, и на чёрном гладком стекле озёрной поверхности дальний сегмент словно подсвечен изнутри кораллово-красным. По соседству проклёвываются крупные огоньки, как будто всплывают из глубины. Они здесь и больше, и ярче, нежели в городе.