Доказательства вины

В аудиторию с нами Люций не пошел, а остался дежурить в коридоре. Виттории еще не было, и мы быстро расселись по своим местам, но, едва я достала из сумки учебник, как ко мне с двух сторон сразу же подсели Луиза и Кадма. Я удивленно воззрилась на них, не ожидая такой слаженности от девиц, которые всегда избегали общества друг друга, но сейчас напрочь позабыли о взаимной неприязни противоположных магических сторон.

— Эржебета, а кто это был в коридоре? Он тебя охраняет? — глаза у обеих горели от любопытства.

Ну и ну, только подумала я, покачав мысленно головой. Хотя чему я, собственно, удивляюсь? На фоне обитателей Академии, большинство которых составляют либо адепты примерно нашего возраста, либо магистры возраста гораздо более почтенного, Люций и впрямь выделялся. Есть еще, конечно, магистр Лэшел, но это скорее исключение, да и своим положением преподавателя, насколько мне было известно, он не злоупотреблял и связей с адептками не заводил, и потому появление нового мужчины, не имевшего никакого отношения к Академии, да к тому же такого интересного, не могло не обратить на себя внимание.

— Точно.

— А еще по Академии ходят слухи, что ты собираешься замуж за кого-то очень знатного, — продолжила Луиза, поедая меня жадным взглядом, а затем посмотрела на мою левую руку. Но ничего заслуживающего внимания она там не обнаружила — помолвочного кольца не было, а обручальное было надежно скрыто иллюзией невидимости. Впрочем, и будучи видимым, оно вряд ли бы удостоилось интереса: ведь это был простой золотой ободок без каких-либо украшений и даже без бриллиантов. Впрочем, присутствие Люция должно было лучше какого-либо кольца убедить окружающих, что пекущийся о моей безопасности богатый жених в природе всё же имеется.

— Это тоже правда, — согласилась я. — А откуда пошли слухи?

— Вортон что-то такое упоминал на общем собрании, когда сказал, что ты приедешь на учебу с опозданием, — сообщила Кадма. — За кого ты хоть замуж собираешься? За графа? Или выше?

Я неопределенно пожала плечами. Луиза продолжала выжидательно смотреть на меня и сдаваться не собиралась, и Кадма первая поняла всё правильно.

— Не хочешь говорить, — вздохнула она. Еще в прошлом году одногруппницы не раз имели возможность убедиться, что я неразговорчива и, если решила о чем-то умолчать, то из меня это уже не вытянуть, и Кадма сейчас явно об этом вспомнила. — Ну ладно. А зачем тебе хоть учеба? Если у тебя появятся титул и семья, на кой демон тебе продолжать учиться?

Вопрос, конечно, был неоднозначный. Нет, мне-то самой понятно, почему я захотела сюда вернуться, и дело здесь не только в том, что мне надоело дворцовое безделье: во-первых, я не любила бросать начатые дела на полпути, и, во-вторых, после свадьбы я особенно остро чувствовала необходимость самоутверждаться. Мне всё время казалось, что я должна доказать вампирам, что их король женился на мне не только за красивые глаза. Так почему бы не продолжить начатое и не стать боевым архимагом? Не знаю, наверное, это было глупо. Или просто осталась привычка еще из той, прошлой, валенсийской жизни, когда я должна была почти каждый день доказывать окружающим, и, в первую очередь, собственной семье, что я тоже чего-то стою.

Ну и последний аргумент: я совершенно не представляла, чем для меня обернется эта ссора с Адрианом, да и Лэнгстон тоже вряд ли будет сидеть в подполье вечно. И, если обстоятельства будут складываться плачевно для меня, боевая магия может оказаться неплохим козырем в борьбе с бывшим советником Магнуса.

Впрочем, одногруппницам всех этих подробностей знать не полагалось, так что я постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее и провозгласила:

— А это, девушки, мне жених посоветовал! Сказал, что невеста с магическим образованием кажется ему намного предпочтительнее, чем невеста без оного. Так что, учитесь, дамы!

Дамы несколько ошарашенно покивали и в глубокой задумчивости возвратились на свои места. Мое заявление прозвучало, мягко говоря, неубедительно, поскольку было совершенно непонятно, зачем невесте какого-нибудь дворянина нужна боевая магия, но Кадма и Луиза уже ушли в глубокую задумчивость, размышляя, где бы им по окончании Академии поискать родовитых женихов, и не стали вдумываться в мои слова.

Да и на самом деле, насколько я могу судить, мужчинам редко нравятся умные женщины, и гораздо большего их внимания удостаиваются те, кто покрасивее. Подобная установка всегда меня очень расстраивала, поскольку саму себя я была склонна относить к разряду женщин больше умных, чем красивых. Однако, что интересно, я никогда не могла окончательно решить, что же лучше — ум или красота. С одной стороны, сознавать себя умной намного лучше, чем глупой, по крайней мере для собственной самооценки. С другой — взять хотя бы мою сестру Надю. Красавица? Да. Особым умом не отличается? Нет. И что, ей из-за этого хоть сколько-нибудь плохо? Да ничуть!

Вот Адриану каким-то образом всегда удавалось дать мне почувствовать себя и красивой, и умной. Да и Оттилию никто никогда не назвал бы дурой, а Кейн всё равно ее полюбил. А Адриан еще...

Хватит, одернула я себя. Хватит! Адриан остался в Бэллиморе, и тебе нельзя сейчас думать о том, как всё было раньше.

Ну да, он-то в Бэллиморе, и леди Мальдано сейчас там же. Кстати, чем же она его привлекла — умом или красотой? Внешне она была вполне привлекательной, а вот о ее умственных способностях я после одной-единственой встречи ничего сказать не могла. Вот Евгения Шеффер, в компании которой я ее тогда видела, вряд ли блещет особенным умом — она скорее хитра и изворотлива. А эта Элис... Демон ее знает.

— Я пропустила что-нибудь серьезное за эту неделю? — обратилась я к остальным, чтобы поскорее прогнать из головы образ кудрявой вампирши. Да и стоило узнать, сколько мне всего придется наверстывать.

— Ничего особенного, — отозвался Сид. — Пока только теорию почти от всех магистров. На травоведении мы вспоминали забытое за каникулы, а некромантия еще даже не началась.

— Кстати, интересно, кого нам всё-таки пришлют, — задумчиво протянул Олаф, лениво наблюдая за отражавшимся на стене солнечным лучом. Окно было приоткрыто, створка покачивалась взад-вперед, и солнечное пятно покачивалось вместе с ней. — Я вообще думал, что нам оставят Моргана, но он у второго курса не ведет.

Кадма отвлеклась от своих мыслей и напомнила:

— Ты же слышал Вортона — это будет магистр Леннокс из Совета Темных магов.

— Мне это имя не о многом говорит.

— Я о нем слышал, — вдруг сказал Жан, и Олаф отвлекся от пятна. — Лет двести назад он закончил факультет некромантии, но не в нашей Академии, а где-то еще. Морган, помнится, как-то его упоминал, но я уже не помню, в связи с чем. В свое время он был весьма известной фигурой — кажется, у него были какие-то важные открытия — был деканом факультета, но архимагом он так и не стал, поскольку магический потенциал был недостаточно большой. Он очень много лет прожил отшельником в какой-то тьмутаракани — занимался всё той же некромантией, но вдали от всех. И, раз именно его сделали нашим преподавателем, видать, с некромантами у Совета Темных и впрямь туго — назначили на эту должность человека, который сто лет и людей-то небось близко не видел! Он же наверняка спятил там давно, общаясь с одними трупами!

Олаф озабоченно переглянулся с Марком: перспектива обучаться у сумасшедшего ни одного из них не прельстила. Луиза, которая была светлой, и, соответственно, некромантия ей не грозила, продолжала равнодушно смотреть в окно, подперев рукой голову. Сид же рассудительно заметил:

— Зато в некромантии он уж точно должен разбираться.

— Ага, и сильно нам это поможет, если весь его педагогический опыт остался в далеком прошлом?!.. — проворчал было недовольно Марк, но развиться дискуссии не дала слегка запыхавшаяся Виттория, торопливым шагом влетевшая в аудиторию. Зеленый балахон развевался за ее спиной, а сама магистр торопливо поправила растрепавшиеся волосы.

