Оказалось, что из нас четверых, Гусько имел самые далекоидущие планы. Он рассказывал, что чувствует себя гражданином мира, и мечтает путешествовать по свету. Особенно ему хотелось побывать в Канаде — это была мечта его жизни. Мы втроем, отчаянные патриоты своей страны, пытались переубедить его, но безуспешно. Ни звериный оскал капитализма, с присущими ему регулярными кризисами, ни безработица, ни отсутствие социальных гарантий не пугали Юру. Он твердо оставался при своем мнении. Наконец, убедившись в невозможности вернуть в стадо заблудшую овцу, мы бросили свои попытки и решили раз и навсегда прекратить разговоры на эту тему. Неприятности никому из нас были не нужны. Хочешь свалить за бугор — пожалуйста, мечтать не вредно. Только ты нам ничего не говорил, а мы ничего не слышали.
Другой Юриной идеей-фикс была возможность быстрого обогащения. Гусько рассказывал, что с самого детства мечтает найти целый чемодан денег и даже точно знает, как это произойдет. Однажды он придет в парк и сядет на скамейку, а под скамейкой будет что-то темнеть. Конечно же, это будет небольшой чемоданчик-дипломат, который по случайности забыл инкассатор, везущий в банк выручку. Тогда Юра достанет его и откроет. Там будут деньги в банковских упаковках, много денег. Никак не меньше миллиона рублей.
Мы долго смеялись над этой мечтой, но Гусько с горячностью убеждал нас, что это возможно и даже подводил теоретическую базу. Однажды, он прочитал самиздатовский перевод брошюры какого-то американского профессора. Так вот, в той книжонке утверждалось, что мысль материальна и, если захотеть, то можно материализовать себе все что угодно. Хоть бы даже и деньги. Надо только реально представлять предмет своего вожделения, как будто бы ты его уже имеешь на самом деле. Все остальное сделают за тебя высшие силы. Лучше всего войти в астральные поля и послать мысленный сигнал прямо оттуда.
И снова мы хохотали до упада, интересуясь, как далеко Гусь продвинулся в материализации своей мечты. Нисколько не смущаясь, наш товарищ объяснял нам, что научился медитировать и во время сеанса уже может видеть номинал и номера купюр из дипломата. Еще одно усилие и...
'Юра', — прерывали его мы. — 'Ну, зачем тебе в СССР такая куча денег? Ты же их все равно не сможешь потратить. А если начнешь, то тобой тут же заинтересуются соответствующие органы. Не лучше ли получать свои копейки и спать спокойно по ночам?' 'Вы что, чуваки!' — обижался тот. — 'Я не идиот какой-нибудь. С такими деньжищами я тут же свалю за бугор!' 'Знаешь, что?' — мы уже не могли больше смеяться. — 'Ты бы вместо своей самиздатовской литературы лучше советские книжки читал. Иногда они очень расширяют кругозор. 'Золотой теленок', например'.
Впрочем, фантазии Гусько были довольно безобидными, к тому же он никогда не обижался, когда над ним смеются или подкалывают, а мы в свою очередь не возражали против присутствия в комнате своего собственного и бесплатного клоуна.
Однажды Юра пришел вечером со службы, притащив с собой немудреные пирожные из гарнизонного 'Военторга' и лимонад. Собрав нас за столом, он объявил, что сегодня у него праздник.
— День рождения? — спросил я.
— Нет, — хитро улыбнулся наш товарищ.
— Именины? — сделал попытку Алик.
— Нет, неправильно.
— Да ладно Яковлевич, давай колись, — прервал его Кроха. — А вы ребята не старайтесь. Все равно не угадаете.
— У меня сегодня юбилей, — лицо Гусько приобрело торжественное выражение, — 10 лет езды без билета в общественном транспорте! Предлагаю отметить!
Мы открыли рты.
— Ну, ты Гусь даешь!
Тут же, как из мешка посыпались анекдоты про безбилетных студентов, контролеров и пассажиров, пытающихся влезть в переполненный автобус.
