Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Войдя, в очередной раз, во время второго антракта, я направился ко второму ряду. По знаку статского советника Кошко А.Ф. я понял, что Богров находится у меня за спиной. Достав свой служебный пистолет, я повернулся назад и увидел, что Богров уже целится в министра внутренних дел Столыпина. Увидев в моих руках оружие, он перевёл ствол на меня. Поскольку моей жизни угрожала непосредственная опасность, я выстрелил в Богрова на поражение.
На предложенный мне вопрос о том, кто были люди, от которых я узнал о покушении, ответить не могу, так как это составляет служебную тайну — данные люди находятся в оперативной разработке по другому делу.
Подписали: коллежский секретарь Сизов С.Ю. и и. д. судебного следователя В. Фененко.
Присутствовал прокурор суда Брандорф.
Присутствовал товарищ прокурора Лашкарев.
С подлинным верно: секретарь при прокуроре Киевской судебной палаты Ковалев.
...Стаса никто не потревожил и он продрых в номере почти до обеда. Ополоснув морду и побрившись, он задумался: заказать кофе в номер или выпить его в ресторане?
'Быстро же ты к приличной жизни привык, — подколол он сам себя, и сам же себе ответил, — человек быстро привыкает к хорошему'.
И дело даже не в том, что он сейчас целый чиновник для особых поручений при статском советнике. Такое ЗДЕСЬ мог себе позволить рядовой опер. Коллежский секретарь — тот же старлей. И оклад у него такой же, как у обычного сыщика, несмотря на то, что должность, вроде бы, более значительная. Имея такое жалование, можно презрительно губы скривить, когда тебе жулик деньги предлагает. Грустно это сознавать. И какого хрена им тут не хватает?
В ресторане Стас заказал подбежавшему официанту кофе и, закурив душистую папиросу, ударился в размышления. Разговор со Столыпиным закончился неожиданно. Премьер-министр предложил ему занять при нём ту же должность, что и при Кошко. Сам статский советник, вопреки ожиданию, воспринял это как должное. То ли, будучи человеком широко мыслящим, понимал, что непродуктивно такого информированного кадра в сыщиках держать, то ли хотел избавиться от лишних хлопот. В процессе его разговора со Столыпиным неожиданно всплыли и очень приятные подробности — более высокий оклад (он и от этого-то ошалел...) и чин коллежского асессора.
Стас, не лучше любого нашего современника, разбиравшийся во всех этих чинах, немало озадачился. В его сознании, с лёгкой руки господина Чехова, 'коллежский асессор' было синонимом пресмыкающегося перед всеми мелкого чиновничка. Уже по дороге в гостиницу Кошко, посмеиваясь над его вопросом, объяснил, что это, по нашим меркам, подполковник.
-...а там и до надворного советника недалеко, — добавил он спокойно.
Официант принёс кофе и Стас, с удовольствием прихлёбывая из чашечки, продолжил раздумья.
'Итак, вечный вопрос — что делать? Столыпин, как самурай, готов принять смерть, но не поступиться своими принципами.
Он молодец, конечно, но что-то мне подсказывает, что он не жилец. В этой должности, во всяком случае. Или убьют, или снимут к чёртовой матери. Впрочем, убить постараются в любом случае. Долго этой войны Николашке не выдержать, кошке ясно. Он же не Ричард Львиное Сердце, отнюдь'.
'Властитель слабый и лукавый...' — вспомнилось Стасу.
Он хмыкнул. Надо же, как точно сказано, хоть и не про него.
'Ай, да Пушкин, ай, да сукин сын... Ладно, вернёмся к нашим баранам. Действительно, бараны, без всякого, там, переносного смысла. Этот упёрся — он, видите ли, царю присягал. Хотя этот самый царь его, в прошлой жизни слил, не задумываясь. Молодец, конечно, премьер, чего там. Стас чувствовал, что и сам бы так же поступил на его месте.
И с революционерами, чует моё сердце, та же песня будет. Этим, наоборот, вынь, да положь Россию без царя. Бесы, одно слово, верно их Достоевский обозвал.
А я, как та Соня с мытой шеей, посередине. Ох, как я, теперь, Кассандру понимаю... несладкая у неё жизнь была'.
