Безграничье. Тайна пророчества

Новое заклятие Суат поймало в свои мерцающие кольца волшебство Ионетс и загасило его, после чего с шипением растаяло.

— Он ушел, — выдохнула женщина, целуя плачущего ребенка.

* * *

*

— Дорки! — ненавистно прокричал Кред, когда Одана закончила свой рассказ. — Жалкие слуги зла.

— Не забывай, Кред, что когда-то волшебники сами толкнули их на этот путь, — напомнила Санма.

— Мы не должны отвечать за ошибки наших предков, — строго поправила племянницу дэрати Инад.

— Вы правы. Особенно, когда дорки посягают на самое святое — наших детей, — слегка покраснев под взглядом Оданы, исправилась Санма.

— Если бы меня не оказалось рядом... дорки уже мог убить Тенаса, — голос Оданы прозвучал ровно и бесчувственно.

Императрица решила быть сильной и пыталась не дать волю слезам. Только не сейчас, не в присутствии предателя. Может раньше Одана и не боялась открыться перед семьей, но не теперь, когда кто-то из них убийца. Нет, это чудовище не увидит ее слез и страха.

— Я опасаюсь, что меня не будет рядом в нужный момент. Все стало слишком серьезно. Потому я намерена сегодня же вызвать магов из пророчества...

— Одана...

— Плама, позволишь я закончу? — короткий взгляд императрицы, и дочь Инад побледнела и потупилась. — Я спасу сына любыми путями, а со мной вы или нет, решать вам.

— Мы с тобой Одана. По-крайней мере, я могу отвечать за себя, — не скрывая раздражения, сказала дэрати Инад, переплетя руки на груди. — Но прошу, все же не забывай, что и мы тоже имеет право голоса в этой семье. Мне оно дано рождением, а также любовью и временем, что я отдала Мэдвису. Не забывай этого, а иначе я сочту твое отношение за унижение.

Не меньше гарта две женщины пристально смотрели друг на друга, словно решая что-то между собой, а чайная гостиная буквально полнилась напряжением и обидой. Не сказав ни слова, Одана и дэрати Инад одновременно отвели глаза.

— Я найду их, — Санма, все это время стоящая у выхода, с силой толкнула двери. Ей было нелегко наблюдать, как "ледяная глыба" растет между ее родными. Недоверие и страх глубокой пропастью пролегли между волшебниками.

— Я пойду с тобой, — задержала ее императрица.

Санма была немного удивлена, но пожала плечами:

— Конечно.

Внезапно по лицу Оданы пробежала тень, и она замерла, едва сделав шаг.

Пламмета первой догадалась, что гложет императрицу:

— Не волнуйся, я Тенаса не оставлю. Побуду с ним.

Императрице не хотелось открыто показывать свое недоверие двоюродной сестре Мэдвиса, потому она осеклась. Добродушие и, присущая только Пламе, искренность светились в ее карих глазах, что волшебнице стало на миг неловко за свою подозрительность. Но даже если бы Одана верила Пламмете, она не могла забыть, что последняя была слабым магом.

— Мы вместе с Пламой присмотрим за Тенасом, — проговорила Риаза, наверное, видя, что императрица сомневается. А после сглотнув, будто наступая на свою гордость, добавила: — Если кто-то из нас убийца, не думаю, что он пойдет в открытое наступление.

— Спасибо, — кивнула волшебница, хотя руки все же немного вздрагивали от страха.

Поступает ли она правильно, оставляя сына с возможным убийцей?..

* * *

*

Однажды, еще совсем юную Санму вызвал к себе пинарий Форатей и вручил перепуганной и бледной девушке вещий шар Сейтейлос. Он поведал, что она хранитель и теперь настал ее черед сменить прежнего хранителя, ушедшего в потусторонний мир. Что отныне шар часть Санмы, а она часть шара, что эта сила будет связывать их до самой смерти волшебницы. Девушка не могла использовать вещуна во зло, ведь это привело бы к его разрушению, шар был подарен Безграничью небесными нимфами и состоял из тончайших нитей света. Не последнюю роль в том, что Санма стала хранительницей шара Сейтейлос, сыграло то, что она была дочерью Юлэары и правнучкой великого Яома Монроза.

