— Ты можешь добиться успеха в своём амплуа! Оглушительного успеха! Ты сможешь удивлять, восхищать и (не надо бояться!) смешить зрителя — именно контрастом между своей внешностью и актёрской игрой. Если же, наоборот, ты будешь себя обманывать и на полном серьёзе изображать Дюймовочку (с твоими-то габаритами!), это будет ужасно! Пойми, даже не смешно, а именно ужасно — стыдно и нелепо. Но... если добавить сюда каплю самоиронии, почему бы и нет? Сразу становится интересно, даже гениально! Агнешка, мы должны полюбить себя, своё тело таким, каким оно нам досталось. Это же — наш актёрский инструмент, так не нужно обманываться или стесняться его! Есть множество известных женщин-артистов, которые совсем не похожи на худосочных манекенщиц. Будь собой, будь большой, будь великой!

Клим во время своей пламенной речи совсем забыл, что в его, оборотня, устах слова о любви к своему телу становятся лживыми и двуличными. Но на Агнешку эти слова явно подействовали — вместо мгновенье назад закипающей злости из неё вдруг вырвались слёзы. Она стояла напротив Клима и, не скрываясь, рыдала. Он подошёл к ней и несколько раз неуклюже погладил по плечу. Не дожидаясь, пока Агнешка прекратить рыдать, он развернулся и быстро, как будто за ним гнались, пошёл по дорожке в лагерь. Шёпотом Клим повторял:

— Переиграл, блин, бездарно переиграл!

С одной стороны, ему нравилось, как он разобрался с щекотливой ситуацией. Но при этом он ещё и жутко стыдился — того, что всё это вроде как сыграл — не на сцене, а манипулируя чувствами закомплексованной девушки. Скаут Жиль что-то плёл насчёт превосходства их расы, но Клим не принимал этой болтовни всерьёз, а тут вдруг сам совершенно цинично изобразил эдакое ходячее откровение. Но и упиваться презрением к себе тоже не стоит — лучше переключиться на что-то более позитивное: например, на запланированную метаморфозу в дельфина.

До ужина оставалось совсем мало времени, вай-фай в учебном корпусе работал медленно, так что Клим жутко разнервничался, пока скачивал из интернета ролики с дельфинами. Ужин он проглотил, почти не жуя, и сразу понёсся к озеру. Лин пришла чуть позже и обнаружила Клима за просмотром видео — он сидел на мостках и болтал голыми ногами в воде. Хотя окрестности озера считались местом вечернего променада, у мостков всегда было безлюдно. Когда-то здесь располагалась маленькая пристань, но лодки убрали в старый рассохшийся сарай, а берег заболотился и зарос камышом. Над зарослями тучами роились комары, и пахло гнилой тиной — понятно, что гуляющие обходили здешние места стороной.

Увидев девочку, Клим сбросил рубашку с джинсами и полез в воду. Забредя по грудь, он подошёл к мосткам и снял под водой трусы — их он положил в приготовленный пакет. Затем придвинул одним пальцем телефон с дельфином на экране к краю и протянул Лин руки. Девочка понуро подошла и, став на колени, взялась за них своими руками.

Довольно долго ничего не происходило. Клим даже поинтересовался шёпотом:

— Ты как: помогаешь или нет?

— Изо всех сил, — так же шёпотом ответила Лин и сжала его кисти. В тот же момент голова Клима очень заметно стала удлиняться. Если обычные метаморфозы — в другого человека — происходили почти незаметно для глаз, то тут изменения были явными и пугающими. У Лин непроизвольно открылся рот, и она громко выдохнула, как будто застонала. Клима уже было не узнать: голова срослась с плечами, из неё выпирал острый блестящий нос — ещё не совсем дельфиний, но уже совершенно не человечий. Странное существо отпустило руки девочки, поскольку его собственные руки стали уменьшаться. Лин села на мостки и судорожно вцепилась в шершавые доски, будто боялась упасть. Ей хотелось закрыть глаза, но охвативший ужас не давал это сделать — она, не мигая, смотрела на уродца, который вдруг погрузился в воду с головой.

— Клим! — крикнула девочка, но крик застрял в её горле, и она начала задыхаться. Вода под мостками забурлила, и раздалось шумное пыхтение. Сначала появилась волна, изогнувшая тяжёлую гладь озера, а вслед за ней выплыл вполне себе дельфин, только совсем небольшой. Солнце садилось в деревья позади Лин, на воде лежала мозаика из тени и багровых отблесков. Дельфин медленно плыл большим полукругом, почти не погружаясь, и солнечные блики играли на его гладкой серой коже. Он снова подплыл к мосткам и проскрипел — Лин поняла: Клим хотел сказать ей что-то, но уже не мог. Дельфин помотал головой, развернулся и осторожно нырнул. Вынырнув метрах в трёх, он выждал и снова нырнул. А Лин обнаружила, что страх уже прошёл — она совершенно спокойно наблюдала, как Клим — именно он, а не пугающий урод, виденный ею во время метаморфозы, — учится плавать. Эта учёба довольно быстро продвигалась: не прошло и десяти минут, как дельфин принялся выпрыгивать и довольно шумно плюхаться обратно в воду. Когда на другом конце озера раздался удивлённый возглас, Лин вскочила и замахала руками:

— Перестань! Спрячься немедленно, — шёпотом закричала она. Дельфин ещё пару раз выпрыгнул, пока заметил сигналящую ему с мостков девочку. Он подплыл и снова заскрипел, но быстро оборвал себя, замотал головой и запыхтел. Смеётся, решила Лин. Она подняла телефон Клима и нашла его собственное фото.

— Надо возвращаться! — почему-то по слогам произнесла она. Дельфин закивал головой и подплыл к самым мосткам. Уже стемнело, и экран телефона, который девочка держала в руках, ярко освещал блестящую носатую морду. Прошло пять минут, потом ещё пять. Рука у Лин давно затекла, но дельфин всё также пыхтел под мостками. Потом он нырнул, вынырнул, заскрипел и стал бросаться из стороны в сторону.

— Не бесись, пожалуйста! — Лин приложила руки к груди. — Отдохни немного, сейчас ещё попробуем. Я помогу!

Когда из четвёртой попытки ничего не получилось, Клим печально заскрипел, а Лин ответила:

— Понятно — пошла искать Жиля...

Скаут, по обыкновению сидевший в баре, после рассказа Лин разразился долгим ругательством, смысл которого девочка не поняла. Она так испугалась, потому что решила, что Жиль не поможет вернуться Климу, что ухватила того за руки и затараторила:

— Ну, пожалуйста, Жиль, дорогой, помоги, пожалуйста, что же делать!

Скаут вырвался и строго отчеканил:

— Имею полное право не помогать! Чем вы только думали: метаморфоза в животное — без наставника? Пусть теперь плавает до посинения!

— Ему же домой ехать надо. А зимой на озере — лёд!

— Лёд? Что вы такое говорите, мадмуазель? Знайте же: вы — самые сумасбродные новички, которых я только видел за последние пятьдесят лет! И ещё: трое суток в шкуре животного и всё — больше не вернуться! Никто не возвращался. Так что я вам помогу, вынужден помочь — из нашей с вами родовой солидарности. Но внести этот факт в ваше досье — моя прямая обязанность, так что не удивляйтесь, если потом возникнут непредвиденные проблемы.

Скаут решительно зашагал к озеру, Лин побежала за ним. Жиль громко чертыхался, пока в темноте пробирался к мосткам — в густой траве прятались детали от лодок, ящики и даже ржавые рельсы. Скаут закурил, но зажигалку не убрал — он то и дело вспыхивал ею, чтобы рассмотреть, куда поставить ногу.

На берегу металось несколько огоньков от мобильных телефонов. Лин, увидев их, остановилась, как вкопанная, но Жиль подтолкнул её сзади. Через пару мгновений она услышал над головой женский голос, который заставил её сердце сжаться:

— Почему вы до сих пор не в своём корпусе?

Огоньки замерли — стало видно трёх мальчишек, которые вытянулись по стойке "смирно" прямо на мостках.

— Я понятно спрашиваю: почему вы в этом месте после отбоя? — тщательно проговаривая каждое слово, повторил женский голос, и Лин нашла в себе силы повернуть голову. С той стороны, где должен был стоять скаут, возвышалась воспитатель Лаура — её нетрудно было узнать даже в темноте по высокой худой фигуре и большой кучерявой копне волос на голове. Её длинный нос осветился огоньком вспыхнувшей сигареты. И только тут Лин поняла, что это — не Лаура: та вовсе не курила, и на ней не могла болтаться растянутая майка оператора Жиля. Но мальчишки на берегу здорово испугались, ведь Лаура славилась беспощадным отношением к нарушителям дисциплины — несколько излишне самоуверенных ребят уже были отчислена при её непосредственном участии.

— Там какая-то штука в озере... плавает... — заикаясь, выдавил один из ребят.

— А ты не должен ли уже плавать в своей постели? — рявкнула в ответ Лаура. — А ну — быстро отсюда!

Мальчишки разом, как будто ждали сигнала, бросились наутёк. Было слышно, как они то и дело падали и натыкались на ящики и старые буйки, прячущиеся в траве. Когда Жиль затянулся сигаретой в очередной раз, он уже вернул свою прежнюю внешность. Лин осторожно заметила:

— Лаура не курит — это всем известно...

— Деточка, многое из того, что всем известно, на самом деле — неправда, — Жиль самодовольно крякнул и пошел по мосткам вдоль воды.

— Клим, это мы, — тихо позвала Лин.

Раздался всплеск. Скаут повернулся в его сторону и осветил телефоном воду. Потом снова крякнул, увидев Клима:

— Чёрт, действительно — дельфин. Малец, ты делаешь успехи. Так, а теперь, мадмуазель, берите его под плавник с правой стороны — будем вытаскивать. Слышишь, парень, вытаскивать тебя будем!

Кожа на боках дельфина выскальзывала из рук — вытащить его на мостки удалось, только когда он сам выпрыгнул из воды. Тяжело обрушившись на доски, Клим замер.

— Так, мадмуазель, ложитесь здесь и обеспечьте максимальный контакт своего тела с телом нашего пациента, а я лягу с другой стороны. Держите фотографию перед его мордой. Раз-два-три — начали! Все нащупали мыслеформу? Надеваем!

Когда Лин поняла, что прижимается уже к человеческому телу, она торопливо вскочила, хотя темнота надёжно скрывала наготу Клима. Тот лежал ничком и слушал чертыхания Жиля, который был недоволен тем, что намок.

— Теперь хоть в морских драконов превращайтесь, но ко мне больше не бегите! — скаут закурил и сел на мостки, свесив вниз ноги. — Вы — самые придурочные оборотни, которые мне только встречались. Вы где образ этого дельфина откопали? Ты, парень, в курсе, что здорово рисковал? Очень советую без дальнейшего инструктажа в животных больше не играть! А если бы он мёртвым оказался? Использовать мыслеформу мёртвых можно только пару минут — от силы, а потом — кирдык и всё! А век животных — ой, как недолог...

— Но ведь и человек, чью мыслеформу ты взял, тоже может умереть... — вызывающе ответил Клим.

— Может! Я же говорю: есть пара минут, чтобы сменить мыслеформу. Когда ваш прототип внезапно погибает, не дай вам Бог спать или беспомощно плавать в озере. В нормальном состоянии вы сразу поймёте, что пора — пора сматываться. У меня в последнюю войну рука полдня отламывалась, когда прототип под бомбежку попал. Мыслеформа — она, конечно, сильно инертная штука, но всё равно трупных пятен не советую дожидаться.

Лин тихо ойкнула, а Жиль вскочил на ноги и ушёл, не попрощавшись. Ещё какое-то время огонь от его зажигалки метался по берегу, а затем пропал.

— Вот твоя одежда, — Лин пододвинула пакет в сторону всё ещё лежащего ничком Клима. Тот встал и быстро оделся, потом нащупал руку девочки и, подойдя к ней почти вплотную, произнёс:

— Это — самое потрясающее, что я только испытывал в жизни. Не с чем даже сравнить! Ты представить себе не можешь, что такое энергия животного, каково это — находиться в теле... идеального пловца. Чистый восторг! Полное физическое совершенство!

— Жиль сказал, что после трёх дней в теле животного никто не возвращался.

— И не мудрено! — Клим снова возбуждённо заговорил. — Я хотел вернуться и не хотел этого одновременно. Пока ты ходила за Жилем, я всё озеро переплыл раз двадцать. Это просто волшебные ощущения, когда летишь, только слегка напрягая пару мышц.

— Ладно-ладно. Давай отсюда выбираться, а то отбой — пятнадцать минут уже как, — Лин внезапно засуетилась. — Тут в темноте ноги поломать можно.

Клим с какой-то незнакомой уверенностью потянул девочку за собой. Он шёл молча, не останавливаясь и с ровной спиной, будто видел дорогу в темноте. Лин послушно следовала за ним, уже ничему не удивляясь — что с того, если он приобрёл в животном облике новый, неведомый навык? Но Клим всего лишь оставался под впечатлением случившейся метаморфозы. Она же с каждым шагом из живой реальности перемещалась в прошлое, в смытую и обманчивую память о себе. Когда они вышли к крайнему корпусу лагеря, недавнее плавание в озере стало напоминать Климу яркие цветные картинки, которые лучше пореже разглядывать, а то выгорят и сотрутся.

Глава 5 "Оревуар"

Следующее утро принесло целый букет новостей — Роже ни в каких автобусах не нашли, пять или семь человек видели вчера в озере динозавра, а оператор Жиль прислал записку: "Я уехал, и вы уезжайте — если про рыбу в озере напишут в газетах, сюда наведается известный вам немецкий поклонник. Мои записи почищены, но у Жан-Поля некоторые остались — лучше их тоже почистить". Клим показал записку на завтраке Лин — она побледнела так, что сквозь кожу под глазом проступила пульсирующая вена. Понятно, что скаут имел в виду маньяка Генриха Баумана, именем которого он успел напугать детей. Оставалось надеяться, что за два оставшихся дня их не вычислят из двух сотен обитателей лагеря. Есть ещё деревушка на том конце озера — там тоже не меньше сотни жителей. Клим уговорил себя не бояться, чему помогла суета перед финальными спектаклями. Опасность даже обострила чувства — Альцест из "Мизантропа" Мольера в его исполнении имел оглушительный успех — эта роль набрала больше всего звёзд на доске отзывов. А Клим при этом не чувствовал, что вообще играет. Его удивляло, что наболевшие мысли выходят из горла стихами, а кто-то аплодирует его горю. Кто эти люди в странных одеждах, что столпились и наблюдают за ним? Почему не оставят, наконец, его в покое?

После спектакля много знакомых и малознакомых лиц промелькнуло перед глазами Клима. Лин терпеливо ждала, пока последний из почитателей не закончит трясти ему руку. Вид у неё был ошеломлённый, но Клим не замечал этого — ему никак не удавалось выйти из роли. Они выбрались на улицу — там уже стояла ночь. В последний день в лагере разрешалось нарушать распорядок, поэтому на улице было много народа. На берегу озера плясало яркое пятно костра — оттуда доносилось бряцание гитары. Как в день приезда, удушливо пахло скошенным газоном, и стрекотали цикады. Лин сказала:

— Мы завтра уезжаем. И я решилась кое на что — поможешь? Прямо сейчас?

Клим непонимающе уставился на неё. Лин виновато улыбнулся и продолжила:

— Поможешь сделать пару метаморфоз? А то я потом жалеть буду, если сейчас не попробую.

Клим кивнул, и они отправились в парк — луна вполне сносно освещала тропинку. Под мышкой Лин держала свёрток. Когда деревья сомкнулись над их головами, парк стал напоминать дремучий лес. Но отстранённость Клима и энтузиазм Лин не разрешал им поддаться угрюмой атмосфере. Когда они вышли на свою поляну, луна снова ярко осветила окрестности, и от таинственности не осталось ни следа — серебрилась листва, внизу у самого основания холма весело искрился огромный прощальный костёр, смех и музыка со стороны лагеря казались слишком громкими. Лин усадила Клима на скамью, а сама со свёртком ушла за деревья. Вернулась она в какой-то накидке — куске белой ткани с вырезом для головы и прорезей для рук. Лин уселась напротив Клима и показала ему фото мальчика — вьетнамца на телефоне — того самого, с которым вместе ехали в лагерь из аэропорта. Оба смущённо улыбнулись — теперь стала понятна решительность Лин. Она на секунду зажмурилась, как перед прыжком в воду, и взялась за руки Клима.