'Но, ведь, провидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах...'.
'Ох, не накаркайте мне, Владимир Семёнович... Ладно, подобьём бабки. Я спас Столыпина и, при этом, грохнул собственноручно освободителя России от душителя-вешателя, былинного, мать его, героя, русского богатыря Богрова Мордко Гершевича.
Отсюда автоматически вытекает, что моей крови жаждут: анархисты, социалисты, эсеры и, вообще, революционеры всех мастей — понятно, почему; масоны — потому, что сейчас ими Столыпин с Курловым займутся, ох, не по-детски. Очень они им нехилую 'баню' организуют. Получается, тайные ложи в эту операцию столько бабла влили, а им, за их старания, хрен во всю морду. Им меня, обязательно, убить надо. Это для них, просто-таки, дело чести.
А, учитывая, что Правительство и Государственная Дума масонами нашпиговано, как булка изюмом, хреновое твоё дело, старший лейтенант Сизов. Или, как там тебя, коллежский секретарь... Подводя итоги, можно смело сказать, что против тебя сразу и католики, и гугеноты. Сиречь, Правительство, Государственная Дума и вся эта долбанная оппозиция, включая революционеров. А за тебя только Столыпин, рыцарь без страха и упрёка. Который сам, непонятно, сколько протянет.
Успели, хотя бы, они с Курловым эту операцию по 'зачистке' масонских лож провести. Глядишь, и товарищу Сталину не придётся 'большую чистку' устраивать. Хотя... масоны, они же, как гидра — одну голову сносишь, взамен две новые отрастают.
Товарищ Сталин... А, ведь, это мысль! Единственный, пожалуй, здравомыслящий человек среди этих одержимых. Те страшилки, которые про него демократы, с придыханием, рассказывают, страшилки и есть.
Сделать из обескровленной войнами и революциями аграрной России могучую индустриальную империю параноику не под силу, что бы там ни говорили.
Несколько, правда, смущает его верность вождю мирового пролетариата... Впрочем, Ленин тут, скорее всего, фигура прикрытия, не более того. Очень хитрый, кстати, был политикан, настоящий Талейран.
Всё время, пока он был у власти, искусно поддерживал равновесие, используя тот момент, что Троцкий и Сталин постоянно грызлись, как кошка с собакой. Да, и как им было жить в мире? Один — 'пламенный трибун', авантюрист с мощной харизмой, за которым стояли масонские ложи и еврейский интернационал. Другой — немногословный работяга, 'паровоз', который вытягивал самые безнадёжные ситуации... И, при этом, осетин. В революционной среде, где тон задавали евреи и грузины, он был обречён на вечный 'второй план'... если бы не железная воля, недюжинный ум и талант организатора.
Если Ленин беззастенчиво использовал его и Троцкого, как систему противовесов, по принципу 'разделяй и властвуй', то и они, в свою очередь, держались за него, как за мощную, практически, непотопляемую (Ильич многократно успел это доказать) политическую силу.
Но! Натура Троцкого, хотел он того или нет, лезла изо всех дыр, побуждая его рваться в лидеры. А Сталин при Ленине оставался верным преторианцем. Не тот человек был Ленин, чтобы уступать кому-то. И, потому, выиграл Сталин. Как, позднее, примерно через полста лет, тихий и непритязательный генерал Аугусто Пиночет, которому надоела революционная вакханалия его сподвижников, одним махом 'зачистил' всех 'пламенных трибунов' и твёрдой рукой повёл свою страну к богатству и процветанию. Памятники нужно ставить этим людям, а не на могилы плевать'.
Стас тяжело вздохнул.
'Итак, что мы имеем с гуся? Во-первых, нужно исчезнуть. Для всех. Особенно, учитывая тот факт, что в лицо его ещё не знают. Предложение Столыпина, конечно, лестно, но сам он, как говорят американцы, 'хромая утка'. А, впрочем, почему бы и нет? Не знаю, есть ли тут такое понятие, как 'вольный стрелок'... но, почему бы ему и не быть?'
