'Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом,
Хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш,
Погуби Крестом Твоим борющия нас,
Да разумеют, како может православных вера,
Молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче'.
Потом полковой священник торжественно произнес тропарь Богородице:
— Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, ибо родила Спасителя душ наших. Святая Мария, Матерь Божия, моли о нас, грешных, ныне и до самого смертного часа. Аминь.
Торжественное прохождение было под 'Марш Преображенского полка'.
* * *
Карпова хоронили под высокой сосной в версте от берега. Казаки на полотенцах опустили простой гроб в могилу, и под щелчки спускаемых курков стали забрасывать
_______________________________________________________________________
*— Подлинное высказывание посла Франции в России М.Палеолога.
землей. Отец Зосима переодетый в скорбный, для похорон, наряд, торжественно говорил слова чина погребения:
— Господь, упокой душу скончавшегося раба твоего Матвея в месте света, блаженства, мира, где нет никаких мук, скорбей и душевных страданий. Как благий и человеколюбивый Бог, прости ему всякое согрешение, совершенное им или словом, или делом, или мыслью, потому что нет человека, который провел бы земную жизнь без греха.
Присутствующие крестясь, пели хором:
— Святый Боже, святый крепкий помилуй нас!
— К какой жизненной радости не примешивается скорбь? Какая слава держится непоколебимо? Одно мгновение — и все уничтожается смертью! Но Христе человеколюбивый, упокой того ты воззвал от нас...
... Все человеческое — суета, что нейдет дальше смерти; богатство, слава — только до могилы...
... О, поистине все — суета и пустота. И исчезнем, все мы умрем: цари и холопы, судьи и притеснители, богатые и нищие. Будем молиться, чтобы Господь успокоил всех.
Наконец отец Зосима вместе с несколькими солдатами, спели 'Отче наш'.
При похоронах любого военнослужащего, независимо от чина, полагалось надевать парадную форму, но из-за того, что ее просто не было, офицеры, у кого были, надели все ордена.
Стоявшие рядом прапорщики третьей роты Колобков и Парамонов вполуха слушающие службу чтобы не пропустить места где нужно было со всеми крестится, тихо шептались:
— Ты понимаешь Колобок, я, почему не хочу, у меня там Таня, невеста осталась.
— Хоти не хоти, а все равно ничего не получится. Будешь сидеть в этом лесу? Сколько?
— Сколько нужно!
— Тс-с-с! Тихо ты!
— Сколько нужно, столько и просижу.
— Дурак ты!
— Сам дурак, я не хочу, чтобы так было: я глубокий старик, а она только родилась.
— Ты сам подумай, тебя на фронте могли убить?
— Ну, могли.
— Вот и считай, что убили. И вообще, сам только что сказал, она еще не родилась. Так к кому ты побежишь? А если вздумаешь дезертировать, я первый ротному доложу.
— Подлец!
— Я-то не подлец, а вот тот, кто хочет накануне боя сбежать, тот трус и подлец. Сам посуди, какие возможности, Аляску еще не продали! Вот победим, и за золотом поедем! Или в южную Африку, за алмазами. Ведь еще даже телефон не изобрели! Вот и изобретай!
— Но ведь полковник говорил, что может быть эта дыра во времени откроется.
— Толи откроется, толи нет. А тут еще и турецкой войны не было! Теперь она наверняка раньше начнется. Сам же говорил, что в детстве представлял себя на Шипке рядом со Скобелевым.
— Ну, говорил.
— Вот! Братьев болгар пойдем освобождать, в Болгарии ты такую себе невесту найдешь, еще лучше Таньки. Да и подло это бежать от боя. Ну?
— Лучше Тани не найдешь,— с тоской проговорил несчастный прапор, помялся и добавил: — Ладно ... . Уговорил.
* * *
После того как была дана команда готовиться к маршу на Севастополь, строй был распущен.