— Прошу прощения за опоздание, — она сформировала в воздухе какое-то плетение, и на доске начало само собой появляться название новой темы. — Кто-нибудь знает, кто это там стоит в коридоре? Да еще с оружием?..

Тут она заметила меня и махнула рукой, как бы снимая вопрос.

— А, адептка Батори... Всё понятно, — голос звучал прохладно, и я мысленно подготовилась к язвительным нападкам, но вместо этого Виттория отвернулась. — Записываем новую тему, "Соединение стихий". Она очень сложная, так что ей мы посвятим не меньше трех недель... Речь пойдет о том, как в одном плетении соединять одновременно две и более стихии. Самое распространенное здесь явление — это лед, который получается при воздействии на воду холодной окружающей среды и, в частности, воздуха. Однако, если мы соединим...

Она продолжила говорить, мы записывали ее объяснения, и занятие потекло в привычном ключе.

Мои подозрения подтвердились. Похоже, уже всем магистрам в Академии стало известно, кто я, и не только Лэшел не был готов закрыть глаза на то, что в Академии учится Этари. Только вот Виттория, похоже, решила не заострять внимание на моем появлении или делать какие-нибудь провоцирующие намеки, а просто вести себя так, словно меня здесь нет. Тем лучше для меня — игнорирование намного лучше показной неприязни и нападок. Остальные адепты, даже если это и заметят, вряд ли смогут сделать из увиденного правильные выводы. И, если мне очень повезет, все прочие преподаватели, ненавидящие Этари и недолюбливающие вампиров, поведут себя в том же духе. Настороженное отношение магистров — не такая большая цена за то, что такому количеству окружающих открылось, кто я на самом деле... Теперь не приведи Локи, если кто-нибудь узнает, как обстоят дела на самом деле, и насколько непрочным стало мое положение. Тогда мне уже и в самом деле может непоздоровиться.

Глава 5

Оставшиеся несколько дней моей первой учебной недели протекли однообразно и спокойно. Утро начиналось с тренировки с Люцием, которая заканчивались еще до общего подъема, и потому никто из адептов о них ничего не знал. Магистры же, вероятнее всего, были осведомлены — по крайней мере, Вортон точно — но никаких запретов не последовало, и высший вампир совершенно безнаказанно гонял меня по всему внутреннему двору боевого факультета в течение полутора часов каждый день. За завтраком следовали занятия с перерывом в середине дня на обед, а вечером мы с Бьянкой занимались либо в нашей комнате, либо, если погода была хорошей, выбирались на улицу. Преподаватели меня заметно сторонились, Лэшел почти открыто демонстрировал свою неприязнь, и один только Вортон вел себя точно так же, как раньше. В моих отношениях же с адептами ничего не изменилось: ни вражды, ни особой дружбы у меня ни с кем не было, и единственным близким мне человеком оставалась Бьянка. Постоянное сопровождение меня Люцием первые дни вызывало перешептывания за спиной и осторожные расспросы, а так же пару вызывающих замечаний со стороны каких-то светлых адептов третьего года обучения с прорицательского факультета, но, к счастью, ни к каким серьезным последствиям это не привело. Еще несколько целителей — я узнала в них однокурсников Кейна — как-то раз подошли с вопросом, что случилось с их бывшим одногруппником. Услышав, что Кейн стал вампиром, вся компания неприязненно скривилась и ушла. А потом учеба полностью вернулась в привычное русло, молодые маги наконец-то сообразили, что каникулы кончились, и магистры намерены требовать с них по полной программе, и интерес к моей фигуре заметно угас. Ну, ходит какая-то темная адептка с телохранителем, ну и что? Ладно бы вела себя как-то кичливо, или рассказывала всем и каждому о своем женихе, или задирала окружающих, пользуясь своим привилегированным положением... А то ходит молча, ведет себя так же, как в прошлом году, общается с одной только светлой прорицательницей, своей соседкой по комнате! Даже этого ее странного друга-целителя, с которым у нее была какая-то странная платоническая дружба, и того нет! Сплетничать не о чем!

