Не успел молодой барон сделать и десяти шагов, как в конюшне раздалось ржание, затем крики людей, а ещё через несколько секунд из ворот, вереща, выскочил слуга. Вслед за ним несся Уржкан, стараясь укусить убегающего человека.

— Уржкан! — крикнул Морал, понимая, что пора спасать слугу.

Жеребец, услышав голос хозяина, затормозил всеми четырьмя ногами. Когда пыль рассеялась, конь наклонил голову на бок и уставился на Морала своими большими доверчивыми глазами.

— Я тебе что сказал? Чтобы ты вел себя хорошо.

Жеребец мотнул головой и недовольно фыркнул.

— Это не шутка, я серьезно тебе говорю: не будешь слушаться — оставлю без сладкого, — продолжал отчитывать любимчика Морал.

На замечание хозяина жеребец заржал и ударил копытом.

— Не спорь со мной! — сердитым голосом произнес барон.

Жеребец, фыркнул еще раз, повернулся и направился в конюшню.

— Разбаловал ты его, — раздалось за спиной Морала.

Барон резко обернулся и увидел Днака, стоящего на террасе второго этажа.

— Дядя! — радостно воскликнул Морал и бегом бросился в дом.

"Ребенок ещё, а я...".

Капитан наездников тяжело вдохнул от своих мрачных мыслей.

— Дядя, как я рад, что вы приехали. Надолго? — с надеждой в голосе спросил молодой барон.

Морал рано потерял отца и мать. Днак, его дядя, воспитывал мальчика, заменив ему родителей. Правда, в последние годы капитан, занятый службой, всё реже бывал в замке.

— На неделю, может, больше, — ответил Днак.

— У-у-у! — радостно воскликнул юноша, — На охоту пойдем? Турнир будет? Может...

— Морал, я приехал по делу, — остановил капитан юношу.

— По делу? Значит, я опять вас не буду видеть, — приуныл молодой барон.

— Нет, я никуда не собираюсь уезжать. Мои дела касаются только тебя.

— Меня? — удивился юноша.

— Да, но об этом потом. Сначала мы поохотимся, съездим на турнир. Нас пригласил барон Адор, он устраивает турнир в надежде найти жениха для своей дочери.

— Так ей всего тринадцать! — удивился Морал.

— Самое время, чтобы приступить к поискам. Пока найдут — договорятся, Арлине уже шестнадцать стукнет, — пояснил Днак, садясь за стол.

— Хм, — усмехнулся юноша.

— Зря ты усмехаешься, женитьба — дело серьезное. Ладно, местные сплетни потом обсудим. Расскажи, как идет учеба? Мэтр Могрус жаловался на тебя. Он мне писал, что ты пропускаешь уроки дворцового этикета и историю государства

— Дядя, к чему мне это всё? Я понимаю, военное дело — это для мужчин, а поклоны всякие, шарканье ножкой, да ещё и голову забивать историей... Зачем? — попытался отмахнуться от наставлений юноша.

— Глупец!

Рассердился капитан и в сердцах бросил ножку фазана на блюдо.

— Тебе пора научиться думать! Голова, она не только для того, чтобы шлем носить, но еще, чтобы думать. Да, — вздохнул Днак, — не надо было тебя одного оставлять, но ничего, я пришлю ещё учителей. Они из тебя дурь-то всю выбьют.

— Дядя, не надо, — взмолился юноша, — мне мэтр Могрус и так проходу не дает.

— Да, кстати, где он? — поинтересовался Днак.

— У себя в покоях.

— От чего он не выходит к нам?

— Его Уржкан укусил, — пряча глаза, сказал Морал.

Капитан покачал головой.

— Надо всерьез за тебя браться.

— Зря вы так, не я же его кусал, — буркнул в ответ юноша.

— Так, три дня отдыхаем, затем у меня с тобой будет очень серьезный разговор.

— О чем?

— Узнаешь потом.

