Сон о Принце

А этот, расслаблено развалясь на кресле... то есть на табуретке, но так себя держал, словно под ним мягкое, удобное кресло... и красуясь напоказ, промурлыкал:

— Безусловно, предпочтительнее последнее, хотя, конечно, гарантировать ожидаемый результат невозможно.

'Но что делать, если тебя съедят? — повторила я для себя, — что потом? '.

— Извините, не расслышал, — с довольно приятной улыбкой напомнил о себе принц, но мои мысли уже скользили в другом направлении. Желанию выставить себя напоказ под восхищенные взоры вышло спокойное 'А дальше что?'. Демонстрация мурашек, разбившись об утес спокойного вопроса, откатывала назад неудовлетворенной растерянностью, но не бунтовала. Не о чем было бунтовать, поскольку я поняла и приняла свою новую особенность, поставив ее в ряд с любовью к мороженному, красивым платьям, теплой погоде: приятно, но не более. Ведь глупо подчинять жизнь желанию обжираться любимой едой? А с желанием покрасоваться тоже не умнее получится... Или даже хуже, поскольку один случайный шрам или возрастная морщинка могут поставить жирный крест на всей жизни. И останется только сидеть и смотреть на глянцевые картинки прошлого. Ну а если повезет и красота не увянет, то может случиться еще худший удар — к тебе привыкнут, красота приестся и... Даже не знаю чего 'и'. Значит на нее надежды никакой... Хотя не стоит так говорить, это хорошая отправная точка. Как фамилия знаменитого предка, дающая более удобное место для первого шага. Но вот дальше... Дальше нужно что-то более основательное и свое, за которое ответственен ты сам. Кстати об ответственности...

Я постаралась отзеркалить 'кошачью' улыбочку:

— А ты уверен, что хочешь? Ответственности не боишься? А то еще потребую, чтоб ты, как честный человек, женился на мне.

Высочество стал, если так можно сказать, еще котастее. Даже глазки сожмурил от удовольствия:

— Так я ж к тому и веду. Вот даже на бал невест приглашаю. Получается, что мадмуазель-сударыня, шаг за вами... А если вы спящая богиня, то я, безусловно, паду к вашим ногам. Вы ведь без сомнения примите поражающий воображение образ, который заставит меня без всяких сожалений назвать вас своей супругой.

Повеяло великосветским флиртом. Не то, чтоб я считала себя знатоком подобных игрищ, но к появившемуся в речи принца неприятному оттенку это словосочетание подошло тютелька в тютельку. Сразу захотелось осадить распоясавшееся высочество и дать почувствовать... Не знаю, что дать почувствовать, но чтоб с него слетело все наносное... И, по-моему, мне дали подсказку как это сделать. Ведь если сон мой, то я могу в нем быть какой захочу.

Посмотрев, на свою руку, я представила ее покрытой чешуей. Получилось! Я перекрасила ее в густой черный цвет... Все слилось. Тогда мне вспомнился ужик, которым летом мальчишки в лагере пугали девчонок. Рука стала не такой черной, но более пугающей. Заглянув под одеяло, я убедилась, что вся покрыта змеиной кожей... Осталось лицо... Только его надо будет сменить внезапно, а сначала продумать... Поэкзотичнее. На выручку пришёл мультик про медузу Горгону, только добавить еще себе клыков в духе Голливуда, ярко-кровавую пасть... В душе шевельнулась жалость к жертве, и я решилась дать ему последний шанс:

— Знаешь, как говорится, бойся своих желаний, они могут сбыться. Поймаю тебя на слове, локти кусать будешь, а назад не повернешь.

— Хм, риск желаний всегда можно оценивать трезво, — ухмыльнулся принц, — максимум, что мне грозит, это жениться на 'милой девушке'. Но, во-первых, заранее я никогда обещаний не раздаю. А в-последних, даже от хорошей супруги можно устать, а от плохой — его глаза хитро заблестели, — буду уставать почаще.