Через некоторое время Юра вышел и я, улучив минутку, спросил Кроху:
— Слушай Сергей, вы с ним вместе учились. Он всегда был такой (тут я покрутил пальцем возле виска) или это его армия довела?
— Сколько я его знаю — всегда. Эти его празднества еще ерунда. Он бывало, и похлеще номера откалывал. Вот однажды случай произошел, еще в студенческие времена.
Понизив голос и придвинувшись к нам поближе, очевидец начал рассказывать:
— Помните туалеты в нашем институте? Большая такая комната. Одна половина занята туалетными кабинками, другая — место для курения. И вот однажды, стоим мы там с ребятами на перемене. Курим, треплемся. Народу набилось — ужас. Все в дыму. Вдруг откуда ни возьмись, декан нашего механического факультета — Пауко.
Тут мы с Аликом дружно закивали головами. Ну, как же, как же, личность известная.
— Так вот, — продолжил свой рассказ Сергей, — забегает декан в туалет, и видим мы по скорости его перемещения, что движет им крайняя нужда. А кабинки, как вы знаете, все через одну раздолбанные. Где дырка в двери, где защелка не закрывается, где вообще отсутствует. Ну вот, подлетает Пауко к ближайшей кабинке. Дерг за ручку — она закрыта. Подбегает к следующей — тоже занята. Дерг третью — тут защелка отсутствует, четвертую — та же проблема. Короче побегал он, подергал, потом на секунду задумался, но так как видать ему было уже совсем невмоготу, нырнул в кабинку со сломанным замком. Ну, нам то что, стоим с пацанами, продолжаем курить. С каждым, как говориться, может произойти...
Кроха перевел дух и продолжал:
— И надо же, тут врывается в туалет Гусь и тоже с такой же скоростью, как три минуты назад декан. И тоже — по тому же самому маршруту. Ну, мы даже курить перестали, ждем, что будет. А Юра дерг первую дверь — занято. Вторую — занято. Дерг третью — дверь распахивается, а там сидит бедный Пауко. Замерли они, смотрят друг на друга. Короче, немая сцена, как у Гоголя в 'Ревизоре'! Первым пришел в себя декан. Привстает он с унитаза, левой рукой придерживает штаны, а правую тянет, чтобы дверь закрыть. Ну и что вы думаете, сделал наш герой?
Рассказчик сделал эффектную паузу и выложил концовку:
— Он крепко пожал руку декана!
Мы с Барминым заржали так, как не смеялись, наверное, никогда в жизни. Хлопнула входная дверь, и в комнату вернулся Гусько.
— Над чем это вы тут так смеялись? — поинтересовался он.
— Один старый анекдот вспомнили.
— А что за анекдот?
— Да ты его хорошо знаешь!
В тот же день около 10 часов вечера, я лежал на кровати и читал книжку. Внезапно снаружи послышалось чье-то сопение и скрип ключа, вставляемого в замочную скважину. Однако мой ключ торчал в замке изнутри, не позволяя открыть дверь комнаты. Через минуту раздался сильный стук в дверь. Чтобы не оглохнуть, мне пришлось встать и открыть. В темном проеме вырисовывался огромный детина похожий на боксера-тяжеловеса. Одет он был в военные брюки и военную же рубашку, расстегнутую, без галстука. Даже не будучи Шерлоком Холмсом, я легко догадался, что это и есть тот самый знаменитый Адам.
Адам Гулянюк был мужчиной серьезным. Родом из небольшого шахтерского городка в Донецкой области, где нож и кастет доставался из кармана чаще, чем пачка сигарет, он прошел хорошую школу жизни. В этой школе самым главным, если не единственным правилом, было хорошо держать удары, не падая ни при каких обстоятельствах и самому бить насмерть, без размышления и жалости.
