Ольга судорожно прижала к себе маленькую Машку и пыталась успокоить разошедшиеся нервы. Тяжело дался ей этот бой за свое счастье, но женщина была готова сражаться до конца. Правда, в глубине души она все-таки чувствовала вину перед подругой.

* * *

Что-то гнало его домой, не давало покоя. Консультант по ИБ вызвал его сегодня и долго пытался донести несколько важных моментов, но не мог Станислав ни на чем сосредоточиться. Весь день он пытался вызвонить Марию, ему необходимо было с ней встретиться, а та либо была недоступна, либо не брала трубку, либо тут же отбивалась. Он был издерган и зол, да еще это непонятное беспокойство... Он торопился.

Домой Станислав пришел минут через десять после ухода Маши. В прихожую выбежала с визгом Машунька, встречать папу:

— Папа, к нам тетя плиходива, миську мне плинисва! Подём! — и она потянула отца в гостиную.

Славке душу свело предчувствием, когда он увидел огромного розового медведя. Он заметался, крикнул:

— Оля! Кто приходил?! Машка?! Это Машка приходила?!

Галина, видя, что хозяин не в себе, тут же увела ребенка. Ольга вышла к нему, Боже, куда девался спокойный и обтекаемый, всегда улыбающийся Славик?! Он был похож на раненого зверя, бегая из угла в угол и яростно ероша волосы. Она тихо сказала:

— Да, это Маша заходила.

— Где?! Где?! Когда она ушла?!

— Минут десять назад.

— Почему ты ее отпустила?!!!

Он ударил кулаком в стену, потом выхватил телефон, набрал номер, но номер не отвечал и Славик в сердцах запустил телефоном куда-то в угол. Телефон разлетелся на куски. Ольга глядела на это все как во сне, потом прошептала:

— Так вот каким ты бываешь, когда любишь.

Она опустила голову, ссутулившись ушла к себе в комнату, тихо прикрыла дверь и заперлась.

А Славик развернулся и выскочил из дома. Стены его душили. Сел в машину, поехал куда глаза глядят. Пришел в себя у здания ИИ... банка. В кабинете отца горел свет, что ж, тем лучше, может быть, тот что-то знает. Отец не был удивлен, он только неодобрительно посмотрел на сына и сказал:

— Стасик...

Нет, он больше выносить этого не мог, после сегодняшней встряски ему не хотелось сдерживаться:

— Не надо называть меня Стасиком, отец. Ты же знаешь, что мне неприятно. Меня зовут Станислав, Славик.

— Ну наконец-то. Я уж думал, что этого не случится никогда.

— Чего, — не понял сын.

— Я все ждал, когда же ты возмутишься, когда тебе надоест быть приспособленцем, и ты станешь мужчиной. Дождался. И надо же, бабы тому виной. Я прав?

Сын кивнул.

— Ну что, сынок, теперь ты знаешь, каково это, жить с одной бабой, а любить другую?

— Теперь знаю, — глухо пробормотал Славик, опустив голову.

— Сможешь теперь меня простить?

Славик поднял голову и взглянул на отца, а тот продолжил.

— Я ведь Люсюку свою всегда любил, а матушка твоя, Лариса, встряла. Влезла ко мне по пьяни и забеременела. Выхода у меня не было. Так и жил. Но Люську не забывал. А потом она забеременела, Люська. А матушка твоя узнала... Пошла к ней на работу, скандал устроила. Ну, Люська аборт и сделала.

Отец встал, вытащил бутылку коньяка, им обоим не помешало бы выпить, раз уж у них вечер откровений. Разлил по стаканам, и продолжил:

— Люся тогда чуть не умерла, я еле успел ее спасти. Если бы тогда я опоздал... Короче. Люсю спасли, но детей у нее уже больше быть не могло... — он умолк на какое-то время, — А потом я от твоей матушки ушел. Ты уж прости.

Налил еще по одной, выпили.

— Лариса меня возненавидела, и тебя так воспитала. Но я тебя всегда любил, просто ждал, когда смогу с тобой поговорить без ненависти и обид. Знаешь сынок, когда мужчина любит женщину?

— Когда он только ее хочет?

— Это не любовь, это страсть.

— А что, когда идиотом из-за нее себя выставляет? — зло засмеялся Станислав, имея в виду отцово замечание про его необъяснимо дурацкое поведение.

— Нет, — мягко сказал Александр Николаевич, — Когда он ее счастье выше своего ценит, и готов своим счастьем ради нее пожертвовать.

Сын надолго умолк, да и Вольский старший более не расположен был к разговорам.

Славик думал. Своих любовниц он никогда не любил, это были просто тела, которыми он пользовался, желая вновь испытать то наслаждение, которое когда-то могла дать Мария.

Любил ли он Машку? Раньше он ее хотел, потом тосковал по ней, а сейчас он испытывал к ней какое-то безумное влечение. Страсть, как сказал отец. Любил ли он ее? Получалось, что никогда не любил, потому что в отношениях с ней его всегда волновало только свое собственное счастье.

А Ольга? Что он чувствовал к ней? Он не знал.

Он знал только одно. Ради счастья своей маленькой дочери он пожертвует всем, не только своим счастьем, но и самой жизнью.

Глава 9.

Ольга без движения сидела на кровати уже почти час, она не плакала, она думала. Думала о том, что было тогда, и что теперь. И поняла то, о чем давно уже подозревала, но не хотела себе признаться.

Даже если ты отберешь у другого его счастье, это еще не значит, что сможешь им воспользоваться. Это как платье с чужого плеча, совсем не обязательно подойдет тебе. Она хотела Славку, боролась за него, отняла его у Машки, получила. А вот принадлежит ли он ей? После того, что она сегодня видела...

Ей надо уехать, побыть одной и понять, что делать. Оставаться дальше вместе с ним Ольга не могла. Было очень больно.

Она переоделась, причесалась, собрала сумку, потом, под причитания Галины, стала собирать ребенка.

— Ми гулять подём?

— Нет, мы поедем к бабушке.

— К бабеське? А ми миську взямем?

Мелкая Машка хныкала, ей хотелось своего нового розового медведя взять с собой. Но мать негромко, спокойно, но строго сказала:

— Нет.

И, как ни странно, ребенок, привыкший всегда получать свое, замолчал. Домработница страшно расстроилась, а Ольга отстраненным тоном успокоила ее:

— Тетя Галя, не надо, все в порядке. Мужу скажите, я поживу у мамы.

Потом взяла ребенка и ушла.

* * *

От отца Станислав вернулся домой ближе к ночи. Его подвез Вольский старший, а машину перегнал сотрудник безопасности. Дверь открыла насупленная Галина, укоризненно посмотрела на хозяина и пошла в кухню, подогревать ужин.

— А Ольга где, спит? — спросил вслед ей Станислав.

Домработница остановилась, повернулась к нему лицом и сказала:

— Нету Ольги.

— То есть как это, нету?

— А так. Уехала.

— Куда? — начал вскипать он.

— К маме. И ребенка забрала.

Галина высказалась, повернулась к нему спиной и ушла в кухню.

Ребенка забрала. Уехала. Забрала ребенка. Уехала. Забрала ребенка.

Пустота. На него навалилась страшная пустота.

Он тяжело опустился на диван, обхватив голову руками. Ужинать он не стал, ложиться спать тоже. Он так и просидел в одной позе до утра. А утром поехал за женой к теще.

Ольга отказалась его принять, теща, Вера Васильевна, вышла к нему и сказала:

— Славик, я не знаю, что там у вас произошло. Оля молчит.

Он попытался объяснить, но женщина остановила.

— Не надо. Вы должны сами разобраться. Но она сейчас с тобой говорить не станет. Ей лучше побыть одной.

— Вера Васильевна, как Машка, — глухо спросил Славик.

— Хорошо, Машка хорошо. Ты приходи через неделю. Думаю, она за это время успокоится.

Он поблагодарил тещу, просил звонить, если что, и ушел.

Что еще ему оставалось.

* * *

Всю дорогу до дома Мария переваривала все то дерьмо, которое на нее вылила бывшая подруга. Дома влезла в душ и мылась, мылась, мылась.

Закон Мерфи в действии. Мария не могла не думать о том, что было тогда, больше четырех лет назад. Все почти как в прошлый раз. Она опять скрывалась, и опять из-за Славки. Впрочем, ничего нового. Но вот от Ольги она такого не ожидала. Да, уж, если неприятности случаются, то с завидной цикличностью. Но теперь зато, она от него свободна. От них. Свободна.

С утра в понедельник побывала у начальства и, проведя за закрытыми дверями длительное обсуждение всех обстоятельств, передала клиентов из своего родного города другим консультантам. Потом с каждым из них имела разъяснительную беседу. Перед Вольским старшим она извинилась и просила никого о ней не оповещать, она не сказала прямо, но тот понял, что она имела в виду его сына. А потом была работа, много работы.

Глава 10.

С тех пор, как ушла Ольга, прошло пять дней. Станислав ночевал на работе, ему страшно тоскливо было оставаться в пустом доме, он оставил дом на попечение Галины, а сам перестал там появляться. За это время он сблизился с отцом, рассказал ему о случившемся в то же утро.

— Знаешь, отец, от меня Оля ушла, — слова дались ему с трудом, Станислав был мрачен и подавлен.

— Ушла, говоришь...

— Да. И забрала ребенка.

— Ушла, значит, любит, — сделал парадоксальный вывод отец.

— Что-то я не понял...

— Станислав, сынок, она тебя любит и дает тебе право выбора. Потому и ушла. Она сейчас обижена, не хочет тебя видеть, но поверь, она тебя ждет. Тебе решать. Захочешь вернуть ее — найди правильные слова, и она вернется.

Отец был как всегда прав.

Славик подумал, что не будет он ждать неделю, поедет к ней сейчас. Он знал, что ей скажет.

* * *

Накануне вечером Вера Васильевна снова пыталась разговорить дочь, чтобы понять, что же у них случилось. Крайне неохотно, но Ольга рассказала матери всю историю с самого начала до конца. Кое-что Вера Васильевна и так знала, а кое о чем догадывалась. Она выслушала дочь, а потом сказала:

— Все так, но поехал-то он не за ней. Поехал он за тобой.

— Мама, это только из-за ребенка. Он дочку обожает, ради нее все что угодно сделает.

— Но ведь это твой ребенок. И потом, если бы он ту Марию любил, его не остановил бы ребенок. Подумай хорошенько и помирись с ним. Он ведь неплохой мужик, да и ты его любишь. А проблемы в любой семье бывают, и решать их надо вместе.

Ольга задумалась над словами матери, и пришла к выводу, что мать права. Поэтому, когда Славка приехал на следующий день, она вышла к нему. Теща взяла Машуньку и повела гулять, часа на три-четыре, чтобы зять с дочкой успели наговориться.

Ольга была молчалива и сидела на диване, глядя в одну точку. Боль еще не прошла. Славик в волнении прошелся по комнате, потом сел сидел напротив и заговорил:

— Оля, ты прости меня, я, конечно, скотина и дурак. И я обидел тебя. Но ты прости, пожалуйста. Ты ведь меня любишь, Оля.

— Разве тебе нужна моя любовь? Ты даже никогда не хотел меня.

Она готова была откусить себе язык, но слова уже сорвались. Впрочем, когда-нибудь об этом надо было сказать. Может оно и к лучшему.

— Оля, ты ведь тоже никогда не хотела меня.

— О чем ты? Разве не ты вечно отговаривался тем, что устал, или еще чем-то, когда я хотела... — ей стало обидно.

— Оля, ты никогда меня не хотела. Ты хотела, чтобы я тебя хотел, чтобы хотел тебя трахать, потому что муж должен хотеть, потому что так положено, для самоутверждения.

— Да откуда ты знаешь?! — взорвалась Ольга.

— Оттуда, Оля, что если женщина хочет, мужику не устоять. Если женщина хочет, она смотрит по-другому, дышит по-другому, пахнет по-другому, течет...

— Ага! Конечно! Я помню твои слова, что ты сказал тогда Машке! Что такую бабу нельзя в жены брать! А теперь ты мне еще это в упрек ставишь!?

— Оля, какая же ты глупая... Господи... А я вообще полный идиот. Ты что, подслушала тогда...

Она кивнула, от волнения и обиды у нее, наконец, потекли слезы. Ольга не плакала все это время, а теперь вот словно прорвалась плотина.

— Оля, ты потому всегда была такая...

Ольга кивнула, всхлипывая.

— Это все моя вина. Моя. Просто... Просто... Я идиот, Оля, какой же я идиот. Испортил жизнь и тебе, и Машке.

Слезы все текли, Славик вытащил платок, потом сел рядом с Ольгой и стал заботливо вытирать ее мокрое лицо. Она не стала его отталкивать.

— Не плачь. Это все моя вина. Просто... Я все-таки скажу. Ты не сердись, и не спеши делать выводы, просто послушай. И постарайся меня понять. Просто... Ты ведь знала, да, что мы с Машкой...

Конечно, Ольга знала, всегда знала.

— Но я выбрал тебя. Не спрашивай почему. Мне и так трудно говорить. Оля, ты много слышала тогда? Что ты слышала?

— Что ты не женишься на Машке. Женишься на мне, потому что я хорошая.

— Оля, Олюшка... Я ведь хотел и на тебе жениться, и Машку любовницей оставить. Не смотри на меня так. Да. Я подлец! Я подлец, Оля, подлец...

Он встал прошелся несколько раз из угла в угол, остановился у окна и, глядя во двор застывшим, невидящим взглядом, проговорил:

— А Машка как узнала, сразу уехала, бросила меня тогда. Но, видишь ли... Отношения с ней были такие... такие яркие... Что потом она словно всегда была третьей в нашей постели. Будто всегда незримо присутствовала. И это мне мешало видеть тебя, всегда мешало, — он провел пятерней по волосам, пожал плечами, словно пытаясь понять что-то, — Наверное, это потому что она меня бросила.

— Я думала, это ты ее бросил, — всхлипывая, сказала Ольга.

— Нет, это она... И ты знаешь, Оля, мы оба перед ней виноваты.

Спорить с этим она не стала.

— Да, Оля. Я все не никак не мог избавиться от воспоминаний о ней. Потому и вел себя так по-дурацки, когда она приехала. Но сейчас всё. Кончено. Мне отец сказал, что когда мужик любит женщину, ее счастье ставит выше своего. Если так смотреть, то Машу я никогда не любил. Я просто гад перед ней.

Ольга молчала, уткнувшись в платок.

— Давай начнем все сначала. Мы попробуем. И не только ради ребенка. Ради нас с тобой, Оля. И будем в постели только вдвоем, только ты и я. И ты не будешь стесняться чувствовать. Тебе вообще когда-нибудь было со мной хорошо?

Глядя, как жена отрицательно качает головой, Славик с горечью признал:

— Боже мой, какая же я скотина...

Ольга расплакалась еще больше, он присел рядом:

— Ну не плачь, Олюшка, солнце, не плачь...

Она уткнулась лбом в его плечо, а Славик обнял ее, прижимая к груди, как ребенка.

Он впервые за всю их семейную жизнь обнимал ее по-настоящему.

Супруги походили на двух тяжело раненных солдат с боями вырвавшихся из окружения. У них были обиды, была общая вина на двоих, но поддерживая друг друга, они могли выжить.

— Знаешь, Оля, мы должны попросить у Машки прощенья. За все.

Оля покорно кивнула.

В этом он был прав, и Оля была с ним согласна, ее тоже мучила совесть и за то, что не любила подругу, и за то, ей тогда наговорила.

* * *

С прогулки вернулись бабушка с внучкой. Вера Васильевна только взглянула на дочь, сразу поняла, помирились. И слава Богу! А то, разве ж это дело, оба молодые, красивые, ребеночек вон какой славный, куда им разбегаться?! Им жить да жить.

Машунька увидев родителей, сидящих рядышком на диване, тут же взобралась на папу и стала рассказывать, что они с бабушкой видели, каких котов, машины, голубей, собачек. Столько вещей, могущих поразить воображение ребенка! Славик одной рукой обнимал за плечи всхлипывающую Ольгу, а другой крепко прижимал к себе ребенка. Прикрыв глаза от избытка чувств, он впитывал в себя чудесный детский запах, уткнувшись носом в кудрявые волосики маленькой дочки, а рядом была жена.