Санма несколько торов училась управлять шаром, и впоследствии между ними возникла такая сильная духовная связь, что она и вправду почувствовала, как в теле поселилась вторая душа. Ей одной Сейтейлос приоткрывал занавес своих тайн, правда, никогда не показывал их полностью. В нем хранилось слишком много тайн, знать которые Санма просто не имела права.

— Ему ведь это под силу? — спросила Одана, когда они с Санмой вошли в один из трех внутренних двориков замка, где было пристанище Сейтейлоса.

Восемь дорожек, выложенных черным камнем, с разных концов вели к центру, где на золотой подставке, опоясанной по краю древними письменами, покоился вещий шар. Магическая арка висела над шаром, ограждая, как от врагов, так и от излишне любопытных волшебников.

— Не переживай, — улыбнулась Санма, мысленно настраиваясь на предстоящий ритуал.

Одана задумчиво кивнула, а беловолосая волшебница продолжила:

— Сейтейлос еще ни разу не подводил меня, — соврала она, вспоминая сколько раз она пыталась выведать у шара, как спасти Мэдвиса, но ответом ей были лишь неясные тени в его хрустальных глубинах.

Санма протянула правую сильную руку и коснулась охранной магии шара. Будь на ее месте кто-то другой, даже сама императрица, сила Сейтейлоса тот же час захватила бы его в ловушку и оповестила Санму о нарушителе. Касание же хранительницы растворило защитную арку, образовывая узкий проход к вещуну.

Сейтейлос полнился серебристым маревом, от которого исходило мягкое свечение. Марево беспрерывно вращалось в загадочном танце: рябило, морщилось, кружилось.

Санма почти касалась вещего шара ладонями и мысленно шептала себе:

"Забудь обо всем. Сейчас есть только ты и вещий шар. Больше ничего и никого".

— Покажи мне избранных, — уже в голос проговорила она. — Открой тайну древнего пророчества...

Серебристая дымка резко переменила свой цвет, став ярко-красной, и еще быстрее завертелась внутри шара, после чего внезапно рассеялась и в чистой, словно родниковая вода, хрустальной бездне Санма и Одана увидели девичье лицо...

...Рыжие волосы безжалостно трепал ветер, а по раскрасневшимся щекам бежали слезы, опадая на зеленый бархат платья. Девушка смотрела куда-то вдаль, но вдруг перевела взгляд словно бы прямо на Санму и Одану. В ее глазах горела такая ненависть, что две волшебницы невольно отступили назад.

И Одана, и Санма сразу же узнали одну из избранных и это не могло не изумить женщин.

— Ненавижу, ненавижу!.. Ненавижу ее! — казалось, что Фэналин кричала эти слова ветру, надеясь, что он сможет унести горе. — Терпеть не могу ее лживую улыбку. Она никогда... никогда!.. не станет мне родной! Никогда, я не смогу полюбить ее, как тебя. Что заставило отца забыть о тебе? Что с ним случилось, мама?

Из хрустального шара вырвались два синих луча и вошли в ладони Санмы, но это было лишним, потому что волшебница и так все знала об этой девушке.

— Фэналин алт Ниарн... неужели такое возможно? — выдохнула императрица.

Ни Одана, ни Санма и предположить не могли, что одной из трех избранных окажется дочь Иревда алт Ниарна, главы одной из самых высоких по положению семей в Эйвелисе и бывшего представителя страны в Совете высших магов. Но еще более поразительным было то, что Фэналин была давней подругой старшей дочери Оданы Нуары. Они дружили с самого раннего детства и всегда были неразлучны.

Все изменилось, когда скончалась графиня алт Ниарн. Это горе сломило Фэналин, изменив прежде улыбчивую девушку на подобие призрака. Она закрылась ото всех, и в первую очередь Нуары.