С двенадцати лет Адам уже состоял на учете в детской комнате милиции. В последующие годы, также неоднократно задерживался. Пару раз на него даже заводили уголовное дело. Однако так как, собственно криминальных наклонностей он не имел и привлекался только за одно — драки, дела, в конце концов, прикрывались. Основной причиной этого милицейского благодушия была физическая невозможность, посадить все мужское население области от 14 до 25 лет, участвующее в этих исконно русских народных забавах. Тем не менее, его художества надоели всем порядком, поэтому после окончания десятого класса, по поводу судьбы Адама собрался консилиум, состоящий из директора школы, участкового и представителя райвоенкомата.
Суд был скорым и суровым. Тройка поставила перед Адамом жесткий выбор: авиационно-техническое училище (в тот год военкомат испытывал сильный недобор) или колония. Вопрос был скорее риторическим. Гулянюк предпочел 25-летний срок в армии, трем годам тюрьмы. Каким образом ему удалось окончить училище, история умалчивает, но только получив диплом специалиста по авиационному вооружению, он, вот уже который год, трепал нервы командованию братского полка.
Теперь этот самый Адам стоял передо мной, с удивлением разглядывая:
— Ты кто такой?
Вопрос прозвучал не совсем корректно, поэтому я уклончиво ответил:
— Я здесь живу.
Адам внезапно взорвался:
— Это я здесь живу! А ты кто такой?
— Меня сюда тоже официально поселили.
— Кто?
— Командование нашего полка.
— Я ваше командование знаешь, где видал? — отрезал Адам, сопровождая свои слова неприличным жестом (мой слух, при этом, резануло характерное украинское или южнорусское произношение буквы 'г'). — Не знаю, кто тебя сюда прислал, только это комната моя. Чтобы завтра же духу твоего здесь не было! Понятно? А то я могу объяснить. Причем прямо сейчас!
После мысленного сравнения наших весовых категорий, мелькнувшая мысль врезать ему по морде, было отвергнута, как недостойная советского офицера. Стало ясно, что нужно менять тактику, и я предложил:
— Слушай Адам. Давай сядем, чайку попьем, поговорим спокойно...
Детина удивился:
— Откуда ты меня знаешь?
— Да кто ж тебя в гарнизоне не знает, — грубо польстил я ему.
Адам на время задумался, что-то соображая:
— Чай — не водка, много не выпьешь, — произнес он, наконец, выдавая философский склад ума.
Мне стало ясно, что пришла пора действовать, и я поинтересовался:
— Сколько?
— Две, — мгновенно отреагировал гость, схватывая суть на лету.
— Одна бутылка... ликера 'Вана Таллин', — сделал я контрпредложение, и, глядя, как лицо Адама начинает багроветь, быстро добавил. — Зато через пять минут!
Мой оппонент на какое-то время задумался, потом переспросил:
— Так кто ты говоришь, тебя сюда поселил?
— Начальник штаба нашего полка, — соврал я, не моргнув глазом.
— Ну ладно, оставайся, так и быть. Я живу, в принципе, в другом месте, но эта комната мне нужна, чтобы баб водить, — он заговорщицки подмигнул мне. — Так что, если когда приведу, не обижайся, придется тебе переночевать у друзей.
Осознав, что больших уступок мне от него не добиться, я лишь молча кивнул и побежал в соседнюю комнату к Алику, занять у него бутылку эстонского ликера 'Вана Таллин'. Мне было известно, что Бармин купил его, как презент для своей жены. Ничего, в другой раз привезет.
Через пару дней, нас (двухгодичников свежего призыва), отправили на вещевой склад — получать обмундирование. Никогда не подозревал, что офицеру нужно так много одежды. Я еле-еле допер все в мешке из-под картошки, который взял напрокат у завсклада.
Чуть позже состоялась разборка добычи. Боже, чего здесь только не было: офицерская повседневная форма, полевая, парадная; техническая зимняя и летняя. Многие вещи выглядели очень добротно, из натуральных материалов, особенно зимняя техническая форма. Отличную теплую зимнюю куртку с капюшоном и большим воротником из натурального меха, я сразу же определил для зимней рыбалки. Также для этой цели замечательно подходили ватные штаны на подтяжках, овечьи рукавицы и валенки. Черт возьми, в таком наряде можно спать в снегу! В особое умиление меня привели отличной выделки теплые кожаные перчатки. Таких и в магазине днем с огнем не сыщешь. Трудно было поверить, что их выдали, чтобы копаться в грязном самолете. Да, неплохо народ заботится о своих защитниках!