Во сне Морал почувствовал, как кто-то теребит его за плечо, стараясь разбудить. Он попытался отмахнуться, но это не помогло; тогда юноша схватил подушку, кинул её в посягнувшего на его сон и в следующий момент оказался на полу.

— Какого ляна! — выругался Морал, пытаясь выпутаться из вороха простыней.

— Просыпайся, соня, а то всё проспишь.

Юноша разлепил глаза и поежился. Через открытое окно в комнату ворвался холодный утренний воздух.

— Что так рано? — протирая глаза, недовольно произнес юноша.

— Пять утра, самое время, — бодро заявил Днак. — Ты встаешь, или мне без тебя отправляться?

— Встаю, встаю, — спешно согласился Морал, — дай только лицо ополосну.

— Пошли, я тебе помогу.

В туалетной комнате всё было готово. Вошедший первым капитан взял у служанки кувшин с теплой водой и поставил на пол, а затем поднял ведро с холодной водой и вылил его на наклонившегося над тазом юношу.

— А...а! — закричал Морал, отскакивая в сторону.

— Вот и проснулся, — рассмеялся капитан.

— Вода ледяная, — стуча зубами, пожаловался юноша.

— Как раз то, что нужно. А то бы ты ещё целый час носом клевал. Одевайся, кони уже оседланы, — поторопил Днак.

— А завтрак?

— Еще не нагуляли аппетит, — послышалось из коридора.

— А мне и не надо его нагуливать, — буркнул себе по нос Морал.

Он вернулся в покои, быстро натянул охотничий костюм и поспешил к выходу.

— Господин, господин!

Возле парадной двери юношу догнала нянечка — она, тяжело дыша, протянула Моралу сверток.

— Вот здесь мясо и лепешки, по дороге перекусите.

— Спасибо, Зела.

Молодой барон взял приготовленную еду и в благодарность за заботу поцеловал старую няню.

Едва Морал вскочил в седло, капитан уже на правах старшего отдавал приказ выдвигаться. Всадники под лай своры охотничьих псов покинули замок. Загонщики и псари, плотнее кутаясь в куртки и накидки, недовольно бухтели себе под нос. Оно и понятно — это господам забава, а им-то, какая радость?

"И чего не терпится благородным, поспать не дают. Прись теперь в темноте. А росы выпало...", — думали одни.

"Эх, сейчас бы кружечку горячего вина или чарку крепкой пеки", — мечтательно вздыхали другие, передергивая плечами от утренней сырости.

Единственные, кто разделяли радость с господами, были собаки. Соскучившись по лесным просторам, они, скуля от нетерпения, тащили за собой людей.

Через полчаса охотники миновали пахотные земли. Капитан и молодой борон в ожидании отставших загонщиков и псарей неспеша поднялись на вершину холма.

Перед ними раскинулась долина "Семи холмов" — жемчужина владений рода С`Поиров. Она располагалась среди двух горных массивов и была на столько пологой, что река Лао, петлявшая через всю долину, по праву считалась одной из самых спокойных рек в империи. Вход в долину был узок, не больше километра, что защищало её от сухих ветров степи, которые начинались сразу за горами

— Я и забыл, как здесь красиво! — прошептал Днак, любуясь открывшейся панорамой.

Утренний туман молоком разлился по долине, и лишь верхушки холмов возвышались темным силуэтом над призрачным морем.

— А ты знаешь легенду, как возникла долина? — спросил Днак у юноши.

— Нет, — признался Морал.

— Эх ты. Ты же из рода С`Поиров.

Капитан наездников с укором покачал головой.

