Глядя на нынешнюю работу своей авиации, Пэн Дэ-хуай не мог не убедиться в правоте Чжан Су-чжао: его до жестокости суровые методы боевой учебы принесли свои плоды, и авиация стала просто-напросто другой, приобрела иное качество. Пресловутая авиация Южного Альянса при всем своем старании не могла вернуть своего господства в воздухе, более того, присутствие Первой Революционной Воздушной армии, казалось, день ото дня становилось все более заметным. Они разгоняли бомбардировщики и штурмовики врага, непрерывными ударами заставили уйти от берега вражеские артиллерийские корабли, сделали морские десанты слишком тяжелым и опасным делом, бомбили колонны противника на марше и передний край его обороны. Если коротко, — выполняли весь спектр боевой работы авиации в современной войне. Именно это, наряду с куда лучшим снабжением, позволило «добровольцам» действовать не только ночью, но и днем, так что и марши. И переброска подкрепления шла теперь неизмеримо быстрее, так, что противник теперь постоянно запаздывал, реагируя на стремительные изменения обстановки. В то же время слишком хвалить товарища Чжана, оказывается, не следует: его успехи вдруг оказались не вполне правильными с точки зрения революционной идеологии, и отдающими ревизионизмом. Он вполне заслуживает поощрения, но настала пора товарища поправить. Разумеется, со всей возможной осторожностью. Явных ошибок нет, но он не является рядовым военным, и должен понимать тонкости классовой борьбы на данном этапе.

Прошло пять дней с момента начала наступления, но лучше не становилось, становилось хуже. Без особого сопротивления забрав назад Пхеньян, северяне поспешно перегруппировывали войска для повторного броска за 38-ю параллель, руководство Южного Альянса так же поспешно укрепляло позиции вдоль нее, но тут возникала одна проблема: позиции эти оказалось некому оборонять. После ряда новых попыток деблокировать окруженные группировки, командир 3-й пехотной дивизии США заявил, что после нового штурма его дивизию «можно будет завернуть в носовой платок и засунуть в карман». В развитии событий возникла пауза — не пауза, а так, — заминка, совсем короткая, казалось бы, незаметная, но, однако, ее заметили буквально все. В этот промежуток времени советское руководство предложило свои услуги в качестве посредника, на что Макартур ответил немедленным отказом. Известно, что в посредники идут либо те, кто заведомо безопасен для обеих сторон, какая-нибудь Швеция или Швейцария, либо уж тот, кто считает себя самым крутым, и третьего варианта не дано. На это его решимости хватило.

Однако, так или иначе, наступила пора срочно принимать принципиальное решение, а генерал Макартур медлил, поскольку решение было только одно, — немедленная эвакуация войск морем, пока не поздно, — и оно его категорически не устраивало, потому что мало напоминало блестящую и неоспоримую победу*.

До сих пор остается тайной, что именно смогло преодолеть его странную нерешительность, но приказ на эвакуацию все-таки был отдан. Наступил момент, которого так ждали, к которому так готовились и в который до конца не верили в штабах КНА, НОАК и Особого Дальневосточного Военного округа.

*На то, чтобы превратить в неоспоримое достижение очевидно разгромный Дюнкерк, потребовалось лет тридцать неустанных усилий пропаганды.

По какой-то причине американское командование приняло решение эвакуировать окруженных, по возможности, сразу, точнее, — в кратчайшие сроки. С точки зрения психологии подобное решение даже слишком понятно, но не исключено, что оно стало ошибкой. Может быть, — ошибкой, поскольку наверняка в таких сложных обстоятельствах ничего сказать нельзя. Возможно, разбей они эту стратегическую операцию на несколько этапов, сделай их последовательность произвольной, такого определенного, однозначного ответа на все вопросы сразу могло бы и не выйти.

Надо сказать, обе стороны старались ничего не оставить на волю случая и старательно подтаскивали к предполагаемому месту событий все, что могли. Над «котлами», в которых оказались заперты окруженцы, шли почти непрерывные воздушные бои, и ни одна из сторон пока не могла взять верха, но это равновесие, разумеется, никак не могло устраивать попавшую в невыгодное положение сторону. Чтобы резко, одним рывком нарушить его, американское командование гнало к восточному побережью Кореи все оставшиеся у него после Инчхона авианосцы. Там они потеряли два: «Вэлли Фордж» и «Филлипин Си», сравнительно новые, не попавшие под программу послевоенной модернизации, и потому находившиеся в составе неофициальной «первой линии». Кроме них в этом сражении Южный Альянс потерял два британских авианосца, тяжелый и легкий. Теперь сюда подтягивалось действительно все. То, что могло успеть и то, что успеть не могло даже теоретически. По прикидкам, к двум имеющимся под рукой авианосцам в осмысленные сроки могло успеть шесть, и ни одного британского среди них уже не было.

Опыты по использованию в палубной авиации реактивных машин, как будто бы, обнадеживали, но верховный главнокомандующий и слышать не хотел ни о каких не прошедших надлежащей проверки новациях, и реактивных машин тут не было, ни одной. Ударные машины, даже штурмовики, решительно свели к минимуму, а торпедоносцев не было ни одного. У врага не имелось ни одной посудины, достойной торпеды, и флота, о котором следовало бы помнить, тоже не было. Авиация*, — вот от чего предстояло защищать транспортные корабли, битком набитые беззащитными сухопутными, и следствием этого стало более полутысячи палубных истребителей при хорошо подготовленных пилотах. Это, в самом деле, очень, очень много.

*В ТР у северян авиации, по сути, не было. Поэтому войскам Южного Альянса, вчистую, вдребезги и пополам проигравшим сухопутное сражение севернее 38-й параллели, рассеявшим по многочисленным котлам практически все войска, удалось их эвакуировать в полном почти составе морем, можно сказать, — беспрепятственно и только с самыми номинальными потерями, они заняли позиции посередине полуострова, и война кончилась патом. Как то и положено в случае «взаимно-блокированных» позиций.

… И мины. Откуда, как, когда успели, — оставалось загадкой, но только в гаванях Сенгчжина, Хамхына, Ханнама их накидали очень порядочно, самых разных типов, разумеется, в спешке постановка велась весьма беспорядочно, но легче от этого не было. Вести себя так в своих портах, примерно то же, что поджечь собственное жилище, чтобы оно не досталось врагу, но неизвестные поганцы, казалось, демонстративно, на показ не заботились ни о каком будущем. Они дошли даже до использования такого варварского средства, как «наплавные» мины: если автора поймают, то его будет ждать какой-нибудь особо замысловатый вид смерти. Вы примерно представляете себе, как хорошая, обстрелянная пехота на фронте относится к вражеским снайперам? Так вот людей, допускающих шутки с наплавными зарядами военные моряки любят еще меньше.

Пхохану, Ульсану, гаваням южнее 38-й параллели, мин досталось, разумеется, гораздо меньше, в Пусане их поставили и совсем немного, но они все-таки присутствовали. Все-таки имели место, о них нужно было помнить, их нужно было опасаться, с ними приходилось что-то делать, — и это в условиях постоянных воздушных атак. Поэтому в состав армады пришлось включать дополнительные тральщики, причем не на всякий случай, а для дела, но и при этом подрывы имели место. На это уже как-то не обращали внимания. Одно из лиц катастрофы, один из главных ее признаков, — это когда на потери перестают обращать внимание. Точнее, перестают воспринимать их эмоционально и, скорее, радуются, что спасся хоть кто-то, а не горюют по поводу того, что большая часть погибла страшной, бессмысленной смертью или сгинула без следа.

Судьба авианосцев в заливе Кванхамон вызвала самое пристальное внимание и самое серьезное подозрение, почти уверенность, что противоположная сторона имеет очень мощное средство поражения кораблей этого типа, причем о характеристиках этого оружия почти ничего не известно, так что и средств противодействия не существует. И все-таки их гнали откуда только можно, на предельной скорости, доходящей, порой, до тридцати двух узлов. Говорят, что генералы всегда готовятся к прошлым войнам, и можно было бы добавить, что адмиралы в этом смысле еще хуже, — вот только никакого другого варианта действий у них в тот момент не было. Войска в «котлах» планомерно расчленялись на все меньшие фрагменты, положение их ухудшалось, и оставить их в беде обозначило бы подрыв главного, определяющего признака вооруженных сил США: во что бы то ни стало выручать своих.

Когда по обе линии фронта стало ясно, что решение на эвакуацию морем принято вполне однозначно, это одно само собой определило цели, задачи и стратегию обеих сторон. Северяне стремились во что бы то ни стало взять свое севернее Косона и 38-й праллели, там, где полуостров отделен от Японии морем, и противник очень ограничен в аэродромном маневре, а южнее, — постараться урвать, что получится. Главной целью Южного Альянса, соответственно, стало: не дать себя разбить к северу от Косона, на западе Японского моря, в Восточно-Корейском заливе, твердо надеясь на то, что южнее залива их караван как-нибудь отобьется, потому что, чем дальше на юг, тем сильнее станет влиять на ситуацию базовая авиация.

Казалось бы, основные события, главное сражение Третьего Поворота Событий только начинается, и это было сущей правдой, но только не для него. Будучи человеком трезвейшего ума, Чжан Су-чжао отдавал его отчет: он уже сделал все, что мог, за эти полтора-два месяца перед решающим сражением. Может быть, будет точнее: между двумя сражениями. Самолетов, моторов, горючего, запасных частей и боеприпасов (Кстати: когда, кто, чем и каким способом собирается потом рассчитываться с Советами? Интересно, об этом кто-нибудь из Руководящих Товарищей думал?) у ВВС Северного союза в достатке, а вот пилотов столько, сколько их есть, и новых взять неоткуда. Тысяча сто сорок человек, на все — про все, с очень разным уровнем подготовки. За эти месяцы уровень повысился очень сильно, неизмеримо, тех, кто выжил, по большей части все-таки уже можно считать пилотами, но до настоящего мастерства основной массе далеко. А теперь от него практически ничего не зависело: выше головы не прыгнешь, и то, что у него есть, — это все. Совсем, по-настоящему все. У русских не попросишь, он даже не будет пытаться, поскольку очень хорошо понимает их решительное, категорическое нежелание напрямую воевать с американцами: эта идиотская, вовсе ненужная им бойня, истинно что, — на чужом пиру похмелье, — пришлась на тот чувствительный момент, когда громадная страна вынашивала собственное будущее на десятки, сотни лет вперед. Беременным женщинам прямо противопоказаны как отчаянный героизм при отстаивании чужих интересов, так и чрезмерное напряжение сил, а в тех случаях, когда такие поползновения все-таки возникают, то их со всей решительностью должны останавливать близкие. Спасибо великое уже за то, что взяли на себя ПВО глубокого и армейского тыла, американцы практически без всякого эффекта положили целую воздушную армию и все-таки отступились, не выдержали жестоких потерь.

Так что здесь и сейчас придется рассчитывать только на себя, и этот расчет не радует. Сила солому ломит.

Американцы окончательно закусили удила, согнали все, что могли, вывернули наизнанку союзников, но создали примерно двукратное численное превосходство по авиации, причем пилоты у них, в среднем, лучше, а машины, в общем, не уступают, потому что замечательные «косички», как ни крути, все-таки техника семилетней давности, предельно незамысловатая, и многих новинок последнего времени там просто нет. Из машин, соответствующих современному уровню и превосходящих все, что имелось здесь у противника, у него была его командирская «тэшка», полученная ценой немыслимых усилий, и полтора десятка реактивных «бесов». Причем и там, и там экипажи происходили из «северян», выпускников советских летных училищ. Он честно предупредил руководство: бой дадим, а выиграть его не сможем. Нет, не поможет никакой массовый героизм и революционная сознательность. Да, он не может гарантировать разгрома потенциально более сильного противника. Наиболее вероятным исходом является полное уничтожение Первой Революционной Воздушной армии ценой потери трехсот-четырехсот истребителей противника, плюс повреждение десяти-пятнадцати разнотипных кораблей и судов противника. Если руководство считает, что кто-то справится с командованием, по сути, всеми ВВС в предстоящем бою лучше него, следует поспешить с назначением преемника, чтобы он успел передать дела. Нет, это не шантаж, по крайней мере, — с его стороны...

Все средства, все силы, которым предстояло противодействовать эвакуации «в небесах, на земле, и на море», пришлось размазать тонким слоем по четырем пунктам северо-восточного побережья страны, и утешало здесь только то, что противнику со всей неизбежностью придется делать то же самое.

Зачин боя принадлежал авианосцам, пытавшимся разведать позиции северян при помощи одиночных или действующих в группе разведчиков, вот только им, особо, нечего было разведывать, а там, где было, их встретили пары «бесов». Намек поняли и особой настойчивости не проявляли: в конце концов основное им было известно, а существенных нюансов с воздуха разобрать было невозможно. Вторую сторону зачина, наряду с «бесами», представлял он, самолично, на борту «тэшки». Оставалось надеяться, что американцы не успели втиснуть на палубу «сейбры»: если успели, бой для него кончится, по сути, не успев начаться, а «тандерджетов» он, пожалуй, не боялся.

Содержанием и основной целью предполетного инструктажа была одна, очень простая мысль: не суйтесь к боевым кораблям! Они найдут вас сами, а ваше дело — потопить как можно больше транспортных судов, чтобы лишить смысла всю операцию врага и уцелеть самим. Понятно, не только предполетного, потому что о предстоящем не знал только глухой, секрета из особенностей боя никто не делал, и мысль эта внедрялась все время и с предельной настойчивостью: лезть к боевым кораблям группировки, сам смысл и назначение которой, в данной конфигурации, — ПВО транспортных соединений, есть прямое, совершенно бессмысленное самоубийство. Впрочем, расчет на то, что люди будут помнить о каких-то там резонах в разгар боя тоже был сомнительный.

Как и ожидалось, они шли с юго-востока, прижимаясь к берегам, потому что при данном варианте попытки хитрить с направлениями выглядели бы смешно, плотность «зонтика» истребителей, действующих с наземных баз, играла несравненно большую роль. И, кажется, подошли теперь достаточно близко.

В авангарде первой же волны — то, чего у него имелось больше всего, истребители. Разумеется, активная и пассивная постановка помех, но сами эти меры предупреждают врага о том, что во-вот уже, а где именно ждать они знают и так, без радиолокатора.