Такое прощать было нельзя. Змеиная кожа словно вспыхнула на теле, шипящая маска Горгоны закрыла лицо и, резко откинув одеяло в сторону, я, оскалившись, с рычанием бросилась к нахалу.

Эффект был сногсшибательный. Вернее стабуреткосшибательный, поскольку принц с выражением дикого ужаса на лице попытался отпрыгнуть назад, но естественно не смог и повалился на спину. Послышались какие-то голоса. Вроде как спрашивали, что случилось, но, заглушая всех, высочество заорал, чтоб выключали. Воздух словно чуток сгустился, но при этом вокруг героя моего сна начала растворяться окружающая темнота. Стала различима мозаика пола, на котором он лежал. В пятно видимости протянулись чьи-то руки. Оформились фигуры. И вот уже около поднимающегося принца суетятся четверо крепких парней в одинаковой униформе. Я оглядываюсь, и вижу, что нахожусь внутри расширяющейся растворяющей мрак сферы. Кто-то за пределами видимости звал врача, кто-то докладывал, о каком-то выключении, а кто-то просто орал что-то непонятное... А всего мгновение спустя уже можно различить их силуэты. Они постепенно проявлялись, обретая цвет и характерные черты. И вдруг очень четко прозвучал голос принца:

— ... дай хлебнуть из твоей фляжки, а то как вспомню милую девушку...

— Опять! — невольно возмутилась я.

Моментально в комнате все стихло, только выпавшая из рук высочества фляжка, глухо ударившись об пол, забулькала, щедро разливая содержимое. Первым отмер принц, негромко спросив:

— Мадмуазель-сударыня, это вы?

— А вы ждали кого-то другого? — не удержалась я от подначки, — сами же хотели увидеть образ поэффектнее. Мечтали упасть к моим ногам. Даже замуж грозились взять, если произведу на вас сильное впечатление. Считаете слабовато получилось? Надо посильней?

Крепыши в униформе пришли в движение, быстро отгородив принца от мира своим кольцом. Однако их подопечный нашел в себе мужество выйти из-за спин. Хотя рука, которой он отстранил ближайшего телохранителя, заметно дрожала. Тем не менее, голос был тверд, хоть и тих:

— Мадмуазель-сударыня, вы богиня?

— Есть кое-кто, кто так считает, — ответила я, вспомнив Валерку, — но это вопрос теоретическо-теологический, уводящий в сторону разговор от наших дел.

— Где вы?

— Там же где и вы, в своем сне.

Кто-то где-то ахнул, кто-то выругался, пара телохранителей недоуменно переглянулись. Принц же, сделав глубокий вдох, казалось, сумел окончательно взять себя в руки.

— Не могли бы вы показаться, — довольно решительно потребовал он, — поскольку в вопросах брака нужны свидетели, да и мне, признаться, хотелось бы видеть глаза невесты.

Желание заглянуть в глаза медузы Горгоны меня так развеселило, что моему ответу пришлось пробиваться с боями, сквозь невольные смешки:

— Мы же уже говорили с вами о сбывшихся желаниях. Неужели еще не научились опасаться их осуществления?

— Нет, любое осуществление желаний, дает возможность идти к чему-то новому, и получение ошибочных или неожиданных результатов является естественной частью этого пути, — высочество говорил красиво, но абсолютно искренне, — боязнь же непредвиденного заводит в тупик беспочвенных страхов, сводящих движение вперед, как минимум, к топтанию на месте.

— Неплохо, — искренне восхитилась я, — да и требование о свидетелях выглядит здравым...

Змеиный костюмчик был по-прежнему на мне, маска тоже, а значит, ничто не мешало моему появлению в картинке. Миг стремительного приближения, и пронзив сумрак, я выпрыгнула в ярко освещенный зал, замерев прямо напротив принца. Только смотреть пришлось снизу вверх, поскольку высочество (я усмехнулась каламбурчику) оказалось высоким. А еще его глаза оказались насыщенного голубого цвета... даже скорей уже синего, чем голубого. И запах от него шел приятный...

Вот только с запахами возникла непонятная сложность. Они доносились со всех сторон в ненормальном, просто в бешеном количестве и казались очень странными, да еще усиленными. Я чувствовала запах различных бумаг, лежащих недалеко на столе, запах самого стола, пишущей ручки и отдельно чернил в ней, машинный запах механизмов и дерева табуретки, валяющейся между мной и принцем. И, конечно, запахи людей... и, самое странное, их эмоций. Никогда бы не поверила, что неверие, любопытство и удивление могут так ярко различаться в запаховом диапазоне. Или то, что испуг, опасение и безотчетный страх не являются оттенками одного, а воспринимаются как неродственные материалы. А вокруг еще были решительность, радость от причастности к необычному, настороженность, готовность к бою, надежда на молитву. И все это, переплетаясь с запахами человеческой натуры хозяев, устремлялось мне в голову, где смешивалось с обычными, хоть и усиленными, ароматами. Мое сознание на миг помутилось от такого информационного потока. Стало казаться, что у меня глаза и носы по всей поверхности головы. И каждый из внезапно обретенных органов чувств буквально выдирает кусок моего сознания, пытаясь привлечь внимание к разным элементам мозаики происходящего вокруг. Еще миг и мозг бы пошел в разнос, если бы не яркие голубые глаза. Они как маяк помогли выделить основное направление. Еще пара мгновений и я сумела свести к минимуму другие информационные каналы, став почти самой собой. Однако с другой стороны во мне стала накапливаться усталость, и стоило побыстрее завершать такой энергозатратный сон. Но завершать его нужно было по моим правилам!

Я постаралась поярче сверкнуть клыками в улыбке:

— Что ж вот и исполнилось еще одно твое желание. Не разочарован?

— Нисколько.

— Хм... — он пах правдой, что озадачивало. Тут пара крепышей в униформе, видимо вспомнив о своих обязанностях, попыталась влезть между мной и принцем.

— Спокойно, мальчики! — остановила я их, — не привлекайте к себе не нужного внимания! — и еще пошипела для острастки змеями с маски.

— Находясь здесь по собственной воле, — неожиданно заговорил высочество, — и перед лицом свидетелей...

— Секундочку, — прервала я его, — а как насчет моих свидетелей?

— Э-э... — прозвучал 'высокомудрый' ответ.

Оглянувшись по сторонам, я увидела довольно широкий стол, прищурилась, и через мгновение на нем в позе лотоса восседал Валерка. Из одежды, если судить по неширокой полоске под пупком, на нем присутствовали только трусы. В остальном же он сверкал своей натуральной белизной, и выглядел алебастровой статуэткой на фоне одетых личностей находящихся рядом с ним. Хотя, пожалуй, стоит признать, что несколько человек стремительно доходили до яркой бледности чистого снега. Впрочем, они меня не волновали. Валерку видимо тоже, поскольку окинув окружающих равнодушным взглядом, он никак не прореагировал на их состояние, а довольно флегматичным тоном поинтересовался:

— Ленка, зачем звала?

— ЛенкаА? — удивленно переспросил кто-то из близстоящих, и тут же получил хлёсткий удар по носу от Валерки.

— Для тебя Богиня Ленка, — нравоучительно произнес мой паладин, и вновь обратился ко мне, — Червоточинка, чем могу быть полезен?

— Свидетелем будешь?

— Конечно. А чего?

— Сейчас узнаем, — я повернулась к принцу, — ну?

Высочество, оторвав свой взгляд от Валерки, посмотрел прямо в мои глаза.

— Находясь здесь по собственной воле... — опять начал он.

— Нет, не так, — снова прервала я, — надо быть проще и люди к тебе потянутся. Поэтому давай простыми фразами. Ты чего хочешь?

— Жениться на тебе!

Валерка издал непонятный звук, я цыкнула на него, и вновь вернулась к принцу.

— Это не совсем то, о чем мы изначально говорили.

— Я ответил о, конечной цели.

— Врешь ведь, я же чувствую.

— Скажу по-другому, я чувствую себя обязанным...

— Обязанным жениться на чудовище?

