Таким образом дом, куда привела его хозяйка, был очень новый. Древесина еще не успела сильно посереть, а в комнатах витал приятный запах свежесрубленного дерева. Показав ему маленькую комнатушку, где ему будет постелено, Замятня порылась в сундуках и выбросила ему под ноги чистую, хотя и далеко не новую одежду взамен лохмотьев, и велела тому выбросить свое трепье куда по дальше, а сама пошла топить баню. После бани был плотный ужин с бражкой, от которой Ярослава сразу же развезло и он ушел спать.

На следующий день его криками и пинками подняли и погнали в поле.

— Значит так. Репку собери, ботву оборви, ее отнесешь потом в яму поганую. Землю подыми и навоза уложи под низ. После обеда подойдешь, еще скажу что сделать, — выдала указание Замятня и ушла.

Ярослав только вздохнул. Репки было много— на взгляд соток шесть. Куда столько ее нужно, неизвестно, но делать было нечего и пришлось приступить к делу.

Репа была крупная, как свекла, и вырывалась легко — земля казалась сама выдавливала ее из себя, да так, что иногда только нижняя часть была внутри, а вся остальная — на свежем воздухе. А вот ботва была колючая и обрывалась неохотно, до тех самых пор, пока Ярослав не догадался найти на стене в сарае серп, которым и срезал листья. Дело пошло быстрее, так что к обеду он сделал приблизительно половину поля.

К середине дня Замятня принесла ему крынку с молоком и толстый кусок ржаного хлеба с уже почищенной луковицей. Увидев объем сделанной работы она даже замерла. Ярослав, разогнув спину, гордо оглядел поле и свою хозяйку. Но вот хозяйка пришла в себя, открыла рот и улыбка работника померкла.

Такой матершины ему слышать не удавалось давно. Хорошо еще, что половины он не понимал, четверть не воспринимал как брань, но и четверти ему хватило для того, чтобы попеременно то краснеть, то бледнеть. Замятня ему очень подробно и витиевато разъяснила, кто он, кто его родители, как и чем его зачали, как выродили, чем воспитывали, и что в результате получилось. Самое безобидное сравнение его скорости работы было с гусеницей или мухой в погребе, остальное было вообще жуткой похабщиной. Работавшие недалеко на своих полях другие женщины только громко хохотали, глядя на это действо.

Быстро перекусив обозлившийся Ярослав вгрызся в это проклятое поле, как бригада китайских землекопов, и в итоге к вечеру успел оборвать всю репу и даже часть поля перекопать с навозом. Добраться до дома он так и не смог: в глазах потемнело и он, не доходя десятка два шагов до заднего входа в дом, распластался на земле рядом с брошенной лопатой. С виду прохладное северное солнышко оказалось очень коварным.

Очнулся он в своей комнате от приятной прохлады, окутавшей его горящую огнем спину — Замятня мазала его сметаной. Не молча. Далеко не молча. Все то, что она не договорила в обед, она договаривала сейчас. Если сократить все ругательства и образные сравнения, то ошибка Ярослава состояла в том, что после обеда надо было забиться в тень и самое жаркое время проспать, чтобы потом с новыми силами, когда станет не так жарко, продолжить работу.

Отходил Ярослав три дня, а потом опять принялся за то поле.

Так и зажил.

Все лето и осень он с благодарностью вспоминал КМК — "курс молодого крестьянина", который учинил ему Ретус, и даже так его очень часто Замятня называла ленивым трутнем. Что бы без этого КМК и подумать Ярославу было страшно. Например то, что случилось при уходе за животными — корова его лягнула, а свиньи затолкали так, что он свалился прямо в их загон.

Вся деревня, где любое происшествие было яркой новостью, ржала наверное дней десять.

Через месяц он более-менее примелькался в деревне, чтобы спокойно задавать вопросы. Деревня, в которой он жил, непритязательно называлась Дальняя, и не спроста. Была он очень далеко от Новогорода, наверное дальше всех, но зато большая: пятьдесят дворов это не шутки. Жила она земледелием и охотой, причем плоды огородничества шли на стол, а ясак князю платили дорогими мехами. В связи с этим летом и зимой большая часть мужчин пропадала на дальних охотничьих заимках, тогда как поля после пахоты и посева оставались в полном владении женщин.

Также ему рассказали и про его хозяйку. Отличалась Замятня редкой склочностью и стервозностью, никогда не прощала обид и все время лезла вперед и кичилась своим положением, к примеру: "У меня муж — десятник! Не чета вам сиволапым." Иногда ночью темной к ней похаживали холостые мужики. Когда холостые быстро кончились и стали похаживать еще и женатые, разозленные бабы собрались и хорошенько отмутузили нахалку. Отлежавшись, Замятня стала вести себя поприличнее.

Чтобы все это узнать Ярославу не пришлось приложить никаких усилий. В деревне все знали все обо всех и всем. Ему, городскому в общем то парню, было не это понять и не поверить, но это было так. В деревне шила в мешке не утаишь.

После разговоров, ближе к вечеру, некоторые молодухи звали его на блины. Пару раз он даже хотел принять такое предложение, но тут же откуда ни возьмись выскакивала Замятня и за ухо оттаскивала его от девок.

