Фамилиар: Выкинутый.

Аль отчаянно боролся за восстановление контроля. От него осталась только оболочка, судорожно имитируящая самое себя. Все Жекины закидоны немедленно перестали удивлять, бесить и вообще иметь какое-либо значение. Он еще смог спросить у мелкого:

— Ты хоть понимаешь, кто я?

Но тот ускользнул от ответа, устроив очередной концерт по заявкам. Аль его проигнорировал, и это оказалось лучшей тактикой при общении с психопатами: пацан сам успокоился и быстренько нашел себе новое развлечение. Он натащил кучу одежды, и принялся наряжать Аля, как куклу, собираясь тащить куда-то на улицу. Все было тесным и коротким; Аль, очнувшись на миг, прервал эти малолетние забавы, заявив, что предпочтет вчерашние обноски.

И долго, с непристойным удовольствием таращился в центрифугу, куда были запиханы эти самые обноски. Вытащить их немедля в голову не пришло. Он дожидался, когда центрифуга сама выключится (двадцать минут до конца цикла, сообщало электронное табло, и Аль радостно об этом возвестил). Все-таки тяжело жить без мозга. Потом он с невероятным терпением понаблюдал, как Жека зачем-то прожаривает вещи утюгом; даже попринимал в этом участие. Более идиотского применения почтенному пыточному инструменту было бы трудно придумать.

* * *

К тому времени, когда они вышли из дома, Алю удалось адаптировать большую часть марны. Теперь приходилось сдерживать самопроизвольную боевую транформацию: крышесносительная доза энергии постоянно грозила сдетонировать. Всех убью, думал Аль, оценивающе присматриваясь к окружающим. Достойных противников в округе не было. Недостойных тоже. Один останусь, удовлетворенно заключал он, и снова ищуще озирался.

Все-таки, — думал он уже в автобусе, когда способность к этому действию немного восстановилась, — Стайна надо будет поблагодарить. Во время долгой и мучительной его, Стайна, смерти. Ведь вздумай Аль раньше поглотить такое количество синего, его бы разорвало, как хомяка от 50-го калибра. А теперь — не прошло и часа, а хомяк практически адекватен. А как, интересно, Жека справляется с красным? Мужчина покосился на своего маленького хозяина. Тот вел себя в кои-то веки правильно: сидел в глубокой медитации, нацепив наушники, и переваривал марну.

Аль снова перевел взгляд на двери. Те как раз распахнулись, казалось, прямо в небо: автобусик взбирался на холм. И, наблюдая за медленно вползающей внутрь старушкой, Аль обратил, наконец, внимание на небеса этого мира. Они просвечивали черным.

* * *

Весь оставшийся день Аль провел в милых детских забавах. Он накупил себе в магазине одежды в рабочем стиле. "Скиталец", было написано на этикетках, и ему очень понравилось звучание этого слова. "Ранглер" — тихо сказал он, тренируя перед зеркалом трудолюбиво-честное выражение, подходящее к новому образу. Пожалуй, стоит взять себе другое внешнее имя. Ранглер. Нормально звучит.

Он снова попытался изобразить на лице любовь к простому труду, и отражение в ответ перекосилось в сложноописуемой гримасе. Как будто обосрался, — с неудовольствием подумал Аль, — и пытаюсь понять, кто в этом виноват.

Полное отсутсвие всяких актерских способностей убивало. Раньше это было не нужно, и он даже не подозревал о собственной бездарности, а теперь могло бы пригодиться. Втереться в род Нарах, например, изменив свой энергетический рисунок, и довести торгашей до разорения. Он скорчил зверскую рожу (удачно получилось) и напомнил себе, что Нарах — вторая цель. Первая — род Дазан, архивы Стайна и собственно ублюдок Стайн со коллеги.

В голове возникло несколько схематических планов захвата. Парочку он сразу отсеял, а остальные оставил для дальнейшей разработки под номерами Гимел, Гимел-бис и Гимел-бис-штрих. Причем Гимел-бис имел все шансы стать Алеф-бис или даже Алеф: первый аналитический заход частенько бывал самым удачным.