Господа офицеры, уже без присутствия командира полка, попытались определиться, что же именно произошло. Версии выстраивались самые фантастические. Прапорщик Петров, субалтерн тринадцатой роты, вспоминал сочинение английского писателя Велса.
— Господа! Кто-то, с неведомой нам целью, построил машину времени, а полк случайно оказался в ненужном месте, в ненужное время.
Услышав рассуждения прапорщика, командир батареи трехдюймовок капитан Астафьев, нахлестывая себя по сапогу прутиком, авторитетно заявил:
— Бред! Вы прапорщик физику не изучали, если изучали, то закон сохранения не поняли, если поняли, то поняли неправильно. Вы представьте себе, сколько энергии потребовалось для того, чтобы перенести такое количество материи! Это Вам не фунт изюма!
— А как еще объяснить, Раз и ...
— Да что вы господа спорите! Лучше подумайте, что с нашими семьями теперь будет?
— Полковник и батюшка уже все объяснили!
— Полковник-то как быстро сориентировался и принял решение!
— Как будто только и ждал! Интересно у него, у самого семья есть? Уж больно спокоен.
— Вы, поручик, у командира первого батальона спросите, они в полк вместе прибыли. А по поводу, того, что спокоен, так он кадровый, для него все равно с каким врагом воевать.
— А Вы, Михаил Алексеевич, разве не спокойны? Вы ведь, как и я, из отставки.
— Я же не кисейная барышня, есть враг, рядом однополчане, выгоним господ иностранцев, будем думать.
— Не знаю как по поводу семьи, Павел Кононович, но если сейчас тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, как могут существовать наши семьи, если никто еще не родился? Как это может быть с точки зрения науки?
— А я думаю, господа, отец Зосима прав. Промысел Божий, вот и все объяснения. В дебри науки лезть, так и голову сломать можно. Мы с вами тут стоим, обсуждаем, а приказ, какой был? Давайте господа к ротам! Солдаты, наверное, тоже от такого фортеля в себя прийти не могут.
Расходясь группами к ротам и батареям, часть офицеров молчали, часть, в основном молодые прапорщики, продолжали обсуждать перенос во времени и то, что теперь будет.
— Солдатам проще, что прикажут, то и сделают.
— Вы, прапорщик, не правы. Солдаты такие же люди как мы, просто менее образованы и информированы. Вся разница. Плохо, если вы о нижних чинах думаете, как о 'серой скотинке', ни о чем не думающей и только слепо исполняющей приказы.
— Да нет, господин подполковник, я так не думаю. Просто к слову пришлось. Дисциплина она конечно ...
— Будет вам. Итак, заболтались. Идемте быстрее, а то батальон последним соберётся.
* * *
Увязывая полотнища палаток на скатки, закрепляя колышки, укладывая вещевые мешки, подгоняемые криками унтеров и фельдфебелей, солдаты, тем не менее, обсуждали свалившуюся на них, как снег на голову, новость.
Усевшись на землю и перематывая портянку, ефрейтор Круглов, веселый, разбитной парень из саратовских мастеровых, подтрунивал над сорокалетним, обстоятельно собирающимся, рядовым Старых.
— Вот ты мне скажи, Михалыч, как же ты таперича будешь. При крепОстном праве-та? Землицы твОй, нетути боле?
— Земля она никуда не денется. Как была, так и есть. — Спокойно отвечал Иван Михалыч, прилаживая колья.
— А вот барин тебя на кОнюшню пОшлет?
— Дурья у тебя башка, хоть ты и ефрейтор, — вмешался отделенный унтер-офицер, — когда в Сибири баре были? Как только тебе Круглов, ефрейтора дали?
— А так и дали, за храбрость. Медаль еще поОбещали, да только она — мимо прОплыла.
— Тьфу, на тебя, балаболка!
— А, скажи, госпОдин младший унтер-офицер, вот я слышал, что счас сОлдаты, аж по двадцать два года служат, а с нами как быть?
— Да я бы тебя все тридцать служить заставил. Портянку перемотал?
— Перемотал.