— Ладно, слушай. Легенда так гласит: до людей в нашем мире жили великаны — они были сильны, умны, и почти сравнялись с древними богам. Это злило некоторых богов, особенно верховного бога Ура. Их дороги не пересекались: боги жили высоко в горах, великаны — в долинах. Но однажды один великан по имени Ол встретил дочь бога Ура, прекрасную Лао и полюбил её. Юная богиня ответила ему взаимностью. Когда они встречались, вокруг них расцветали цветы, птицы пели им свои песни. Но верховный бог воспротивился этой любви и спрятал дочь в долине, окруженной непреступными горами. Долго искал свою возлюбленную Ол, а когда узнал, куда спрятали от него юную богиню, прорубил в горах проход. Однако, не удалось влюбленным далеко убежать. Разгневанный Ур догнал их и превратил великана в скалу, надеясь, что дочь забудет его, но юная дева не отказалась от своего любимого. Она нашла пещеру в скале и поселилась в ней, чтобы хоть так быть вместе с Олом. Тогда Ур решил поступить по-другому: он дождался, когда его дочь покинет пещеру, разбил скалу на семь частей, а затем раскидал их по всей долине. Вернувшись и не найдя скалы, в которую был превращен её любимый, Лао поднялась на самую высокую гору и спрыгнула вниз. Ударившись об камни, она превратилась в реку. Смерть дочери изменило отношение Ура к их любви, но было поздно. Тогда верховный бог долину, где томилась его дочь, сделал ровной, а меж разбросанными частями скалы прорыл русло, чтобы Лао могла своими водами ласкать любимого. Вот так и появилась наша долина, — закончил рассказ Днак и оглянулся назад. — Спускаемся, загонщики добрались.

В замок они вернулись только на следующий вечер. Капитан, соскучившись по лесу, не захотел возвращаться в замок. Вина и мяса было вдоволь, хватило и прислуге, и загонщикам с псарями. Так что все на удивление были довольны. Охотники, может быть, задержались и подольше, но Морал, увлекшись погоней за раненой ланью, наскочил на дерево и немного повредил руку. Рана на первый взгляд была пустяковой, но на следующее утро рука распухла.

В замке руку осмотрел лекарь, но не найдя ничего страшного, обратился к капитану:

— Милорд, почему вы не применили магию? Простенькое заклинание Авеции, и моя помощь вообще бы не понадобилась, — Старичок, не один десяток лет врачевавший обитателей замка, явно был удивлен.

— Ему сейчас нельзя пользоваться магией, — пояснил Днак, провожая лекаря до двери.

— Дядя, почему мне нельзя пользоваться магией? — спросил юноша, когда капитан наездников вернулся назад.

— Это касается того дела, ради которого я и приехал, — произнес Днак после нескольких минут хождения по залу.

Его лоб пылал от усердного трения — верный признак того, что капитан сильно нервничает.

— Я хотел оттянуть этот момент, хотел вначале устроить для тебя праздник, прежде чем приступить к разговору.

Днак замолчал и вновь принялся тереть лоб. Наконец он "взял себя в руки" и продолжил разговор:

— Но раз так вышло, думаю можно об этом поговорить прямо сейчас.

Морал заерзал на месте от нетерпения.

— Хорошо, дядя, я готов.

— Готов он, — мрачно произнес капитан.

Прошла ещё минута прежде, чем Днак решился начать.

— Морал, мальчик мой, я хочу поговорить с тобой о нашем императоре. Всё, что будет произнесено в этой комнате по своей сути — государственная измена. Я сразу тебя предупреждаю об этом.

Капитан набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул.

— Морал, дела в империи идут всё хуже и хуже..., а повинен в этом наш император.

— Что! — воскликнул юноша, не веря своим ушам.

— Да, Морал, ты не ослышался. Я обвиняю нашего императора в развале империи, более того, я хочу остановить его.

— Убить!

— Нет, я — капитан наездников, и не могу убить императора, даже если захочу.

— Я ничего не понимаю, дядя. Вы хотите остановить императора, но как?

— Да, всё правильно, я хочу его... заменить!

— Простите, дядя, я не понимаю. Зачем вы всё это мне рассказываете? Я ничего не знаю о делах императора, живу в самой глуши, и... это измена.

— Ты опять прав, мой мальчик. Все, что я говорю — измена, измена императору, но не империи.

Юноша не сводил с Днака глаз. Сначала слова дяди были сравнимы с ударом копья, выбивающего из седла на полном скаку, но спустя минуту всё прошло. Наивный мальчик, смотревший на окружающий мир через витражи окон своего замка, отступил, а на его место из тени подсознания вышел другой, тот, кто родился в тиши библиотеки, взращенный знаниями мэтра Моргуса.

— Дядя, а чем вас так напугал император?

— У него руки в крови. Во дворце всё пропитано ею. Нашему императору нравиться смерть..., — ответил капитан.

— Дядя, правители всегда проливали кровь. Взять прежнего императора, сколько войн он развязал! А Длак третий, его усмирение Кликта! В рукописях говорится, что воды Есуэлы стали красными от крови.

— Нет, Морал, это совсем другое, — возразил Днак. — Кровь, пролитая во время сражения, священна, да и в том, чтоб пустить кровь мятежникам я большого греха не вижу, но резать людей ради удовольствия — непозволительно даже императору.

— Дядя...

— Подожди, я ещё не все сказал, — прервал капитан юношу на полуслове. — Нашему правителю непросто нравиться кровь, он влюблён в смерть. Чтобы насладиться ею, с жизнью мучительно расстаются сотни людей в месяц. Ни дай бог тебе попасть в подвалы замка Ваф, где развлекается император. Дошло до того, что меня, капитана императорских наездников не пускают туда! Зато двери замка открыты для колдунов Зии.

— Не может быть! — пораженно воскликнул Морал.

— Да, мой мальчик, злейшие враги империи проводят свои ритуалы в самом сердце империи, — горько усмехнулся Днак. — И это ещё не всё, я получил приказ императора убрать наездников, которые охраняют воды государства возле островов Зии. Большая часть имперского флота уже покинула бухту Олоке. Если я уберу оттуда наездников, наш юг останется беззащитен перед пиратами. Так же Арт-нак не раз заводил разговор, что наши крепости на границе с пустыней слишком дорого обходятся казне империи.

— Император не отдаст крепости пустыни! — воскликнул Морал. Он боялся даже подумать, что тогда будет, если сказанное дядей окажется правдой. Несмотря на молодость, он уже водил баронскую дружину против кочевников, совершавших набеги на его земли. Хоть их вовремя и предупредили, кочевники успели сжечь одну деревню, находящуюся на самой границе империи. В живых дикари не оставили никого.

— Сейчас нет, — согласился Днак, — но со временем Арт-нак отдаст крепости кочевникам. Когда это произойдет, я не знаю, но возня вокруг крепостей уже началась.

— Дядя, он же император, это его земли! Как можно их отдать! — недоумевал Морал.

— Арт-Нака ничего не интересует, кроме развлечений в замке Ваф. И чтобы ему не мешали, он издает указы, которые ограничивают в действиях орден наездников и орден магов, — сокрушенно произнес Днак.

— Дядя, но почему вы просто не свергните его? Зачем трудности с заменой?

— Эх, — тяжело вздохнул капитан наездников, — не всё так просто и легко, как тебе кажется. Из истории ты должен знать, что орден наездников был создан в те времена, когда империя распадалась на части. Именно наездники спасли государство. С тех пор мы являемся символом её целостности, сплоченности, гарантом, что никто не сможет покуситься на власть императора. Теперь представь, мы, наездники сами сбрасываем императора с престола и ставим другого. В стране начнется война. Те, кто давно мечтают вырваться из-под опеки империи, решат: если это позволительно наездникам, значит позволительно им. Чем закончится война, я даже боюсь представить. Империя просто перестанет существовать. Почувствовав слабость государства, все ринутся сюда, дабы урвать жирный кусок: кочевники — с востока, ореги — с севера, да и рыцари Лиовота не побрезгуют оттяпать кусок наших земель. Так что ещё неизвестно, что хуже: император — упырь или его смерть от руки наездника.

— Дядя, я не пойму, для чего вы всё это говорите?

Морал соскочил со стула и стал метаться по комнате от переполнявших его чувств.

— Мне семнадцать лет.