День на отдых и полное восстановление, решил он. Завтра испытаю пределы своей энергетической емкости. Послезавтра — сосредоточение. Пожалуй, пределы можно начать испытывать прямо этой ночью... А для этого надо бы приручить Жеку. Вот, где бы еще пригодился талант лицедейства!

Оборотненыш сейчас вроде добрый, размышлял он, идя на поиски Жеки. Но кто знает, какая моча в голову ударит ему в следующую минуту. Алю в руки попалось сокровище, настоящая драгоценность. Но только какое-то психованное.

Сокровище нашлось, где и следовало ожидать — на детской площадке. Только детей там что-то не наблюдалось. Аль полазил по стеночке, а в раздевалке удалось подраться. А прямо перед этим — потискать щедрую ручку хозяина. Ну, точно, начальная школа! Правда, Жеке все же удалось взбесить его — когда тот вздумал заставить Аля обслужить какого-то бездарного. Но, судя по всеобщей реакции, местные обычаи не предполагали в этом ничего оскорбительного. Вроде даже наоборот. Так что пацана пришлось простить. А еще Аль познакомился с Жекиным другом. Еще один забавный малолетка, только переливался он никогда не виданной зеленой энергией.

— Серега, — представился тот, протягивая руку, и Аль с интересом прикоснулся. Приятно, как будто весенняя степь. Но бесполезно. Жаль.

Жека с Серегой трепались и веселились, а Аль расслабленно за ними наблюдал. Они были как самоцветы на фоне булыжников — можно любоваться бесконечно.

* * *

Дома Жека почти сразу подключился к инфотерминалу, и Аль, проходя мимо, покосился на экран с неприязнью — там было что-то профессиональное. Отвратительная все-таки у парня профессия. Может из-за этого он такой неправильный?

Он остановился около полок с книгами. Ага, подходящий способ изучения объекта.

— Можно почитать?

— Да, конечно, — хозяин подошел, как-то смущенно улыбаясь. — Но здесь, в основном, всякая муть. Вот, — он ткнул в угол, пестреющий яркими суперобложками, — детективов немного.

Понятно. Скрываемся. Аль присмотрелся к мути и выбрал с полтора десятка энергетически запользованных томиков. Жека ревниво вздохнул, явно жалея об опрометчивом разрешении, и вернулся к терминалу.

Аль же с удобством устроился в кресле, веером разложив любимые книжки мальчика на журнальном столике. Первое произведение повествовало о безумии: взгляд изнутри. Через пол часа Аль его захлопнул, одолев, и посмотрел на заглавие. Ницше. Он отодвинул подальше еще две книги того же автора. Следующая была интереснее — автор пытался понять природу стадной злобности бездарных, а рассказал о своей боли. Аль продрался сквозь наукообразные конструкции, которыми автор прикрывал эту боль и слегка пожалел, что тот уже умер. Эрих Фромм, он провел пальцем по имени на обложке. Каков был цвет твоей энергии?

— Я проголодался. Приготовлю ужин.

— Не надо, я сам! — поспешно вскочил Жека.

Аль даже оскорбился: они ведь накупили кучу еды. Значит, как из всякой дряни готовить — это ему, Алю. А из нормальных продуктов — так сам. Ну-ну.

Он немножко почитал про Изменяющего, изучающего средства массового мучительного поражения бездарных (Альбер Камю. Чума), а потом пошел мстительно доставать Жеку.

— Давай я тебе помогу, — цеплялся он к бедняге. Тот нервно улыбался:

— Нет-нет, не стоит.

— Я могу что-нибудь порезать, — он ходил за мальчишкой по следу с ножом, — я хочу принести пользу.

— Ты очень, очень полезный, — уверял Жека, осторожно забирая нож. Аль прижал его к стене, уперевшись по обе стороны руками, зарылся носом в мягкие волосы у ушка, и прошептал, едва не касаясь губами нежной кожи:

— Позволь мне это доказать.

Жека, вздрогнув, на мгновение застыл, а потом забился, вырываясь. Аль отступил на два шага и окинул его довольным взглядом. Нет, ну, точно — драчливый воробей. Взъерошенный, раскрасневшийся и с ножом.