— Вот и кончай тарахтеть.
— Я то закончу. А, что скажешь то, Отделенный?
Увидев, что остальные солдаты, прекратив сборы с интересом прислушиваются, унтер-офицер Пахомов понял, что надо сказать что-то такое, чтобы заткнуть, чёртова балабона.
— Полковник решит. Не допустит несправедливости. Надо только в войне победить.
— Ну да, ну да. Полковник-то он кОнечно, решит, ему то что! А, я вот думаю не пОлковник решать будет, а кое-кто повыше.
— А вот и решит, — увидевший такой бардак, как прекращения сборов, к группе подошел фельдфебель Рогулин, — едучий ты, как короста Круглов, мало тебя видать, под винтовку ставили. Ну да это я тебе мигом устрою.
— Виноват, господин фельдфебель!
— Конечно, виноват! Так я запомню, исправляться будешь!
— Слушаюсь!
Посмотрев на отделение с высоты своего фельдфебельского величия, прикрикнул:
— Кончай базар! Бегом строиться!
* * *
После похорон, когда все готовились к маршу, к Ларионову подошел капитан Степанов.
— Господин полковник, разрешите осведомиться о дальнейших планах?
— Марш к Севастополю. Учитывая, возможность нежелательных встреч, с передовыми патрулями пойдет первая рота. Патрули на флангах от второй. В арьергарде выступит шестнадцатая. Записали Сергей Аполлонович?
— Да, господин полковник. Разрешите идти писать приказ?
— Идите.
— Господин полковник, благодарю за возможность поговорить наедине.
— Я слушаю Вас Леонид Михайлович.
— Несмотря на то, что я горячо поддерживаю Вас в Вашем решении, я надеюсь, Вы осознаете какие проблемы, создает нахождение сейчас в России большого количества крестьян, в меньшей степени рабочих одетых в военную форму и знающих о крепостном праве только по рассказам. Это такой взрывной материал! Ведь этого не утаишь при общении с 'аборигенами'. Земельный вопрос, не решенный до конца даже и в наше время, все это ...
— Прекрасно Вас понимаю, думал об этом и даже кое-что припас для Государя. — С этими словами Ларионов достал из полевой сумки брошюру озаглавленную 'Справочная книжка ходока переселенца' с указанной ценой семь копеек.
— Насколько я вас понял, господин полковник, ...
— Леонид Михайлович, в приватной обстановке, давайте без чинов.
— Спасибо Андрей Васильевич, но я продолжу свою мысль, или вернее Вашу. Намереваясь добиться отмены крепостного права, по результатам войны или с другим обоснованием, это сейчас не суть важно, вы одновременно хотите сделать то, что не удалось до конца Петру Аркадьевичу?
— Леонид Михайлович, с Вашими способностями угадывать мысли собеседника, Вы далеко за флагом оставляете девицу Ленорман. Развивая дальше эту мысль, могу сказать, что помещики основной капитал при реформе, ....
— ... получили не за выкуп крестьян, а за выкуп земель крестьянами. Но ведь есть, ... вернее будет, нет, совсем запутался, Было такое понятие — временно-обязанные.
— А вот об этом, должны позаботиться мы.
— Но как?
— Во-первых, на полях сражений. Во-вторых, убедив Государя в необходимости реформ, мы ведь знаем какие и когда они будут. Так зачем же время терять? Делать надо сразу, а не растягивать с земельной реформой на шестьдесят лет. Мы знаем, а Хомяков еще только напишет:
И верим мы, и верить будем,
Что даст он дар — венец дарам —
Дар братолюбья к братьям-людям,
Любовь отца к своим сынам.
— Вы даже Хомякова помните?
— Помню, но к стихам нужна еще вполне обоснованная программа. Денег в стране на выкуп крестьян из зависимости нет, вот, мы и должны приготовить Государю возможность расплатится за реформу английским и французским золотом.
— Контрибуция? Но Англия никогда не платила контрибуции!