Он взял из портсигара папиросу и, прикурив, стал бездумно наблюдать за компанией офицеров, завтракавших за соседним столом. Вопреки советским фильмам, вели они себя совершенно спокойно. Никто не пил шампанское 'из горла', не махал револьвером и не требовал, угрожая оружием, петь 'Боже, царя храни'.
Какое-то вино, правда, присутствовало. Но военные лишь слегка пригубливали стоящие перед ними бокалы. Мысли опера приняли грустное направление. Он уже успел заметить, что здесь, в 1911 году, культура потребления спиртного привела бы в ужас любого замполита. Пили все. И, вместе с тем, пьяных, практически, не было. Говоря другими словами, культура пития была на высоте. Если мужчина, садясь обедать, выпивал рюмочку 'Столового вина ? 21', как именовали здесь водку, к концу сытного обеда он был пьян не более, чем схимник, лет тридцать не видевший водку даже издалека. Белое вино подавали под рыбу, красное — под мясо. Для улучшения пищеварения, и не более того. Никто не стремился высосать всю бутылку. Бокал, от силы два.
И, если после этого офицеру придётся применить оружие, судью будет интересовать не то, что он пил во время обеда, а позволяло ли его состояние осознавать свои действия и руководить ими. И только.
'Да, вас бы в наше время, когда боишься стрелять в вооружённого преступника, потому что вчера вечером выпил, за ужином, бутылку пива, — горестно посетовал он про себя, — о чём это они там спорят?'
Стас прислушался.
-...в России никогда не будет меритократии , — сидящий к нему спиной вполоборота офицер возбуждённо отхлебнул из бокала и так стукнул им о стол, что вино плеснуло на скатерть.
-Оставьте, поручик, — лениво протянул сидящий напротив другой, настолько лощёный, что показался Стасу похожим на 'голубого', — откуда ей взяться, при нашей-то дикости? Мы азиаты, и этим всё сказано.
-А что вы хорошего в европейцах нашли? — хмыкнул первый, — Наши крестьяне — и те более порядочны, чем эти вылизанные хлыщи.
-Оригинальные у вас взгляды, Всеволод, — заметил пожилой офицер, на плечах которого красовались непривычные погоны с одним просветом, но без единой звезды .
-Взгляды, как взгляды, — отмахнулся поручик по имени Всеволод, — сейчас пол-России так думает.
-Вы не Россия, — саркастически ухмыльнулся 'лощёный', — вы жандарм, Всеволод, душитель всего светлого и прогрессивного, кровавый пёс загнивающего царского режима. Впрочем, мы тоже.
-Когда-нибудь, Ники, вы дошутитесь, — обронил пожилой.
Только тут до Стаса дошло, что мундиры этих офицеров были не защитного, а какого-то серо-голубоватого цвета — так, это жандармы! Как там Лермонтов писал, 'и вы, мундиры голубые...'. Ага, теперь ясно. И Бог с ними... но тут Стас услышал то, что, невольно, заставило его насторожить уши. Офицеры, в общем-то, разговаривали вполне прилично, вполголоса. Он был единственным, кто сидел рядом. Ну, и слух у него, конечно, был на высоте.
-...если бы полицейский этого социалиста не пристрелил, как собаку, — сказал Всеволод, — ничего бы ему страшного не грозило. Сослали бы на каторгу, он бы оттуда сбежал через месяц-другой и жрал бы пиво где-нибудь в Женеве. А так — раз! И дырка в башке, молодец этот парень. Предлагаю поднять за него бокалы.
'Ну, вот, — усмехнулся опер, — начинаю зарабатывать репутацию у коллег'.
Он положил в меню деньги за кофе, поднялся и пошёл к выходу. Проходя мимо столика, за которым завтракали трое жандармов, он услышал за спиной голос пожилого.
-На месте этого парня я бы в пустыню удалился, как Илия. Теперь за ним террористы такую охоту устроят. Одним выстрелом этот господин себе врагов нажил везде, где можно.
'Очень оптимистично они меня подбодрили, — подумал Стас, выходя в холл гостиницы, — надо бы газетку какую-нибудь купить, прочесть о себе какие-никакие новости'.