— Ну, ладно... — начал Жека, сдаваясь.

— Меня оскорбляет твое недоверие к моим кулинарным талантам, — быстро заявил Аль и смотался, пока не запрягли. Как там злобный Изменяющий в занимательной книжке — всех убьет?

Глава 7.

Жека.

Мне все-таки удалось изгнать Аля из кухни. Представляю, что бы он сотворил с картошкой и мясом. С его-то "кулинарным талантом"! По-моему, надо мной просто издевались. Я принялся нервно строгать картохи. Мысли упорно крутились вокруг сцены, предшествующей этому, с позволения сказать, изгнанию. Жаркий шепот, от которого съежилась кожа на шее и плечах, а член немедленно встал. И наглющая физиономия Аля — словно сметаны объелся. Так бы и швырнул. Тапком.

Я побросал все в сковородки и грустно пристроился рядом — следить. Грустить было от чего: не каждый день узнаешь, что ты пид... в смысле, о своей нестандартной ориентации. У меня стоит на парня. Определенно. На этот раз на утренний стояк не свалишь. (А если вспомнить вчерашний вечер...) Я представил себе Лену, свою любовницу:

— Вообразите себе, Элена Николаевна, душа моя шевелится в присутсвии мужчины.

— Какое любопытное наблюдение, Евгений Петрович, а в какой позе, позвольте поинтересоваться?

Улыбаясь, я притащил телефон и настрочил смс-ку: "Элена Николаевна, срочно требуется консультация, неоперабельная грыжа". Через пару минут раздался звонок:

— Резать, батенька, немедленно резать.

На заднем фоне звучали голоса и звон бокалов. Ну, ясно, спонтанный секс обламывается.

— Ампутация помогает только при головной боли, Элена Николаевна, а у нас серьезный случай.

— Меня смущает многообразие вариантов, Евгений Петрович... А голова точно не болит?

Я засмеялся:

— Нет, спасибо за вашу неоценимую помощь, Элена Николаевна.

— Обращайтесь в любое время, Евгений Петрович, я всегда рада помочь, — хихикнула она.

— Привет Церберу, — шепнул я. В трубке послышался шум ветра и звуки улицы, и я представил, как Лена наклоняется, высовываясь в окно подальше.

— Не передам, — заговорщицки прошептала она в ответ и закончила вызов.

На душе немного полегчало (больше не шевелилось). Через некоторое время я крикнул в том смысле, что еда готова, и моя, блин, эротическая мечта алчно примчалась жрать. Хотя, насчет "жрать" — это я, конечно, погорячился. Аль ел с аристократической небрежностью: расслабленно прямая осанка, тонкие пальцы держат приборы (советские, столовые; ручки белые, пластиковые) с трудноуловимым изяществом... Он даже манжеты подернул! Хотя те были стандартной длины и совсем того не требовали.

Я наблюдал за парнем со смутно зарождающимся классовым чувством. Хотелось перегнуть его благородие через стол и жестко отыметь; интересно, изменит ли он свое спесивое выражение после этого? Я зажмурился: откуда эти садистские желания? Пришлось напомнить себе, что если кого здесь и перегнут, так это меня, судя по раскладке сил. Пофантазируй лучше об этом, сердито посоветовал я ... эээ... собственному члену, надо полагать. Аль глядел на меня, слегка усмехаясь, словно придерживался того же мнения.

Есть одно прекрасное средство против извращений (помимо здорового секса, естественно, и разговоров с собственным членом) — Пентакор, Владыки граней, сетевая игрушечка. Сейчас присоединюсь к какому-нибудь рейду и на порнографию в личной жизни можно успешно забить на несколько часов. Я с трудом проглотил (так распереживался) последний кусок мяса и решил восстановить трудовую справедливость:

— Уберешь посуду?

Аля перекосило так, как будто ему предложили почистить толчок любимой зубной щеткой. Справедливость была восстановлена, хехе. Я же направился к лаптопу с довольной улыбкой на всю рожу, прислушиваясь к грохоту на кухне. Бедная посудомойка... как бы новую покупать не пришлось... вместе со всей посудой...

