под покровом тайны

Сказав все это, она внимательно уставилась на меня, наверно в поисках радости на лице. Не найдя ее, мама обратилась ко мне с вполне ожидаемым вопросом.

-Лена, ты не рада? Тебе не хочется две недели провести на природе, купаться, загорать?

Я хмыкнула.

-Мама, если бы вы меня не отправляли каждый год в пионерский лагерь, ты могла бы вешать мне эту лапшу про купания. Я лучше проведу каникулы дома, буду на пляж ходить загорать. Погоди! Ты же меня обещала устроить на работу на июль, как же с ней теперь быть?

-Ой, успеешь наработаться, — отмахнулась мама,— отдыхай, пока время есть.

Я сделала вид, что раздумываю, и минутой позже глубокомысленно сказала:

-Знаешь, если хочешь, чтобы я хорошо отдохнула, отправьте меня к прабабушке Аглае.

-Лена!— сразу завелась мама,— сколько раз буду одно и тоже говорить, ноги твоей там не будет.

Я хихикнула.

-Мама, ты что серьезно думаешь, что прабабушка Аглая -колдунья? Ты же тоже была комсомолкой, даже Ворошиловским стрелком и такая суеверная.

Мама, как-то съежилась, говоря о своей бабушке.

-Не знаю, я всю жизнь ее боялась, до сих пор, если она приснится, целый день, как не своя хожу, — вдруг призналась она, — часто вспоминаю, как мы в детстве мимо нее на цыпочках бегали. А цыганки за километр ее двор обходили и никогда второй раз в деревню нашу не заезжали.

Но папа ведь не боится,— снова начала я разговор,— прошлой весной ездил ей забор поднимал.

-Что ты отца приплетаешь,— возмутилась мама,— он взрослый человек, и прабабушке в нос пришелся.

-Так и я в нос пришлась,— пришел мне в голову ответный аргумент.

-Этого то и боюсь,— в сердцах сказала мама, и испуганно остановилась на полуслове.

-Но я услышала достаточно.

-Мама, так чего ты боишься? — тут же задала я очередной вопрос.

-А ничего я не боюсь! Все! Закончили разговор. Не хочешь ехать в лагерь сиди дома на жопе. Ходи по асфальту все лето, да на танцульки свои, — выпалила она и вышла, хлопнув дверями.

-Ай, на фиг!— подумала я,— Валька через три дня уедет в Выборг поступать, говорит там конкурс меньше, а мне что делать? Ничего, я папу уговорю и поеду в деревню, там ко мне никто приставать не будет. До обеда можно спать, бабушка с утра пирожков с щавелем нажарит, или блинов. Хорошо! А в этом лагере... могу представить, что там будет — примерно тоже самое, что в прошлом году в пионерском. Купание раз в день по десять минут, конкурсы дурацкие, походы, и игра в бутылочку по вечерам. Девки в комнате будут хихикать да глупости всякие рассказывать. Не хочу!

С такими мыслями отправилась завтракать. Мама, несмотря на нашу размолвку, уже приготовила яичницу с луком, и я с удовольствием начала ее поглощать.

-Значит, в лагерь не поедешь?— вновь вернулась она к предыдущему разговору.

-Не поеду,— коротко ответила я и встала, чтобы налить себе какао.

-Вот упрямая, вся в отца,— себе под нос буркнула мама,— ну не хочешь, как хочешь. Тогда наверно, хоть и не желательно, а придется отправить тебя на две недели в деревню.

-Ура!— завопила я, и, поставив кружку с какао на стол, обняла маму за плечи,— спасибо мамочка! Тогда я Валю провожу через три дня и сразу уеду в Серебряное.

-Ну, ладно-ладно, тебе, успокойся, что ты право, как маленькая виснешь,— смущенно сказала мама, — с одной стороны хорошо, что поедешь, хоть бабушке поможешь, дом приберешь, а то он напрочь грязью зарос. Я последний раз там три года назад все намыла. Так мне казалось, что меня все время кто-то холодными лапами за ноги хватает. Потом корвалол неделю пила, чтобы успокоиться. А вот тебя почему-то всегда туда тянет, как будто тебя бабушка, чем приманила.

Я слушала мамину речь и думала:

-Ой, можно представить, хватали тебя за ноги. Придумываешь ты все. Просто прабабушку Аглаю не любишь и она тебя тоже, поэтому так и говоришь.

Мне всегда было трудно понять мамину неприязнь, для меня прабабушка была связана с яркими солнечными днями, теплой речкой, запахом трав на чердаке. Мое любимое занятие было забраться туда, рухнуть в ароматное зеленое сено, заготовленное для козы Марфы, и лежать, разглядывая пучки разнотравья, висящие на балках. Я даже иногда ночевала там, хотя меня ждала в комнате кровать с большой периной. Под тихий стрекот сверчка, очень здорово засыпалось. В основном меня отправляла туда бабушка, чтобы я не мешала ей читать заговоры, приходящим к ней под покровом ночи, женщинам.

Но хоть я и не разбирала слов, с чердака их было не разобрать, но рваный ритм и мелодия оставляли странное впечатление и погружали меня в удивительное состояние безвременья.

Мне было лет шесть, когда я сидела у конуры и разглядывала нашего пса Шарика. Тот в это время зализывал порез на передней лапе и жалобно смотрел на меня. Не знаю почему, но я положила ладонь ему на лапу и начала без слов мурлыкать один из таких заговоров.

Пес затих, и только смотрел на меня своими большими добрыми глазами.

Понемногу эти глаза расплывались передо мной, и я уже не понимала и не ощущала, что вокруг происходит.

Неожиданный удар по щеке, заставил меня прервать напев, я подняла голову и увидела бабушку Аглаю, она стояла растрепанная, без своего платка, седая коса толщиной с мою тогдашнюю голень, висела у нее чуть не до земли.

-Ты что творишь, девка!— закричала она,— кто разрешил? С ума сошла!

Я, взявшись за горящую щеку, непонимающе смотрела на нее. Потом у меня брызнул фонтан слез.

-За чтооо, бабушка?— заныла я.

Та, вместо ответа, схватила меня за руку и потащила в дом. Там усадив на лавку, оглядела со всех сторон и изрекла:

-Еще раз услышу, как бормочешь то, чего не понимаешь, вицы получишь!

Ее разъяренный вид так запал в памяти, что мои редкие попытки снова вспомнить заговоры, не увенчались успехом. В первых классах я думала, что бабушка Аглая, действительно колдунья, но потом, когда стала пионеркой, прочитала, как вредны суеверия и религия и поняла, что моя бабушка просто гипнотизерка, об этом очень понятно было написано в антирелигиозной брошюре.

А воспоминание о том, что у Шарика после моего напева исчезла ранка на лапе, я постаралась выбросить из памяти.

Мама сегодня работала в первую смену, поэтому она быстро собралась и ушла, оставив меня в одиночестве. Сначала я прибралась на кухне. Помыла посуду, протерла пол, и вроде все дела на первую половину дня были сделаны. Погода с утра опять не баловала, и на пляж идти не хотелось. Я взяла в руки книжку и попыталась читать. Но чтение не получалось. Мысли все время возвращались к вчерашним событиям.

Странно,— думалось мне,— откуда в моей руке взялось столько силы. Интересно, а с Юркой ничего не случилось? Он так здорово стукнулся. У кого бы узнать? Валька все всегда знает. Может к ней в гости сходить?

Подруга жила вроде бы и недалеко от меня, но идти к ней, нужно было минут пятнадцать, потому, что короткий путь перегораживала глубокая траншея. Ее выкопали ранней весной, и закапывать пока не собирались. До Вали можно было еще проехать на автобусе первого маршрута, но я предпочла пройтись пешком. На улице почти никого не было. Только редкие старушки с авоськами направлялись в магазин, Я медленно шла по улице, привычно читая кумачовые лозунги на домах.

Увидев надпись, "Слава КПСС", фыркнула, вспомнив анекдот, рассказанный совсем недавно одноклассником, про двух пьяниц, один из которых впервые узнал, что Слава КПСС — это не человек. Пройдя еще немного, я зашла в бакалею, чтобы купить чего-нибудь к чаю. У меня был заныканный рубль, который я и намеревалась потратить. Как обычно к прилавку стояла очередь. Но сегодня она была не очень длинная, всего человек пятнадцать. Так, что через сорок минут я, купив печенья и подушечек, довольная отправилась дальше.

Валина семья жила на первом этаже в двухэтажном восьмиквартирном доме. В небольшой двухкомнатной квартире у них было прописано шесть человек. Правда две старшие сестры уже работали, и жили в общежитиях, где под любыми предлогами отказывались от прописки. Так, что на самом деле сейчас Клевина жила с родителями младшей сестрой. Но как она сказала, скоро у них будет прибавление в семействе.

Однако Вальки дома не оказалось. Никто не мог сказать, куда она ушла и когда придет.

Пришлось мне не солоно хлебавши, отправиться домой. Хорошо хоть узнала, что уезжает Валя в Выборг завтра вечером.

Через два дня на вокзал я шла в одиночестве. Поезд отправлялся в середине дня, и провожать меня было некому. За плечами висел увесистый рюкзак с вещами, а в руках сетка с подарками для прабабушки. Телеграмма ей была уже отправлена, и получен ответ, что встреча на станции будет организована. Поэтому родители утром провели очередную беседу об осторожности, по очереди облобызали меня и отправились на работу.

Когда вошла в гулкий вестибюль, до прибытия поезда оставалось двадцать минут. Поэтому, купив в буфете мороженое, я уселась в практически пустом зале ожидания.

Вчера я уже здесь была, когда провожала Валю. По пути мы с ней весело болтали. Но когда начали обниматься около вагона, Клевина неожиданно расплакалась, ну, и я начала ныть вместе с ней. Развела нас недовольная проводница, завопившая:

-Девочка! Быстро заходи в вагон, хорош, нюни распускать, не навек прощаетесь!

Поезд неторопливо тронулся, и я пошла вслед за ним, размахивая платком. В окне вагона мне в ответ махала рукой Валька, с улыбкой на заплаканном лице.

А сегодня настала моя очередь, только идти за вагоном было некому.

Я ничуть об этом не переживала и периодически нетерпеливо поглядывала на часы. К прибытию поезда, людей в зале прибавилось. Напротив уселся наголо стриженый парень и, улыбаясь щербатым ртом с фиксой, начал нахально разглядывать мои ноги. Я заметила на его пальцах выколотые перстни и поняла, что это тюремщик. Так моя мама называла отсидевших в тюрьме.

Мой нос заметил появления этого типа сразу, как он зашел в зал. И сейчас меня уже мутило от его запаха.

Я резко встала и вышла на перрон, волоча за собой свою поклажу.

-Тебе помочь?— послышался сзади хриплый голос, и на меня вновь пахнуло смесью немытого тела, махорочного дыма и нечищеных зубов.

Обернувшись, я обнаружила, что тюремщик стоит рядом и протягивает руку к набитой сетке.

-Не тронь?— пискнула я,— сама донесу,— и прижала сетку к себе.

Вокруг было множество людей, и я не очень испугалась. Парень глянул по сторонам, и сказав:

— Не хочешь, как хочешь, — прошел дальше по перрону.

Через несколько минут подошел поезд и я, высчитав, где примерно остановится мой вагон, пошла в ту сторону.

-Когда собиралась в поездку, у нас дома разгорелся спор, ехать ли в общем вагоне, или все-таки купить плацкарт. Мама и я были за общий вагон, папа за плацкарт.

-Ну, зачем ей плакарт?— горячилась мама,— все равно в час ночи выходить. Только рубль зря за белье потратит.

Но папа победил.

-Я, что для единственной дочки рубля пожалею,— сказал он и добавил непреклонно:

-Поедет в плацкарте и точка!

Поэтому сейчас я пробиралась к своему месту через торчащие с левой стороны с верхних полок ноги пассажиров и думала, что лучше бы мне ехать в общем вагоне и не нюхать эти ароматы. Мое место оказалось занято бабулей, которая, увидев меня, явно обрадовалась.

-Ой, деточка, ты же уступишь бабушке нижнюю полку. Ты девочка легонькая, тебе на вторую полку легко забираться,— сразу затараторила она.

К такому варианту я была вполне готова, поэтому, уложив свой мешок и сетку под нижнюю полку, безропотно отправилась к проводнице за постельным бельем.

Когда поезд тронулся, я уже лежала на верхней полке с книжкой в руках.

-Может, хоть здесь ее дочитаю, — промелькнула в голове последняя мысль, перед тем, как заснуть.

Проснулась от желания сходить в туалет. Открыв глаза, обнаружила, что проспала несколько часов, потому, что за окном смеркалось. Мои попутчики внизу собрались поужинать, и от столика одуряюще несло жареной курицей, чесноком и салом.

-А Леночка, проснулась,— приветливо заговорила бабушка,— вот и молодец, давай спускайся, поможешь нам справиться с едой.

Я спрыгнула вниз, нашарила туфли побрела в сторону туалета. Около проводника туалет оказался занят и я, ругнувшись про себя, отправилась в другую сторону.

Когда подошла к дверям тамбура в стекле увидела, что напротив туалетных дверей стоит все тот же лысый парень, пристававший ко мне на перроне. Сердце тревожно застучало, и я остановилась у двери в раздумьях.

-Может, он в очереди стоит?— подумалось мне. Но парень, сверкнув золотым зубом, показал, что туалет свободен.

Я прошла мимо него и тщательно закрыла туалетную дверь. Уложив, специально взятую с собой газету на стульчак, я села него и в этот момент дверь туалета открылась, и в нее ввалился тюремщик.

Глядя на меня сумасшедшими глазами, он выхватил финку и приставил к шее.

Другой рукой он лихорадочно расстегивал ширинку и вытащил оттуда страшный фиолетово-красный бугристый член.

-Соси сука!— шепнул он мне,— а то зарежу. И поднес головку члена к моим губам.

-Рот открывай, тварь!— скомандовал он и нажал на финку, я почувствовала, как по шее потекла горячая жидкость.

От вонючего члена у меня перекрыло дыхание. Зашумело в голове и зазвенело в ушах. И тут, снова, как позавчера, на меня "накатило". Тюремщик застыл неподвижной статуей. Я немного подалась назад и отвела финку от шеи. Потом крепко схватила, торчавший перед моим носом, член и с силой провернула. Вокруг все по-прежнему застыло в неподвижности. Даже выражение лица у парня оставалось прежним.

Я поднялась и быстро выскочила из туалета. Перед входом по-прежнему никого не было. Облегченно вздохнув, побежала по коридору.

-Надо уйти, подальше! — стучала одна мысль в голове. Пройдя вагон, я вышла в тамбур. В нем никого не было. Я прислонилась к стенке, и тут все опять пришло к жизни. Застучали колеса по стыкам рельсов, послышался шум ветра. А я опять боролась с резкой слабостью и прилагала все силы, чтобы не упасть.

Тут открылась дверь и в тамбур выскочила взволнованная проводница, она молнией проскочила мимо меня в следующий вагон.

Я, немного придя в себя, зашла обратно и увидела, что весь проход занят выскочившими в него пассажирами, которые оживленно переговариваются между собой.

-Что случилось,— спросила я у пожилой женщины стоявшей прямо передо мной.

-Ох, девочка не знаю, — вздохнула та,— буквально минуту назад в туалет женщина пошла, а там мужик без сознания лежит. И ножик рядом валяется.

Тут она перешла на шепот:

-Муди ему вроде бы отрезали, проводница за мильтоном побежала.

-А чего народ в коридоре столпился?— продолжила я свои расспросы.

— Эта баба начала кричать диким голосом в тамбуре так, что мертвого можно разбудить, вот все и повскакали с мест,— сказала женщина и тут же спросила:

-А ты что не из этого вагона?

-Из этого,— подтвердила я, только я в туалет ходила, а потом в тамбур вышла подышать, там прохладно. Очень уж жарко в вагоне.