— И не будет. Она заплатит за содержание пленных, и за разорение русских городов: Керчи, Ялты, Таганрога, Мариуполя, Петропавловска-Камчатского, и прочих.
— А если не заплатит?
— Значит подданные Ее Величества королевы Виктории, будут из прибавочного продукта, согласно учению английского эконома Адама Смита, зарабатывать себе на дорогу. Заодно и нам железные дороги построят!
— Все это хорошо звучит, но тут целый клубок проблем. Это такая махина!
— Леонид Михайлович, я прошу Вас подумать и записать Ваши предложения. Это конечно решается не все так легко и просто как я поначалу высказал. Еще, подумайте, пожалуйста, о встрече с Государем. Лучше Вас, кажется, никто не справится.
— Хорошо Андрей Васильевич, я подумаю. Надеюсь это не завтра?
— Шутите? Нет, конечно. Я рад, что мы с Вами единомышленники и в этом.
— Я тоже. Разрешите идти, господин полковник?
— Да. Не сочтите за труд позовите ко мне подполковника Маркова-второго, штабс-капитана Логинова и командира роты связистов капитана ...
— Фатеева.
— Да его. Совсем из головы выскочило.
— Слушаюсь.
Глава 7. Окоп-крепость солдата.
— Господин полковник! Капитан ...
— Присаживайтесь, господа, — сказал Ларионов, прерывая доклады пришедших по вызову. — Время дорого. Скажите капитан, на какую дальность действия Ваших радиостанций можно рассчитывать?
— В зависимости от высоты поднятой антенны передатчика, от шестидесяти до ста верст. Но сто верст это уже предел. У нас все-таки возимый вариант, а не стационар в тысячу киловатт, что на Ходынке в Москве стоит.
— Спасибо. Значит на пятнадцать верст, вы будете иметь устойчивую связь?
— Безусловно.
— Хорошо. Теперь общий вопрос, из вас кто-нибудь ранее бывал в Севастополе?
Из ответов явствовало, что в Севастополе никто не бывал, но в телеграфной роте, есть младший унтер-офицер, обслуживающий электрогенератор, родом из Инкермана.
— Прекрасно! Прекрасно. Господа, слушайте свою задачу. Батарея ваших шестидюймовок полковник, должна встать здесь.
Ларионов быстрыми, уверенными штрихами набросал примерный план ближайших окрестностей Севастополя. На листе появились очертания бухт, береговых батарей, укреплений. Карандаш в руке командира уперся в точку рядом со значком обозначавшим Инкерман.
— Здесь находится гора Сахарная головка, на ней Вы развернете наблюдательный пункт. Батарею естественно разместите за обратными скатами. Чтобы никто ее и не видел. Ваша цель на первом этапе, подавление вот этих французских батарей. Постарайтесь сделать это с минимальной пристрелкой.
Карандаш вновь заскользил по наброску, показывая места батарей.
— Шрапнель на удар, будет похоже на разорвавшуюся бомбу. Цвет разрыва не тот конечно, но выбирать не из чего. — Пожав плечами, сказал артиллерист.
— Далее. Вам, полковник предстоит играть в этой партии первую скрипку. Дирижером буду я, а вот в роли палочки выступит часть роты капитана Фатеева. Для связи со мной в Севастополе, он Вам выделит одну радиостанцию. Вместе с этим унтер-офицером в качестве проводника. Теперь, Ваша задача капитан.
Лицо Логинова было сосредоточенно и серьезно, он внимательно слушал полковника. — — — Вы со своим батальоном должны обеспечить пехотное прикрытие батареи и наблюдательного пункта. Так, чтобы мышь не проскочила. Вопросы?
— Мне туда идти со всем боезапасом? — Спросил подполковник.
— Нет. Тот, что в летучем парке, я надеюсь пристроить в Северном укреплении. И не на глазах у всех и рядом. Единственно что, возможно использовать вам придется не только гранаты но и зажигательные снаряды.
— Сколько их надо?
