— Ну, куда — придумаем, не проблема, — потянула ее высочество. — Вы точно уверены, что сегодня?
Ее глаза пронзили Мишель, но ответила Сирена.
— Наверняка. Я знаю этих девочек, работала с ними. Девять из десяти, что сегодня. Ближе к вечеру.
— Что ж, значит, ждем! — подвела ее высочество итог собранию.
* * *
Я как раз почти выбил триста очков, рекорд для меня, да и для Гюльзар показатель неслабый, когда сзади послышались шаги, затем резкое:
— Хуан!
Естественно, после такого возгласа под руку я промазал, серия закончилась. Подсветка тир-установки погасла. Медленно обернулся, опуская раскаленную винтовку (это их слабое место — быстро греются), уставился на вошедшую. Камилла, древняя богиня. Лицо встревоженное, причем встревоженное настолько, что... Не берусь даже сравнивать, такой я ее никогда не видел.
— Пошли!
Сказано было без компромисса, без возможности возразить.
Оглянулся по сторонам — тренер отсутствовала. Ну, конечно, занятие практическое, подойдет к концу и просмотрит результаты. Для остального здесь Маркиза. Почти все практические занятия проходят по такой схеме.
Поставил винтовку в угол, бегло бросил напарнице: 'Прикрой, если что', — и пошел следом за богиней.
Шли мы долго, пришли в какую-то каморку, заваленную моющими средствами.
— Здесь нет камер слежения, — ответила Камилла на незаданный вопрос.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — уклончиво отмахнулась она.
Я присел на рулон с протирочной губкой, она осталась стоять. Мялась, подыскивала слова, наконец, решилась.
— Хуан, я должна признаться...
Начало интригующее. Но настроение играть в загадки у меня не было, и я схохмил:
— Я не могу быть отцом. Мы с тобой не спали.
— Что?
Какое-то время она смотрела с недоумением, потом рассмеялась. Напряжение спало, настроение же ее заметно поднялось. Вздохнув с облегчением, она продолжила, гораздо более непринужденно:
— Хуан, когда тебя приняли, я имела разговор с сеньором Козловым. По поводу тебя.
Я кивнул. Чего-то подобного ожидал.
— Он как бы завербовал меня.
— 'Как бы'?
— Как бы. Потому, что оба мы понимали, что я под наблюдением офицеров, и всю, проходящую через меня информацию те будут фильтровать. Они игрались друг с другом в свои игры, сливали друг другу через меня различную дезинформацию и взаимно делали вид, что верят ей. Эдакий пинг-понг, где я была простым мячиком.
— И что же приказал тебе делать сеньор Козлов? — усмехнулся я.
Камилла хлопнула ресницами.
— Наблюдать за тобой. И подстраховывать, если... Если ситуация вокруг тебя начнет выходить из под контроля. Помогать тебе.
— Как тогда, когда я дрался с Рыбой? — вспомнил я и задумался. Она меня озадачила.— Когда ты не дала вмешаться ее напарницам?
— Естественно, это был предлог, — кивнула она. — Я так думала. Поскольку это полностью совпадало с намерениями самих офицеров. У него есть в корпусе настоящие осведомители, с ними он ведет серьезную работу, а я была именно пинг-понгом.
— Но сегодня что-то случилось, — понял я ее поведение.
— Да, Хуан. — Она вновь занервничала. — Сегодня выяснилось, что на самом деле все серьезно. Я была ему нужна, но как бы для подстраховки, чтобы в экстренной ситуации сохранить в тайне основные каналы информации. А их игры с офицерами — всего лишь средство для отвода глаз.
— ???
— Утром я получила от него записку. В которой сообщалось следующее. Я должна ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ защитить тебя от возможных акций сорок четвертого взвода. Любой, Хуан. Понимаешь?
Ещё пока нет, но вникать начал.
— И приказал дать тебе вот это. Указал место, где взять, на территории корпуса, и отдать. — Она достала из-за пояса и протянула мне... Пистолет. Не игольник, огнестрел, да ещё облегченной конструкции, но это был агрегат, умеющий убивать. Я раскрыл рот от изумления.
— Так же приказал передать тебе, чтобы ты не ждал, стрелял на поражение при первом намеке на опасность. Не время играть в благородство, надо стрелять первым. Это твой единственный шанс.
Кажется, я икнул, беря в руки оружие. Ничего себе! Проверил обойму. Полная. Двенадцать пуль. Неплохо!
— Я ничего не сказала офицерам, и, кажется, они не знают. Так что все серьезно. Очень серьезно, Чико! Я боюсь!
На ней лица не было. Я покровительственно усмехнулся.
— Не дрейфь, прорвемся! С такой-то игрушкой, да не прорваться?
Но это была бравада. Камилла, бывший хранитель, испугалась за меня? Человек, отнесшийся ко мне с неприязнью, передал оружие для защиты? Мир определенно сошел с ума, но главное, раз уж дон Козлов зашевелился, мне действительно угрожает нешуточная опасность. Осталось посмотреть, что придумают сеньоры офицеры, ибо теперь их ход — не могли же они в такой ситуации ничего не придумать для моей защиты? Независимо от сеньора Козлова?
— Спасибо, Камилл! — Я поднялся и обнял ее, крепко прижав — это нужно было в первую очередь ей, чтобы успокоиться. — Правда, прорвемся, не переживай!
Хотелось бы самому себе поверить!
* * *
— Разрешите?
Рамирес писала на виртуальной планшетке, какой-то отчет. Подняла глаза.
— Ты же на занятиях?
— Прогулял. — Я беззаботно пожал плечами. — И кажется, сегодня меня не накажут.
Она усмехнулась.
— Тогда заходи.
Это так, не накажут. Не сегодня. После гибели Перес, подавляющее большинство обитателей сего заведения смотрело на меня с жалостью, сочувствием. Все понимали, что наше противостояние с 'сорок четвертыми' вот-вот завершится смертельным поединком, по-испански — убийством. Моим. Хоть кроме меня никто снимки Перес возле мамы не видел, все понимали, что это не был несчастный случай, а значит, я косвенно виноват. И с высокомерием сорок четвертого взвода это вопрос времени.
Относительно моей персоны мнения разделились — кто-то ненавидел меня, как причину, источник всех неприятностей. Не было бы меня, не было бы и проблем, жила бы и здравствовала сеньорита Перес. И таковых нашлось немало. Но были и грамотные девочки, которые заявляли, что просто так 'убирать' их коллегу никто не станет, нужна веская причина. 'Просто мы не всё знаем'. Многие прислушивались, но гораздо меньшее количество, чем мне хотелось. Однако, практические шаги не делал никто, предоставляя экс-хранителям самим вынести мне 'приговор' — виновен ли я в смерти их подруги, или нет. Согласно местным обычаям, окружающие примут любое решение, не помогая никому из нас, а уж мы промеж себя разберемся. Эдакое гипертрофированное право сильного, но в данный момент оно отвечало интересам абсолютно всех сторон, прямо или косвенно участвующих в столкновении.
У девочек сорок четвертого взвода оставалось два выхода: либо смириться с утратой напарницы, 'простить', заодно реабилитировав меня в глазах остальных, либо мстить. Ибо я отчего-то не сомневался, они знают, куда ездила их camarrada, с какой целью, и понимают, что означает происшествие на магнитке. Если они примут, что она была не права, пытаясь убить мою мать, и не станут мстить... Все закончится благополучно. Я спокойно продолжу обучение, их же, во избежание, отправят до конца контракта куда-нибудь за орбиту Эриды, считать пролетающие мимо астероиды. Инцидент исчерпан, нет состава преступления и прочая прочая. Если эмоции зашкалят и меня все-таки назначат виноватым — попробуют уничтожить, из принципа. Потому, что 'Карфаген должен быть разрушен'. Убит член их семьи, а за членов семьи мстят, даже если те... Скажем так, не совсем были правы в своих изначальных замыслах. Семейная солидарность, вещь для латиноамериканской планеты обыденная. Что они выберут?
После заседания хранителей вскрылись интересные для меня факты: их взвод не так уж однозначно воспринимает происходящее. Минимум три человека не хочет обострения конфликта, считая, что их, действительно, подставили, как и меня. Звезда держит середину — хочет наказать меня, но не доводить противостояние до абсурда, до безумия. Если бы это что-то решило, она с удовольствием встретилась бы со мной на 'дуэли', поединке один на один, где можно кулаками доказать правоту и наказать обидчика (такие в истории корпуса редко, но случались). Но ещё есть Сандра и двое оставшихся, кто жаждет разделаться любой ценой, даже во вред себе. И Натали в лазарете, позиция которой мне неизвестна, но прогнозируема (ее перевели от греха подальше в Центральный военный госпиталь, в охраняемую палату, это хоть немного сняло напряжение).
Так что выбор девочек под вопросом, они могут и включить заднюю. Но есть ещё один момент, интересы некой третьей могущественной стороны.
Если посмотреть на ситуацию глазами офицеров, выяснятся прискорбные вещи. Первое — меня никто никогда не простит до конца, косвенно я всегда буду виновен в гибели одной из ангелов. И даже если услать девочек подальше, они могут когда-нибудь вернутся и сделать гадость. Задним числом. А на время ссылки здесь, в этих стенах, превратятся в иконы сопротивления нехорошим офицерам, которые закручивают гайки местной вольнице. Недовольные есть всегда, и эти недовольные будут знать о 'бедных несчастных сестрах', мучающихся не просто так, а 'вот из-за этого выскочки и протеже'. И у меня появятся проблемы, которые нельзя решить в принципе, которые останутся со мной до конца обучения, а после — до конца моей жизни (карьеры), ибо в этой жизни (карьере) корпус всегда будет играть большую роль. Я стану лицом корпуса, буду представлять его интересы (а как же иначе, смысл тогда был меня брать?) в обмен на лояльные мне штыки, на которые смогу опереться. И пресловутая лояльность в этой схеме оказывается под вопросом.
Нелогично, правда? Как планировать на годы вперед, зная об изначально заложенном в фундамент гнилом кирпиче? Ситуация на самом деле ерундовая, в перспективе времен этот эпизод забудется, замылится. Но останется, где-то в глубинах коллективной памяти. И в случае чего, о нем кто-то обязательно вспомнит.
Некомфортно это, знать, что пушка хоть и слабо, но заряжена, а такие люди, как офицеры, королева и дон Серхио ценят комфорт. И сделают все для его достижения. МЕРТВЫЕ хранители сорок четвертого взвода им гораздо интереснее живых, даже раскаявшихся и сосланных. Они сделают все, чтобы у девочек снесло башню, чтобы те напали, и не допустят, чтобы нападение это пережили. И от такой логики мне было не по себе.
Да, я хочу выжить в этом переплете, хочу вырасти, жениться, завести детей и умереть в глубокой старости. Но я не хочу жить ТАКОЙ ценой. Я не смогу жить с подобным грузом, хотя именно к таким вещам меня в перспективе и будут готовить. Слабак? Возможно, не спорю. Но мне все равно не по себе.
— Кофе хочешь? — улыбнулась Рамирес моему пасмурному виду. Я кивнул.
— Молоко? Сливки? Сахар?
— Сливки. Без сахара.
Она налила в чашки воды из колонки кухонной панели, просто, без изысков в виде старомодных чайников, насыпала обычный рабочее-крестьянский пролетарский растворимый кофе и долила сливками, извлеченными из холодильного отсека. Поставила обе чашки на стол.
— Рассказывай.
Я рассказал. Поделился размышлениями по поводу интересов. Она долго молчала, анализировала. Наконец, выдала вердикт:
— Хуан, если они придут тебя убивать, какая может быть жалость?
— Они марионетки, Рамирес, жертвы. Ими управляют опытные кукловоды. Я ненавижу их, точнее, буду ненавидеть, но только тех из них, кто искренне, всей душой захочет моей смерти. А среди них таких нет.
— А твоя знакомая Сандра?
Я замялся.
— Ее мне жалко. Ей надо просто промыть мозги. Этим должны заниматься опытные психологи, проблема решаема, но им проще уничтожить проблему, старым сталинским способом, и они, ручаюсь, пойдут именно этим путем.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что иначе девочками бы уже давно занимались. Здесь на каждом квадратном метре по два психолога, неужели бы не промыли им те пустые штуковины, которыми они думают? Девочки и так не подарок, и так на грани, и подтолкнуть их к безумию, сделать последний шаг...
Я сбился.
— Они толкнут, я чувствую.
Рамирес отрицательно покачала головой. Таковое предчувствие здесь не у одного меня, практически все уверены, что миром всё не закончится. И дело совсем не в глубокомысленных рассуждениях.
— Корпус жесток, да, — возразила она. — Но обычно он никогда не делал ничего подобного, не подставлял своих. Расстрелять за проступок — это запросто. Но не подталкивать к проступку.
Я пожал плечами.
— Они начали эту комедию, им надо довести ее до конца, во что бы то ни стало. Чтобы показать всем, они -власть, главные здесь. Закон — их слово, а не заведенные здесь порядки. Ты же не будешь отрицать, что в корпусе сложилось чересчур много мешающих им традиций?
Рамирес озадаченно покачала головой.
— Они не избавятся от традиций, но все поймут, чего те на самом деле стоят. Плюс, это долбанное ангельское высокомерие, с ним ведь тоже надо бороться. Вот сеньоры и объяснят всем, что избыток высокомерия выходит из тела вместе с жизнью. Все логично, а они крайне логичные сеньоры. Девочки обречены. Как и я.
— Ты слишком ударился в философию, тебе не кажется? — усмехнулась моя собеседница.
Я выдавил кислую улыбку и предпочел помолчать — она не поймет. Она как бы понимает, но не утруждает себя глубиной копания, ее все устраивает. В том числе расстрел свершивших проступок.
— Возможно.
— Ты хоть сам выстрелишь, если они будут угрожать? На поражение?
— Да. — Я кивнул. Она прочла по моим глазам, что не вру, действительно выстрелю, и удовлетворенно кивнула.
— Оружие дать? Катарины-то больше нет! — Последняя фраза сопровождалась иронией.
Я отрицательно покачал головой.
— Уже дали, спасибо.
— Оперативно! — Она многозначительно ухмыльнулась и задумалась. — Но, кажется, ты пришел не только для этого, да? Ты хочешь решить дело миром, целую теорию создал, но понимаешь, что это бесполезно и тебе не отвертеться. Оружие тебе уже дали. Слушаю! — Она откинулась на спинку кресла, допивая дрянненький, если честно, кофе.
— 'Мозговёрт', — кивнул я, переходя к цели своего визита. — Они быстрее меня, порвут, как Тузик грелку. Можно ли как-то увеличить нагрузку? Чтобы получить видимый эффект в течение... Скажем, недели? И каковы будут последствия? Вы раскачали меня, я выдерживаю приличные нагрузки...
Сеньора отрицательно покачала головой.
— Я не пойду на это.
— То есть, можно, — констатировал я.
— Я же сказала, я на это не пойду. Несмотря на то, что шансов противостоять им у тебя меньше.
— Да мне надо просто выжить, Рамирес! Просто банально выжить в этой схватке! Особенно, если их будет несколько! — закричал я. Та волна панического страха, что жила во мне эти два дня, наконец, вырвалась. — Я не хочу сдохнуть на заклании в их дурацких игрищах, понимаешь?! Им все равно, они найдут другого, а мне капут! Кирдык! А я ещё слишком молод! И у мамы кроме меня никого не осталось, можешь ты это понять?!
— Тихо! Тихо!.. — замахала она руками. — Спокойно, Ангелито, спокойно!..