Глава 6. Новые враги и новые друзья
Выйдя в холл гостиницы, Стас, по привычке, поискал глазами киоск. И, не найдя, вышел на улицу. Где-то неподалёку, кажется, было что-то, похожее. Стас зашагал в сторону театра, внимательно 'озирая окрестности' на предмет печатного слова. Девицу эту он заметил ещё издалека. Во-первых, сработало пресловутое мужское начало — очень привлекательная внешность. Она сидела на скамеечке и мечтательно смотрела куда-то вдаль. Поймав взгляд опера, она улыбнулась и, поднявшись, направилась к нему так, словно только его и ждала всё это время.
Возможно, не будь этого разговора жандармов в ресторане, Стас не сориентировался бы так быстро.
То, что в сумочке что-то увесистое, он отметил машинально, по привычке, и вдруг, сообразив, бросился к девице на долю секунды раньше, чем она сунула в неё руку. Во вскинутой руке глянул в лицо тупорылый 'дамский' браунинг. Стас резко нырнул вниз, пуля ветром прошла по волосам. В эту же секунду он поймал тонкое запястье и привычно выкрутив его от себя и вверх. Террористка выстрелила ещё раз, но эта пуля не причинила никакого вреда облакам, а пистолет перекочевал к оперу.
'Куда её?', — на секунду задумался опер, поймав краем уха со стороны испуганное оханье свидетелей происходящего.
В своём времени было всё ясно, а тут... чужой город, чужое время... он машинально увернулся от пинка девицы, которой явно мешал длинный подол для более сильного и точного удара.
'Ах, ты, тварь!'
-Товарищ Осип! — вдруг пронзительно закричала она.
'Ах, тут ещё и Осип есть!'
Отпустив её руку, Стас резко развернулся назад. Прямо на него, вытаскивая что-то из-за пазухи, двигался парень, то ли в гимназической, то ли в студенческой (Стас в этих тонкостях не разбирался) форме. Их разделяло метров пять-семь. Так и есть! В руке незнакомца был револьвер, который он, не мешкая, навёл на опера. Припав на одно колено, как учили , Стас выбросил вперёд руку с пистолетом, нажал спуск. Однако, выстрела не последовало. Грохот выстрела 'студента', короткий свист возле правого уха.
'Стоять!' — закричал кто-то, и ударили выстрелы.
Стас бросился под ноги 'студенту', перекатываясь, чтобы подсечь его, но тот неожиданно стал валиться на него. Вывернувшись из-под падающего тела, Сизов рванул его на себя. И увидел ничего не выражающее лицо с закатившимися глазами. Голова бессильно мотнулась — студент был мёртв. На виске его зияла дырка, из которой по щеке сбегала струйка тёмной крови.
-Бросить оружие! — скомандовал кто-то за спиной.
Стас откинул браунинг на газон и повернулся. Перед ним, с пистолетами в руках, стояли трое жандармов, сидевших за соседним столиком.
...-Что случилось? — спросил пожилой ротмистр, тяжело дыша.
-Как видите, меня хотели убить, — пожал плечами опер, — видимо, вы были правы, нужно в пустыню уходить.
Жандармы быстро переглянулись. Никаких дурацких вопросов не последовало — они, конечно, помнили его, и то, что он слышал их разговор, сообразить труда не составляло.
-А, так это вы социалиста вчера пристрелили? — хмыкнул 'лощёный'. — Примите поздравления, отличный выстрел.
-Покажите, пожалуйста, документы, — непреклонно набычился старый жандарм.
Прочитав паспорт и удостоверение, он молча протянул их Стасу. В нескольких шагах уже маячили двое городовых. Оперативно они тут работают, надо признать. Конечно, когда городовые на каждом углу. Впрочем, по рассказам стариков, и у нас было не хуже, пока Хрущёву сдуру не показалось, что преступность находится при последнем издыхании. Лысый кукурузник, недолго думая, объявил во всеуслышание, что в 1980 году покажет последнего преступника в музее, а милицию, ничтоже сумняшеся, сократил. С тех самых пор, несколько постовых 'закрывали' не часть улицы, а часть района, а опера и участковые ногами отрабатывали то, что недосмотрела патрульно-постовая служба.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |