Кирпичи 2.0

В кружке меня постигло разочарование. Я и не знал, что для марок есть специальные альбомы, и раньше просто тупо наклеивал их в альбом для рисования.

Короче, после первого посещения кружка я выклянчил у родителей денег на альбом для марок, который называется кляссер. Почему-то при слове "кляссер" мы ржали, а со временем оно стало у нас оскорбительным. Так что Лева Натансон не случайно стал "Кляссером", но это отдельная история.

За альбомом мы с корешем поехали в ту самую "Филателию" на другом конце города. Район этот у нас пользовался дурной славой. Местная шпана считала своим долгом допросить каждого чужого пацана на предмет принадлежности к району и в случае несоответствия так отделать, чтобы приезжать к ним было неповадно. Но у нас ходили легенды: если сказать, что ты знаешь Мишу Кривого, то тебя отпустят. Не знаю, почему, но один раз, когда Серега поехал за свежей "живописью", его отбуцкали так, что ему никакой Миша Кривой не помог. Мало того, после слов: "Я знаю Мишу Кривого!" — его стали бить с еще большим остервенением. Наверное, этот Миша Кривой был каким-то уродом.

Но в тот раз нам повезло, и альбом я купил без приключений.

Так началась моя карьера филателиста.

А через некоторое время наш тренер объявил, что пора готовиться к городской выставке филателистов. Тренером мы его называли, потому что он вел еще секцию бокса, и многие из нас ходили к нему и туда.

На идею участвовать в выставке не повелся никто, это оказался тот еще геморрой. Надо было купить специальные выставочные листы, грамотно расположить там марки определенной тематики в клеммташах — это такие пленочные карманы для марок, — и все аккуратно подписать.

Ключевое слово во всем этом — аккуратно. Печатными буквами прямо писать я не умел тогда, маленький был еще. А тренер, зараза, сказал, что это ерунда, можно под трафарет делать пояснительные подписи. И вообще, если, мол, я одержу победу на городской выставке — меня наградят путевкой в "Артек".

На слово "Артек" у нас, пионеров, тогда была такая же реакция, как сейчас у школоты на какую-нибудь Меган Фокс.

В общем, развели меня и еще нескольких пацанов, включая Серегу, на участие в этой выставке. У них там тоже какой-то свой план был: обязательная норма участников.

Тренер отговорил меня делать выставку про животных: "Это избитая тема, Саша". Взамен предложил тему "Владимир Ильич Ленин в зеркале мировой филателии".

Вот это была жесть. Черт с марками-то, их было много тогда с Лениным. А вот подписи! Под каждой маркой надо было зафигачить познавательную подпись. А какая подпись может быть, если марок — триста, и на всех один и тот же человек?! Пришлось идти в библиотеку и брать книги о Ленине.

Дальше я уже фантазировал. Скажем, стоит Ленин на броневике. Моя подпись: "В. И. Ленин на Финляндском вокзале". А вот еще один Ленин на броневике. Подписываю: "В. И. Ленин в Варшаве". Благодаря моим познаниям в географии Владимир Ильич побывал везде. Судя по моим пояснительным подписям, В. И. Ленин проводил агитацию мирового пролетариата даже в Австралии.

Короче, я одержал безоговорочную победу на выставке. Мне выдали диплом и сказали: "Готовься, Саша, к "Артеку"".

Я очень обрадовался и всем об этом рассказал. Девчонки хотели со мной дружить, а Серега кипел от зависти.

В общем, пару недель я ходил в героях.

А потом Союз развалился, и ни о каком "Артеке" речи быть не могло, — грустно закончил Саня.

— Александр Витальевич... — обратился Костя к нему. — Можно, я вас кляссером буду называть?..

Из офиса пошли пешком. Метро уже закрыто, а нам нужно было заглянуть в ночной магазин и взять пива: решили посидеть у меня. Нормального человеческого общения Михе не хватало, как и мне. С нами увязался Гараян, которого бросила жена и которому тоже хотелось общения. Кроме того, вечерний моцион, как он заявил, очень полезен для сброса веса.

— А что, очень даже душевно посидели, — тяжело дыша, заметил Миха. — Как считаете?

— Вполне, мне понравилось, — ответил я. — А тебе, Левон?

Я оглянулся и увидел, что Левон отстал шагов на десять. Я остановился.

— Сережа, Миша, давайте помедленнее пойдем, — попросил он. — Я устал.

— Может, лучше такси возьмем? — предложил Миха, который тоже страдал лишним весом и одышкой.

— Хорошо, жирдяи, уговорили, — засмеялся я. — Вот вам и вечерний моцион!

Я поднял руку, голосуя, и возле нас резко притормозила разбитая вершина российского автопрома с ягодным названием. Впрочем, нас это не смутило: Гараян лихо нырнул в салон рядом с водителем, мы с Михой расположились на заднем сиденье.

Я сказал бомбиле, молодому парню интеллигентного вида, в очках, куда ехать, попросив притормозить возле любого открытого продуктового магазина. В магазине закупились, потом вернулись в машину и поехали ко мне.

Некоторое время ехали в молчании, а потом Миха спросил:

— Левон, а чего с женой-то?

Гараян прокашлялся, открыл окно, закурил, предварительно знаком спросив разрешения у водителя.

Потом ответил:

— Поссорились.

— Опять? — не удивился Миха.

Жена у Гараяна была молодая, шебутная и дерзкая. Уходила она от мужа регулярно, но каждый раз Левон ее возвращал: сначала обижался, грозил разводом, потом отходил, переживал, горевал и шел на поклон, сдаваться на ее условиях.

— Опять, — согласился Левон.

— Из-за чего?

— Она спросила: "Ты меня любишь?". Я ответил: "Конечно!".

— И?

— Да так вот, слово за слово — поругались, она дверью хлопнула и к маме уехала.

Мы с Михой заржали.

Отсмеявшись, я сказал:

— Плюнь! Сколько раз ссорились-то? Вернется!

— Так она возвращается, если я прилагаю усилия, понимаешь, Сережа? А я вот думаю: если я не буду ее возвращать, она вернется?

— Конечно, вернется, — заявил я. — Вернется же, Миха?

Миха промычал что-то утвердительное.

— Да вам-то откуда знать? — воскликнул Гараян. — У вас-то и девушек, наверное, не было никогда!

— Почему не было? Были! — хором возмутились мы с Михой, впрочем, без особого рвения.

Возникла неловкая тишина, но тут неожиданно в разговор вступил бомбила.

— А я со своей... Ну, как моей: нравится она мне, в основном в институте общаемся. Но тут я ее вчера в кино пригласил. На вечерний сеанс. И она согласилась, представляете? Вечером, значит, звоню ей. Не отвечает! Перезваниваю — та же фигня. Начинают мутить всякие мысли типа: "Я ей не нравлюсь", "Не берет трубку — значит, ей и так хорошо", "Я — неудачник"... Душат мысли: если она не отвечает, значит, дает понять, что не хочет со мной говорить. Это с одной стороны. А с другой, думаю: "Е-мое, мужик я или нет? Дозваниваться надо в любом случае, пусть она сама скажет, а не я буду выдумывать". Вся ситуация давит: хочется быть одновременно и понимающим, и настойчивым. То есть и не беспокоить ее больше, и добиться своего.

— И что? — почему-то зло спросил Гараян.

— Дозвонился, — улыбнулся парень. — Оказывается, она просто пошла в магазин, а телефон дома оставила.

— Сходили в кино?

— Сходили. Вечер удался!

— А к чему ты все это нам рассказал? — поинтересовался я.

— К тому, что ваш друг слишком много думает. Буду возвращать, не буду, вернется, не вернется... Я вот понял, что надо быть проще. Тогда и жизнь будет проще! Любишь — возвращай, не любишь — не думай, чего переживать-то?

Остаток пути ехали в молчании. По радио звучал жизнерадостный голос диджея: "Пятница — столица веселится!". А я думал о том, что, возможно, этот парень и прав. Лично я думаю и вправду слишком много. Думаю, переживаю, рефлексирую.