— Обязанным исполнить свое слово!

— Которое ты еще не дал.

— Которое именно сейчас и даю, поскольку во исполнение пророчеств, с душой открытой Всепрощающему, беря в свидетели всех присутствующих, объявляю официально вас, Богиня Ленка Червоточинка, своей единственной невестой-избранницей.

— И пока смерть не разлучит вас, — снова подал голос Валерка, — эх, цветы бы сюда для невесты, так ведь ни один не догадался...

Я даже не взглянула в сторону своего паладина, а, не отрываясь, смотрела в глаза того, кто так решительно захотел связать свою жизнь со мной. Пусть даже и во сне. Вот только кое-чего не хватало:

— А ты в своей клятве ничего не забыл?

— Ничего.

— Дурачок, — громко зашептал Валерка, — ты забыл спросить ее согласия!

— Я клялся, что ни кто другой не станет моей избранницей, даже если Мадмуазель сударыня Богиня Ленка Червоточинка не пожелает стать моей женой, — ответил высочество, не отрывая от меня взгляда.

— Хм, не буду лукавить, ты смог меня заинтересовать, — отвернувшись, я отошла к столу, на котором восседал мой свидетель, — но мне кое-чего не хватает.

— Может этого? — Валерка протянул наспех сделанный бумажный тюльпанчик, — считай, что это букет, подаренный этим голубоглазым недотепой.

— Спасибо, — принимая подарок, поблагодарила я, — может быть, этого не хватало.

— Ну, тогда там-там тада-да-да-дам там, — запел свадебный марш мой рыцарь, и заключил, — а потом, конечно, 'Горько!'

И подмигнул.

— Горько? — удивленно переспросила я.

— Горь-ко! Горь-ко! — заскандировал одноклассник, лучась весельем.

'А что, — подхватила его крик, бешеная мыслишка, — будет забавно'. Я медленно повернулась к жениху, слегка вздыбила притихших змей, и, не забыв обнажить собственные клыки, бросилась к нему. Пара телохранителей дернулась прикрыть собой высочество. Но одного удержал он сам, а другому я дала подножку, после чего, вскочив на опрокинутый табурет, схватила принца за уши, и, повернув его голову как руль... хотела бы сказать 'впилась в его губы поцелуем', но... это же, по сути, был мой первый раз, поэтому просто плотно прижалась к его губам. В принципе было приятно. Хотя жуткое удивление в голубых глазах было гораздо приятнее. Именно оно подтолкнуло меня применить теоретические знания о французском поцелуе на практике. Просовывая свой язычок между его губами, я ожидала увидеть вконец ошарашенное высочество и оказалась совершенно не готова к буйственно-красочному фейерверку, выстрелившему у меня во рту, или в мозгу... а может в душе. Табуретка подо мной закачалась, но сильные руки уже обхватили мое тело, избавив от страха разорвать контакт. Зато тепло мужских ладоней, ускорила и без того бешеную вакханалию гормонов в моем теле. Где-то не то тревожно, не то восторженно звенел колокольчик, напоминая, что змеиная кожа, лишь расцветка, и что никакая одежда меня не прикрывает... не мешает, и... Воздух кончился. Срочно понадобилось оторваться от губ принца за глотком кислорода. Видимо мое движение нарушило какой-то хрупкий баланс: высочество рухнул на спину, и, поскольку своих рук он не расцепил, то я обрушилась вместе с ним. Грохот был потрясный. А, судя по сдержанным стонам моей подстилки, еще и болезненный. Да еще я ухитрилась разбить своим лбом ему нос. К нам потянулись руки... возможно, это были руки помощи, но их прикосновения мне не понравились, и я взорвалась теми немногими знаниями-умениями, полученными у седоусого израильтянина. Видимо сработал эффект неожиданности, потому что враги валились под ноги как кегли. К тому же, как ни странно, мне помогали змеи моей маски. И в момент, когда высочество проорал, чтоб все оставили меня в покое, практически все враги имели следы змеиных укусов... А на ногах держалось всего полтора человека, одним из которых был сам принц.