Так мы и просидели до полуночи: я громил врагов, а Аль листал книги. Наверно, с завидной педантичностью искал картинки. Не может же он читать с такой скоростью? После того, как враги разгромили меня, я захлопнул компьютер и, невнятно пробормотав пожелание спокойной ночи, потащился в ванную, зевая во всю пасть. Завтра на работу.

Из клозета я выбирался в глубокой задумчивости и отрешении, поэтому при виде сверкающего глазищами Аля — аж подпрыгнул и, попятившись, шлепнулся обратно на унитаз.

— Ты чего?

— Очереди жду, — ответил он загораживая проход.

— Ну, так... свободно, — хрипло буркнул, я протискиваясь мимо него.

Этот, казалось бы, незначительный эпизод заставил внутренности скрутится от волнения. Я нервно елозил по кровати, тоскливо поглядывая на двери. Господи, да что же это со мной... Мои ожидания оправдались: на пороге показался Аль.

— Можно с тобой поспать? — спросил он, теребя подол футболки. Это что, смущение?

— Зачем? — тупо осведомился я.

Он долго молчал, пристально глядя на меня.

— Я боюсь кошмаров.

Да ты сам кошмар, подумал я, но сказал, вспомнив его ночные вопли:

— Ну, ладно... спи.

Он слитным движением скользнул в кровать и уселся у меня в ногах. Я их поджал. Аль стянул с себя футболку и принялся аккуратно ее складывать. Трусов он не носил видимо принципиально, и я уткнулся лицом в подушку, чувствуя, как снова краснею. Он еще немного пошуршал, а потом пробрался ко мне под одеяло. Блин, засада! А себе-то он и не подумал одеяло принести, так что я всю ночь проведу под одним с голым парнем. Мой локоть касался его горячего бока, и оттуда по всему телу разливался лихорадочный жар.

— Обними меня.

Я, словно безмозглый зомби, положил руку ему на живот. Какая все-таки нежная кожа! Аль прикрыл глаза, а я пошевелил пальцами и запустил их в шелковистую шерсть на его лобке. Он никак не сопротивлялся моей развратной ручке, только тихонько вздохнул.

— Ты такой классный там, — прошептал я ему на ухо (дивно оригинальная пошлость), уже смелее тиская его живот. Он промолчал, взглянув на меня из под пушистых ресниц. От него вкусно пахло — словно корицей и гвоздикой, и я лизнул его шею, окончательно теряя голову.

— И вкусный, — говорил я покрывая поцелуями ямку над ключицами и съежившиеся твердые сосочки. Уж не знаю, от чего они сжались, но явно не от возбуждения: я все еще перебирал рукой у него в паху, и прекрасно ощущал всякое отсутствие отклика на мои действия. Признаюсь честно: в тот момент мне было на это наплевать. Все, что меня интересовало — это бархат его кожи, шелк волос, и то, как податливо изгибается горячее тело под моими ладонями. Эта ледяная покорность сводила меня с ума. Я заставил его перевернуться на живот и сжал круглые ягодицы. Потом прижался губами к копчику — он оказался покрытым еле заметным золотистым пухом. Попка его вздрогнула, напрягаясь, он подобрался и уселся на колени с кошачьим видом.

— Куда, — сказал я, но он наконец-то поднял на меня глаза и я оцепенел: они светились, как у ягуара по каналу Дискавери.

Завороженный, я послушно лег, когда он мягко толкнул меня на спину. Правда, когда с меня начали стягивать трусы, я слегка опомнился и испуганно вцепился в резинку. Аль, неуловимо усмехаясь, прижал мои руки и лизнул в пупок. От этой немудрящей ласки меня затрясло, руки ослабли, и я больше не сопротивлялся, пока с меня медленно стаскивали белье, целуя открывающиеся участки кожи. Он развел мои колени широко в стороны, устраиваясь между ними. Я приподнялся на локтях, смотря ему в глаза, меня все еще колотило от возбуждения и немножко — от страха. Что он собирается со мной делать? Я не позволю...