— Приехали, мужики, — прервал мои размышления бомбила.

Машина остановилась. Расплачиваясь, Гараян что-то бурчал об охамевшей молодежи, что-то о себе возомнившей и пороху не нюхавшей.

Глава 7. Жизнь продолжается

У подъезда на лавочке сидел Вася со своими друзьями. Один был Кецарик, остальных я не знал. Мы уже заходили в подъезд, который в Питере все называют парадной, когда Вася меня окликнул. Приблатненно так, с гопническими интонациями. Я почувствовал, как у меня окаменела спина. Остановился и обернулся.

— Иди сюда, братишка, не бойся, — сказал незнакомый мне мужик в кепке.

Я напрягся еще больше и на негнущихся ногах медленно двинулся к ним. Мои коллеги, недоуменно потоптавшись, подошли вместе со мной.

— Чего вам надо? — спросил я, чувствуя, как язык шершаво трется о небо разом пересохшего рта. — Я вас не знаю.

— Мужики, — обратился Кепочка к Михе с Гараяном, — к вам у нас претензий нет, сходите пока покурите. Нам с вашим другом побеседовать надо.

— Пойдем, — пихнул локтем Миха Левона. Но Гараян застыл, словно не слыша Миху, и исподлобья продолжал смотреть на Кепочку.

Тот не стушевался:

— Чужие проблемы на себя взваливаешь, джигит. Друг твой оскорбил нашего товарища, а значит, и все наше общество.

Кепочка сплюнул и, продолжая сидеть на корточках на скамейке, обвел рукой расположившихся рядом с ним Васю, Кецарика и еще какого-то спящего мужика, который вдруг встрепенулся и закивал.

— Василий по-соседски обратился вот к нему, вежливо попросил одолжить денег.

Миха отошел в сторону и закурил, оттуда посматривая на нас. Курил он нервно, а в руке держал сотовый: то ли искал чьи-то контакты, то ли что-то читал.

— Точно, так и было все! — подтвердил Вася. — По-доброму просил, по-соседски! А он меня послал, дверь захлопнул. Потом еще животным назвал, что-то про тещу мою наговорил, типа убил я ее...

— Видишь, Серега, некрасиво получается, — переключился Кепочка на меня. — По всем понятиям должен ты теперь обществу.

— Никому я ничего не должен, — прошептал я.

— Как так не должен? — удивился Кепочка. — Я тебе сейчас весь расклад дал...

Гараян резко выдохнул и врезал ему в нос. Вася с Кецариком ахнули, а спавший мужик вскочил со скамейки, осмотрелся, чертыхнулся и куда-то рванул. Кепочка неудачно опрокинулся за скамейку, при падении сильно ударился затылком об асфальт.

Левон обошел скамейку, за грудки поднял что-то мычавшего Кепочку и, тяжело дыша, спросил:

— Кому Сережа еще должен?

— Никому, никому, — захрипел он.

Левон вопросительно посмотрел на Васю с Кецариком, и те на всякий случай отошли на пару шагов.

— Извиняйте, мужики, непонятка вышла, все ровно. Никто никому ничего не должен.

— Погоди, Вася, а мне ты разве не должен? — осмелел я.

— Серега, это наши с тобой дела, разберемся, все верну!

— Теперь это и мои дела, — встрял Левон, отпустив ноющего Кепочку и сделав шаг к Васе. — Сколько он тебе должен, Сережа?

— Тысяч пять.

— Чтобы все вернул, понял?

Вася закивал. Левон кивнул и приказал:

— Валите отсюда и этого... своего заберите.

Когда Вася с корешами ушел, к нам подошел Миха:

— А чего случилось-то? Чего они хотели, Серега? Левон, ты его ударил, что ли?

— Пойдемте уже, — сказал я. — За столом поговорим.

— Пожалуйста, идемте быстрее, — сказал Миха. — Они могут вернуться. Мстительный народ эти алкаши.

Квартира у меня небольшая, однокомнатная с отдельной кухней. Пока я накрывал скудный холостяцкий стол: водка, соки, салатики из супермаркета, разогретые в микроволновке сэндвичи, нарезанные огурцы, помидоры, — ребята осматривали мою комнату.

В одном углу — раскладной диван. У стены — шкаф с одеждой, рабочий стол с компьютером, книжные полки, за которые мне стало немного стыдно. Вся серьезная литература была в родительской библиотеке: русская и зарубежная классика, советская проза, научная фантастика и хорошие детективы. Отец увлекался Гарднером, Чейзом, Агатой Кристи, но искренне любил только хорошую научную фантастику: Азимова, Шекли, Саймака, Гаррисона. Помню зачитанные нами до дыр сборники "Калейдоскоп" и "Судьбы наших детей"...

Студентом я увлекся фэнтези. Как, наверное, у всех, все началось с прочитанной в школе первой книги "Властелина колец" Толкиена. И когда на первом курсе я обнаружил, что у "Хранителей" есть еще две книги продолжения, которые я прочел запоем, я стал читать все подряд в этом жанре: Пратчетт, Желязны, Перумов, Сапковский, Асприн, Энтони, Джордан...

В последнее время я все больше корил себя за то, что читаю несерьезную литературу, занимаюсь эскапизмом, живу в других мирах, созданных не мной, в роли зрителя, но не героя. И замечание Гараяна, услышанное мною, только утвердило меня в таком мнении:

— Попахивает инфантильностью. Книжная полка подростка.

— В смысле? — оскорбился за меня Миха, гордый владелец ночной эльфийки девяностого левела и большой поклонник фэнтези.

— Без комментариев, — улыбнулся Левон, увидев меня.

— Я там это... все приготовил. Идите жрать, пожалуйста, — сказал я.

— Старик, а если они теперь Сереге жизни не дадут? — спросил Миха Левона, разливая водку по рюмкам.

Я присоединился к Михе:

— И, правда, Левон, что дальше?

— Сережа, помнишь, что наш водила сказал? О том, что я слишком много думаю? А ведь он прав. Зачем грузиться тем, что еще не произошло? Надо делать то, что зависит от тебя. И если не получится, по крайней мере перед собой ты будешь чист. А страхи лучше держать при себе и не давать им съесть тебя. Я вот для себя решил: не буду за Миленкой бегать. Захочет — сама вернется, не захочет — так и смысла унижаться нет!

— Круто ты этого, в кепке который... — сказал я, возвращаясь к волнующей меня теме. — Я вот всегда знал, как себя вести в такой ситуации, но никогда не вел: тупо впадал в ступор и не мог из него выйти.

— И часто влипал в такое, старик? — спросил Миха, нанизывая на вилку огурец.

— Порядком: и я, и знакомые мои. Вот слушайте. Не секрет, что в провинции пьют по-черному. Объяснение простое: сложно найти способ развлечься. Только если одни выпьют — и вреда другим от них никакого, то другие толпой идут развлекаться. По-своему. Главное развлечение для них — запинать кого-то до полусмерти.

Вот классический сценарий. Толпа малолетних или вполне совершеннолетних, а часто и тех и других, рыщет по округе в поисках жертвы. Только в своем районе! Потому что в чужом можно и самим отхватить от таких же искателей приключений. Дальше к жертве подходит один из шакалов: "Э, братиш, где здесь круглосуточный магазин?".

Жертва искренне задумывается. Одно неосторожно сказанное слово — и можно не только здоровья, но и жизни лишиться.

"Здесь рядом вроде нет таких. Но в паре кварталов отсюда есть магазин, там работают допоздна", — говорит жертва.

Круглосуточный магазин шакалу не нужен. Поэтому следует пробный заброс, от ответа на который можно понять, овца ли жертва или нашла коса на камень. Несмотря на численное превосходство, никому из шакалов не хочется терпеть физические потери в виде подбитого глаза. Ведь это всего лишь развлечение, подразумевающее только удовольствие и ничего больше.