Смерть Тесеры алт Ниарн стала страшным ударом для всей графской семьи. Иревд отказался в дальнейшем представлять Эйвелис в Совете. Но Одана не могла его винить, прекрасно понимая, что переживал волшебник, а особенно его четверо детей, полностью разбитые случившимся.

Нуара много раз пыталась пробить преграду, воздвигнутую вокруг себя Фэналин, но та оказалась настолько прочной, что, несмотря на все свои старания, девушка этого сделать так и не смогла. Может, одной из причин стало то, что менее чем арк после смерти Тесеры — родился Тенас. Нуара не могла скрыть своего счастья, а от этого Фэналин было еще больнее.

Возможно, только теперь, когда смерть отобрала у Нуары отца, юная волшебница в полной мере осознала, насколько тяжело пережить подобное. Но в отличие от сильной подруги, дочь Оданы очень нуждалась в подруге.

— Фэналин так и не оправилась, — сказала императрица. — Иревд нанес ей большой удар.

— Неужели, она так сильно страдает из-за новой женитьбы графа? — спросила Санма, рассматривая бледное лицо девушки. — Его новая супруга выглядит милой и покладистой.

— Все случилось слишком быстро. Иревд должен был подождать.

Заплаканное лицо девушки растворилось в вещем шаре и его глубины стали девственно-чистыми. Но спустя лишь мгновение красное марево во второй раз заполнило шар и открыло нового мага из пророчества. И вновь им оказалась девушка...

— Да это же эрниа! — воскликнула императрица, в ее голосе слышались нотки страха или даже ужаса.

— Одана, тихо. Я же ничего не слышу.

Девушка в вещем шаре выглядела растерянной и очень взволнованной:

— Мне кажется, что... — девушка говорила на незнакомом языке, но, благодаря магии Сейтейлоса, волшебницы все понимали. — Нет, я даже... наверное... уверена, что это правда. Все до такой степени реально, что никак не может быть просто сном. Ну, не смейся надо мной! Я же серьезно говорю! — карие глаза наполнились обидой, которая тут же развеялась, а губы сложились в улыбку. — Та женщина во сне настоящая. Она, действительно, существует, я знаю. И она скоро придет за мной.

— Доченька, — послышался участливый женский голос. — Ты у меня всегда была слишком большой выдумщицей.

— Мам, ты не представляешь, какие у нее красивые волосы. Белые, белые... как снег!

Лицо девушки растаяло в Сейтейлосе и когда он передал Санме два синих луча, шар вновь наполнился красным маревом.

В третий и последний раз перед волшебницами, словно по традиции, предстала молодая девушка. Она чему-то весело смеялась, одновременно размахивая руками:

— Все, все! Хватит! Я больше не могу! — отбрасывала волшебница с лица русые кудри. — Это невыносимо... Хватит, Фоар!

Когда ладони приняли лучи вещего шара, Санма обернулась к Одане. Она выглядела растерянной и встревоженной.

— Воанса...

— Что? — задохнулась от возмущения императрица. — Воанса?

— Да, — опустила голову Санма, будто это была ее вина.

— Воанса и эрниа? Они не могут быть избранными! Это невероятно! Воансы же используют только магию Земли и Воды. Как она сможет противостоять темному магу? Я уже не говорю о эрнии. Она же вообще не владеет силами!

— Успокойся, Одана, — попыталась примирить подругу беловолосая волшебница. — Давай рассуждать здраво. Во-первых, то, что одна — воанса, а вторая — эрниа, еще ничего не значит. В этом нет ничего страшного.

— Куда уж страшнее? У воансы магия непомерно мала, у эрнии ее совсем нет. Даже более того, она не имеет представления, что это такое.

— Одана, гнев не позволяет тебе трезво мыслить. Неужели, и правда, полагаешь, что избранные могут быть без магии? Это глупости. К тому же, ты ведь и сама прекрасно знаешь, что для волшебства нет границ и, несмотря на то, что наши миры закрыты друг от друга, оно продолжает существовать во всех мирах, как и прежде. То, что древние расты отказались от чар, решив, что именно они виноваты во всех их бедах, еще не значит, что их потомки не имеют способности к силе. Да, предки современных эрниа своим глупым решением лишили своих детей магии, но это вовсе не означает, что они не сумеют управлять силой, если попытаются.

— Я прекрасно помню уроки моего наставника Читкара о растах и сама знаю об этом, Санма, — мрачно проговорила императрица, про себя же отметив, что подруга не зря напомнила об этом. — Но у нас нет времени обучать ее магии! Эта девушка нужна, чтобы защитить Тенаса, и вовсе не для того, что мы открывали ей тайны прошлого и ее способности к силе.

— Ты права.

Одана расстроено вздохнула:

— Я ждала совсем иного. Как-то глупо даже... неужели я, и правда, надеялась, что все будет легко? Хм... Прошлое смеется надо мной? Ведь так?

Санма не нашла, что ответить и просто обняла подругу:

— Не знаю, веришь ли ты мне, но я думаю, что мы должны довериться времени. Оно мудрее нас.

— Теперь я боюсь доверять. Даже времени.

— Поплачь... Не играй передо мной эту роль. Ты вправе быть слабой.

Но волшебница отступила, высвобождаясь от объятий Санмы. Отвернувшись, видимо пытаясь скрыть недоверие или слезы, императрица некоторое время молчала, а после произнесла совершенно неожиданную вещь:

— А знаешь, она ведь говорила о тебе.

— Кто? — удивилась беловолосая волшебница.

— Эрниа. Помнишь ее слова о белых волосах? О женщине, приходившей к ней во сне и просившей о помощи. Я думаю, ты ей снилась. Эрниа неосознанно воспользовалась своими силами и через сновидение увидела будущее.

Санма задумчиво кивнула.

— Ты думаешь, что она согласится? — нахмурилась Одана, вновь удивляя подругу.

— Я попытаюсь убедить ее. Этой девушке от судьбы не сбежать, как бы не хотелось.

— Ты слышала ее... эрниа верно полагает, что это шутки. Задумывается ли она, что исполнение сна может принести ей опасность и даже смерть?

Санма не знала, что должна сказать. Последние слова напугали ее. Женщина не хотела стать причиной несчастий для эрнии.

Больше волшебницы не проронили ни слова и тихо побрели ко входу в замок. На мгновение Одану посетила тревожная мысль, что и Санма может быть предателем, а это означает, что ее нельзя пускать к одной из избранных. Но интуиция шептала, что императрица должна верить, и Одана решила попытаться. Хотя бы еще раз.

Глава 4

Баронесса

17-й день арка Ликвара V.

Поместье Ротгард, окрестности Коанора.

Фэналин алт Ниарн сидела перед зеркалом и плела косу из своих рыжих волос. Разумеется, это была обязанность Зиралы, ее горничной, но сегодня баронесса желала побыть наедине. В последнее время она полюбила одиночество.

Девушка повязала косу шелковой бордовой лентой под цвет своего платья и напоследок заколола челку алмазной заколкой в форме лилии. В нежно-сиреневом отблеске свечей драгоценные камни засияли так ярко и насыщенно, что слепило глаза.

Девушке сразу же захотелось сорвать проклятую заколку, но если она явится без нее — отец ужасно расстроится, ведь это подарок его новой, любимой жены и все снова закончится ссорой. А Фэналин этого не желала. С недавних пор она решила стараться избегать острых углов, хотя бы ради графа девушка должна была попытаться примириться с мачехой. Но каждый раз, когда Фэналин приходилось сдерживать свою ненависть к новой графине, это требовало таких больших усилий, что когда она оказывалась в своей комнате, то обессилено падала на кровать и лежала так долго без движений и дышала так часто, будто безостановочно бежала целый день.