Откуда-то из общей кучи выпали два комплекта нижнего белья. Я осторожно, двумя пальцами, приподнял один за краешек. Так и есть — натуральные кальсоны. Нет уж, господа военные, носите это сами. Нет такой силы на земле, которая заставила бы меня надеть эту гадость!
Приближалось время ужина. Я заглянул в соседнюю комнату, где Юра и Алик тоже заканчивали разборку своего барахла, и пригласил их подкрепиться. Так сказать, последний ужин в цивильной одежде. Кроха где-то задерживался, и мы отправились втроем.
Столовая была наполовину пуста. Большинство женатиков предпочитало ужинать в кругу семьи, поэтому в это время, здесь можно было найти только офицеров-холостяков, да таких бедолаг, как мы. Заняв место за столом, мы обнаружили, что в зале присутствует заведующая столовой — Александра Ивановна.
Заведующая была женщиной за пятьдесят, со старомодным шиньоном на голове и в неизменном неидеально чистом халате. Не прочитав за всю свою жизнь ни одной книжки по теории управления социалистическими коллективами, она успешно руководила столовой уже больше десяти лет. Помощь в этом ей оказывало хорошее знание психологии своих 'девочек', которые в основном устраивались на эту работу только с одной целью — выйти замуж. Недостаток же интеллекта она компенсировала визгливым криком, которым часто и с большим удовольствием пользовалась. Однако с клиентами, особенно старших званий и должностей, Александра Ивановна была предельно вежлива и предупредительна.
Вот и сейчас, она стояла рядом со столиком, за которым сидели несколько офицеров из первой эскадрильи. До нас доносились обрывки разговора:
— ... если есть какие-нибудь жалобы, дайте мне знать. Я сразу порядок наведу!
— Не волнуйтесь Александра Ивановна, все уже и так в порядке.
— Ну, кушайте, ребятки. Кушайте, золотые мои. Что вы делать то будете, когда я на пенсию выйду? Кто ж о вас так позаботится, как Александра Ивановна?
Технари с набитыми ртами, безо всякого уважения махали вилками — проходи мол. Тут заметив нас, заведующая пробежала взглядом по гражданской одежде и подозрительно спросила:
— А вы мальчики откуда?
Мы уже привыкли, что наши лица еще не примелькались, поэтому, нисколько не удивляясь, дружно гаркнули:
— Из первой и второй эскадрильи.
— Ну, хорошо, родные мои. Сейчас, сейчас, — расплылась в улыбке Ивановна и громко позвала: — Девочки, кто там есть? Ну-ка обслужите мальчиков, быстренько!
— А что это она такая вежливая сегодня? — вполголоса спросил Юра, едва заведующая отвернулась.
— Наверное, сумка, которую она собрала нынче домой, тяжелее обычного, — предположил Алик.
Чтобы скоротать время ожидания, мы стали разливать чай из стоящего на столе зеленого эмалированного чайника. Я взял из сахарницы два кусочка сахара и бросил себе в стакан, Алик повторил мои действия. Юра тяжело вздохнул и положил четыре.
— Как же ты будешь пить этот сироп? — не выдержав, спросил я Гусько. — Не слипнется?
Наш четырехглазый друг лишь отрицательно покачал головой, весело улыбаясь.
— Да это еще фигня, — сказал Бармин. — Вот у нас один кадр есть в эскадрилье — Лихоткин его фамилия. У него такая технология чаепития: он сначала в пустой стакан накладывает кусочки сахара до самого верха и только потом заливает это чаем. На халяву и уксус сладкий, сами знаете.
— И все-таки, Юра, — не унимался я, — употреблять столько сахара вредно. Что бы сейчас сказал на это доктор Брэгг?