В один осенний день Ярослав вечером мылся в бане, как дверь открылась и на пороге появилась хозяйка. Надета на ней была только длинная рубаха, которую она тот час же сняла. При виде обнаженного женского тела организм молодого парня отреагировал именно так, как положено природой. Увидев это Замятня, хищно улыбаясь, стала медленно подкрадываться к Ярославу... С тех пор отношения их изменились, и зажили они, как это говориться "душа в душу".

К концу осени в деревне собрались все ее жители, а с первым снегом стали праздновать. Летом Ярослав думал, что никаких развлечений в деревне быть не может, но теперь он понял, как был не прав.

Праздновали с истинно русским, то есть росским, размахом. Сколько ели, сколько пили, сколько было веселых игр и потешных боев, во славу Перуна. На один такой вызвали Ярослава, отказаться было невозможно, и пришлось немного помахать руками. Тренировки и подготовка в армии не прошла даром и двух первых своих противников, молодых, здоровых, но медленных парней он уложил в свежий снежок. Видя такое, из-за стола встал один из опытных мужей. Этот оказался гораздо опытнее и Ярославу приходилось забыть об атаке и только и делать, что уворачиваться от здоровых и тяжелых, подобно кузнечному молоту, кулаков. Один раз Ярослав не успел. Последнее, что передали глаза ускользающему в глубины нави сознанию, это взметнувшиеся выше головы его собственные ноги.

Синяк в пол лица сходил почти месяц, а Замятня ехидно дразнила его енотом. Кстати, держать обиды за эти потешные бои считалось темным делом.

Зимовать Ярославу понравилось. Конечно, работы было много — у хорошего хозяина всегда есть чем занять руки, но по сравнению с летом... Теперь Ярослав вывел для себя очень простой критерий, как можно отличить крестьянина от работника любой другой специальности: "коли при виде выпавшего снега тебя охватывает беспричинная радость, то значит в роду у тебя точно были деревенские труженики".

Долгими зимними вечерами, когда вся работа была переделана, Ярослав забивался в свою маленькую комнатку и занимался тем, что следовало потаить от селян. Он разбирался в той силе, что ему досталась, и что сейчас глубоко где-то была заключена в прочную ловушку, сделанную Ярославом. Для изучения он аккуратно просверлил в этой тюрьме воображаемую крошечную дырочку, сквозь которую черная сила маленьким послушным ручейком, принося с собой отрывочные непонятные данные. Это было все равно, что поместить том по высшей математике в бумагорезательную машину, а потом вытаскивать из накрошенной кучи маленькие обрывки и пытаться понять целое. Но совсем уж бесполезным это занятие не было. Так Ярославу понемногу удавалось видеть необычность некоторых предметов, а иногда и изменять эту необычность. Выражалось это по разному и не всегда можно было описать словами.

А еще неожиданно он очень сильно сдружился с детьми. Каждый ребенок — то есть от трех до десяти-двенадцати лет старался в свободное от работ по хозяйству время прибиться к Ярославу и послушать его истории, да и просто посидеть около него. Те рассказы о своем мире местные дети слушали с упоением, не веря конечно, что это правда. Да и нравилось Ярославу возиться с детьми. Они были такими, такими... чистыми. Именно так он воспринимал в свете своих новых способностей. С ними было легко и приятно. Многие женщины, глядя как он с улыбкой возиться с радостными малышами, стали бросать на него странные задумчивые взгляды, при виде которых Замятня хватала его за руку, прижималась телом и всем видом показывала, что "место занято".

Но однажды произошло закономерное.

В один из зимних вечеров, пока не зашло солнце, он как обычно играл с детьми. Им очень понравилась такая невиданная забава, как штурм снежной крепости — чувствовалось, что руки у многих так и тянутся к мечу. И в самый ответственный момент штурма на поле прибежала его соседка, маленькая Зая и со слезами бросилась к нему. Была она как никто другой похожа на зайчонка — вся маленькая, пушистая и белобрысая. Лет ей было пять.

— Яслав, посмотли, у меня во, — указала на нос и опять залилась слезами.

Ярослав отодвинул варежку и посмотрел на маленький носик. На самом его кончике вскочил огромный чирей, размером почти с пол носа ребенка. Он уже хотел утешить ребенка и рассказать ему какую-нибудь утешительную сказку, за которой она похоже и прибежала, когда его новое зрение внезапно расцветило кончик носа девочки.

Сейчас Ярослав видел этот прыщ как мерзкий на вид пульсирующий серо-красно-черный комочек, от которого в сторону шла тонкая, едва заметная черная нить, которая терялась где-то среди деревенских домов. Под его пальцами этот комочек пульсировал, и в такт ему пульсировала нить, и Ярослав решился на небольшой опыт. Он аккуратно мысленно отвел ручеек темной силы себе в руку, разместив его на указательном и среднем пальце и потом сделал ими жест как ножницами, перерезая эту черную нитку.

Комочек, до этого живо пульсирующий замер и съежился, но никуда не пропал. Тогда Ярослав, не понимая, но откуда-то зная, что это правильно, поднял с земли щепку и аккуратно снял этот комочек с носа так, чтобы он оказался на щепке. Окружающая его малышня увидела, как их любимец щелкнул пальцами а потом щепочкой аккуратно проколол чирей. Несколько капель гноя и крови и вот на носу у девочки осталась маленькая, как комар укусил, ранка и больше ничего.

Довольный визг разбудил и сорвал с веток птиц на окраине леса.

— А что случилось сегодня, не вспомнишь? — спросил Ярослав.

— Ну... У тети Мафы я клынку сучайна оплакинула, а она на мея как зылкнет, как зылкнет! А глас у нее слой! — затрещала малявка.

— Понятно. На вот, — и он протянул ей щепку. — На дороге разожги костерок и брось туда эту щепку, только ее не касайся, варежкой держись.

Малышка покивала головой и побежала домой. Странно посматривая на Ярослава остальные дети тоже разбежались по домам.

Вечером в деревне собрался сход, который долго мурыжил Ярослава. Решали вопрос, что делать с колдуном. Ярослав отбрехивался изо всех сил. Он никакой не колдун, просто так получилось, и вообще это в первый раз... Пытали его долго, и хорошо что только словесно. В итоге староста принес какой-то амулет, заставил Ярослава надеть его на шею. Амулет Ярослав видел своим новым зрением как ярко сверкающий сгусток теплого света. Даже боязно было одевать такое, но многие вокруг слишком подозрительно и напряженно смотрели на него, так что пришлось.

Ничего страшного не произошло, амулет спокойно провисел у него на шее. Расслабившиеся люди разошлись, а староста дал разрешение: "коли ничего злого не сделаешь — колдуй, но смотри..."

Так началась "частная практика" Ярослава. Работы сразу стало много — то корова заболела, то домовой расшалился, то сглазили, то прокляли, то заболели... Большинство проблем имели совершенно материальное происхождение, и никакого колдовства не было — вполне хватало тех навыков и знаний в лекарстве, что он получил от Ретуса. Все лечении сводилось к простой процедуре: определении болезни, а были это в основном сложные случаи простуды, копании в ближайшем сеновале в поиске нужных сушеных трав, и варки лечебного настоя. К концу зимы он с удивлением узнал, что большинство трав местные жители и так знали как лекарственные и сушили их на зиму, так что можно было просто попросить, а не лазить по стогам. Но порасспросив детей, которым теперь запрещали общаться с колдуном, и которые по своему детскому неуемному любопытству только пуще к Ярославу липли, он узнал, что эти поиски придавали его действиям налет таинственности... Смеялся он долго, но по сеновалам лазить все равно прекратил, так что лечение происходило совершенно обыденно.

Но в редких случаях... Увидя такое Ярослав старался аккуратно вырезать, выковыривать, выжигать с помощью того ручейка силы пораженное место, а снятые черные комки сжигать на перекрестке дорог.

Видя, какое уважение селян начинает приобретать Ярослав, Замятня только больше зазнавалась и стервенела, за что ее еще больше не любили. Но это по деревне, а в доме, перед Яром она стелилась и ласкалась как кошечка, ласково говоря с ним, шепча на ушко слова любви и выполняя все его прихоти. Настороженный к женскому полу Яр потихоньку оттаивал. Правда один раз они ненадолго поссорились. Ярослав помогал всем бесплатно, а Замятня потом собирала за сделанное плату.

В середине зимы, на зимнее солнцестояние, почти вся деревня отправилась на великий праздник в честь богов в стольный Новогород. Видя всеобщие сборы Ярослав стал подумывать, а как же ему "отмазаться" от этой поездки. Разговоры в приказе, в книгах которого по понятным соображениям не значился Ярослав, а самое главное огромное количество волхвов, которые, судя по увиденному амулету умели многое, могли очень плохо с казаться на его здоровье. Конечно, на Руси никогда не было инквизиции, но кто знает, как дело обстоит тут... Но все решилось очень просто. По каким-то своим причинам Замятня тоже не хотела ехать в Новогород, и поэтому буквально в ноги упала Яру. Немного поворчав для вида и срубив за это царский ужин и долгую бессонную ночь Ярослав согласился не ехать.

Зима пролетела быстро и настала весна. Сошел снег и началась весенняя страда. Землю надо было пахать, удобрять, боронить и много еще что. К счастью, под предлогом того, что ему надо собрать редкие травы Яру удалось "откосить" от большинства тяжелого физического труда, который за плату сделали соседи. Замятня была очень недовольна — свой труд н стоит ничего, а так пришлось платить полновесной чешуей, на что Ярослав заметил, что все равно она осталась в выигрыше. "Отобьем это зимой, как и было" — утешал ее он.

А деревня жила как обычно все так же, как из года в год. Отошла весенняя страда, в лес отправились охотничьи партии, двое молодых парней ушли в Новогород продаваться за серебро к князю в боевые холопы, началось лето с его непрерывными работами, две старушки и один дедок пошагали по Калинову мосту к Богам, народилось несколько детей. В его семье, как это пока только про себя, называл Ярослав, все было хорошо — жили они, как говориться, "душа в душу", но...