От Адриана не было никаких вестей. Ну, сама бы я с ним связаться не смогла: покидая Бэллимор, я совершенно не подумала о каких-либо средствах связи и не взяла с собой разговорных амулетов. Но ведь сам архивампир, если бы сменил гнев на милость, мог бы открыть портал в Академию! Но этого всё никак не происходило, хотя я продолжала ждать.

Первого занятия по некромантии мы все ожидали с некоторой опаской, поскольку после рассказа Сида мысль о том, что нам придется учиться у помешанного мага, напугала всех. К нужной аудитории мы пришли с небольшим запасом времени, поскольку не знали, как новый преподаватель относится к опозданиям, и зашли внутрь. Точнее, попытались зайти, поскольку Марк и Жан, вошедшие первыми, внезапно застыли прямо в дверях, и на пороге образовался небольшой затор. Первым, что бросилось в помещении мне в глаза, был стол у дальней стены, накрытый широким отрезом темной ткани и, судя по очертаниям, под ней лежал человек, судя по отсутствию ауры — мертвый. Кадма отчетливо икнула, а Олаф пробормотал:

— Твою мать...

Больше никто ничего не добавил, и в напряженной тишине мы принялись рассаживаться по местам, причем на этот раз никто не сел в конце аудитории, желая оказаться подальше от преподавателя — перспектива соседствовать с трупом показалась одногруппникам еще менее предпочтительной. В том, что на столе лежал именно труп, у меня сомнений не было: вокруг тела на столе были разложены четыре активированных амулета, создававших вокруг накрытого тканью силуэта магическое поле, и в структуре плетений можно было распознать охлаждающее заклинание, препятствовавшее разложению, которое нам показывала на занятии Виттория всего несколько дней назад.

— Что ж, по крайней мере, это настоящая некромантия, — философски отозвался Сид, явно стараясь не коситься в сторону мертвеца каждые три секунды.

— А что, в-вы д-думаете, т-труп настоящий? — заикаясь, спросила Кадма. В отличие от Сида, она не сводила со стола испуганных блестящих глаз.

Я как-то совсем забыла, что это у меня из-за моей насыщенной последние годы увлекательными событиями и встречами жизни вид мертвецов не вызывает уже почти никаких чувств, и уж тем более — суеверного страха. А среди нас были как ребята из мирных благополучных семей, так и те, кому уже довелось попутешествовать и столкнуться с неприятной стороной жизни. Вон, Марк смотрит совершенно спокойно, Жан нас, по-моему, вообще не слушает, да и Сид не кажется слишком взволнованным. А Луизы и Ника здесь вообще нет — вместо некромантии они ходят на целительство.

— Может, снимешь тряпку и проверишь? — ехидно предложил ей Олаф. Мда, от него только такого предложения и стоило ожидать.

— Раз такой смелый, снимай сам! — прошипела раздраженно Кадма.

Олаф задумчиво посмотрел на стол, а затем неожиданно поднялся и неторопливо направился в конец аудитории. Остальные одногруппники отвлеклись от своих дел и теперь наблюдали за ним с интересом, однако отговорить никто и не пытался. Олаф же, подойдя к телу, помедлил пару секунд, обвел нас вопросительным взглядом — все по-прежнему молчали, и даже Кадма не спешила с заявлением, что она только пошутила — а затем решительно дотронулся до черного куска ткани. Когда его рука прошла сквозь магическую сеть, я на миг замерла, подсознательно ожидая, что что-то должно случиться — или рука застрянет, или сработает что-то вроде охранного заклятия — но ничего такого не произошло, и Олаф откинул тряпку с головы трупа, но сам встал так, что загородил нам весь обзор, и видеть, что скрывалось под тканью, мы не могли. Затем он, видимо, решил, что оставлять все, как есть, будет не слишком правильно, и вернул покрывало на место с невозмутимым видом, словно не увидел там ничего особенного, и уже хотел вернуться на место, но тут в аудитории внезапно раздался новый голос, который насмешливо произнес: