Шакалы

— Тсамм! В центрум — ну!

Гондола врезалась в борт, прозвенев захватом контейнеров. Иллоя бросило в шлюз — он едва устоял на ногах. Оранжевые фигуры в шлемах ожидали в девяти метрах.

— Налево, — скомандовал Иллой.

Тсамм обернулся спиной, двинулся по стволу. Напарник — за ним, боком, спиной по стене, не опуская оружия. Вслед Иллой.

Перешли блок-переборку, дошли до центрума. Тсамм обозрел узкий пенал — спокойно.

— В правом, я говорил, мертвый, — сообщил Иллой. — Свернул шею. Видно, дергал к калоше.

— Не повезло. Идем левым.

Тсамм пересек центрум наискосок, остановился у правой южной шахт-ниши, обернулся — оптика сверкает в полумраке резервного света, зеленые светляки "примочек" мигают. Напарник прошел вперед к левой. Иллой свернул за угол и перебежал к правой северной, напротив Тсамма. Шахта, полоса световода, лестница — горячие шершавые перекладины, удобные и успокаивающие; стержень шеста, пиктограммы, выводы; наконец — люк в центрум марш-яруса.

— На месте.

— Иллой, без нервов.

Иллой выглянул из-за кольца. По южной стене та же картина — кольца шахт-ниш, два шлема, две полоски стереоматов. Он соскочил первым, не спуская стволов с обоих. Опять эта загадочная жара — наверху было гораздо прохладнее; пусть вентиляция яруса "в ноль", все равно слишком жарко — неестественно жарко. Тсамм со своим вошли в левый ствол, Иллой вслед. Выводы, люки, красные точки статусов, где-то мигает желтым; панельные швы, неяркий флуоресцент пиктограмм; тусклые желоба световодов по углам ствола. Прошли блок-переборку. Последние двадцать один метр. Кольцо в центрум.

— Стаг! Обстановка?

— Ты где?!

— Здесь, левый север. Нас трое.

— Придурок! Надо было разделиться в экваторе! Что за тактика! М-м-м...

— Заткнись! Где они?

— Второй в люке, урод... Лезь в левый... Замкнуть его оттуда, и через шахту... Вас же трое!

— В чем и проблема! Тактик нашелся. Тсамм!

Тсамм выглянул из кольца, оглядел центрум. Отошел назад. Разбежался и прыгнул, тусклой кометой, к шахт-нише напротив. Но двенадцати метров центрума Тсамм, каким бы прыгуном ни был, разом преодолеть не смог. Ему пришлось приземляться и отталкиваться еще раз.

Тсамма спасла выучка, тренировка, отработанный контроль антуража — Иллою оставалось завидовать. Тсамм сгруппировался настолько компактно и быстро, что разряд только тронул подошвы. Доли секунды, на которую накопитель оборвал импульс, Тсамму хватило чтобы достать до шахт-ниши и скрыться.

Лохматая белесая шпага погасла. Тсамм — слева, через пенал центрума; окаменел за черным кольцом. Тсаммов напарник — напротив; впластался оранжевой кляксой в серую зелень стены.

— Стаглем, он уже здесь! В северной право!

— Ну мочите его, мочите! А потом этого, этого!

— Расслабься... Наш ход, Тсамм!

Тсамм подтянулся на перекладинах лестницы, скрылся в толще нижнего (для положения-норма) перекрытия центрума. Долгая пауза.

— Иллой, я в точке. Пробую зону.

Приглушенный хлопок разряда (Тсамм). Еще один, тише (тот, в трюме? или второй, из шахты?). Четкая, спокойная реплика Тсамма:

— Иллой, ни с места. Он там же.

Серия выстрелов, блики на стенах шахты, стук приклада по перекладинам, пауза.

— Иллой, червяк в норке. Пошел!

Спиной вперед, Иллой пересек центрум, влип в южную стену — сегмент, недоступный из южных шахт-ниш. Теперь веером одного ствола он контролировал обе северные, другим — напарника Тсамма.

— Тсамм! Я в точке.

— На балюстраде. Вернее, почти. Сижу на люк-раме как сраный петух. Шаг вперед — меня режет второй, но этого я закрючил. Торчит где-то внизу, в кольце... Вернее, вверху — в комме, или на марше — ты понял... Действуй!

— Стаг! Обстановка?

— Ил, я никого не вижу!.. Я под балкой... Но первый мочит все так же... М-м-м... С-с-сука... Режет всю балюстраду...

— Держись! — Иллой облизал губы под респиратором, мокрым и отвратительным. — Тсамм!

— Я здесь, Иллой. Твой ход! И если будешь нервничать...

— Тсамм! Мой упал, всё!

— На него никто не рассчитывал. А вот ты стреляешь как надо. Хочешь, скажу одну вещь? Лучше всех кого я знаю. Кретин, я поэтому и пошел!.. Поэтому очень тебя прошу — не нервничай!

Иллой поднял ствол в левой руке. Он чувствовал, что развоплощается — следить одновременно за оппонентом, за шахтами, за всем центрумом сразу — нереально. Кто и откуда может еще здесь возникнуть — привидение с клинком плазмы?

Напарник Тсамма отделился от левого северного кольца и устремился наискосок, мимо Иллоя, к правой южной шахт-нише — чтобы замкнуть второго противника снизу. Иллой весь превратился в чувство. Скулы ныли от напряжения. Пот просачивался под фиксатор стереомата (старое барахло!) и раздражал до остервенения. Иллой вдруг осознал, что не дышит — дыхание остановилось.

Человек Тсамма успел добраться только до середины центрума. Когда он оказался на линии с правой северной шахт-нишей, в кольце люка мелькнула тень.

Нервы — и тренировка — сыграли с Иллоем злую шутку. Человек Тсамма опоздал на долю секунды — Иллой, падая вбок, разрядил оба ствола разом.

Пространство, только что занятое его телом, пересекли два разряда. Лучи схлестнулись, словно сражаясь за первенство рассечь Иллоя на куски. Треск пробитой обшивки смешался с животным воплем. Оранжевая фигура разошлась как по шву. Иллой на самом деле не понял — понять было нельзя — чей же разряд, из трех?!

— Тсамм! В какой, к черту, норке?! Их тут целый клубок! Какие, к черту, калоши?!

Тсамму потребовалась секунда, чтобы собраться, хмыкнуть:

— Количество пайщиков сократилось.

— Тсамм, говорю — я не понял!..

— Да заткнись. Третья точка ствола... Теперь мы вдвоем.

Иллой посмотрел на две части тела. Одна упала в середине центрума, другая, диким образом пролетев три метра, шлепнулась на потолок и проскользила еще столько же.

— Тсамм, — Иллой облизал сухие горячие губы, — Еще один червяк — север-право.

— Принял. Иллой, вперед.

Иллой, не отрывая спины от обшивки, перебрался к правой южной шахт-нише, юркнул в кольцо, замер на горячем металле. Жизнь теперь зависела не от реакции и мастерства, а от того — мог ли кто-то из уцелевшего экипажа скрываться в шахтах, пронзавших машину по всей высоте. Тридцать метров стиснутого пространства, где наколоть на спицу луча может любой сосунок — вслепую.

Иллой вдруг ощутил тихую панику. Ему вдруг как-то по-странному четко и ясно подумалось: вся затея — вздорный, несуразный, отъявленный бред — такой же, как вся его жизнь последние годы. Шакал доморощенный — не то слово! Идиот, мальчишка! Но почему? Почему? Чем мы хуже других? Тсамм — сволочь! Сколько ящиков нашакалил? Не посчитать. А я в кои веки собрался... Квемго, кретин, — со своим жребием. Надо было сразу валить — живой борт! Вообще, вся ситуация, — дикость!

Иллой снял шлем, повесил на ствол, медленно высунул в шахту. Глупая старая шутка сработала безотказно. Разряд ударил в кольцо. Искры рассыпались с жарким треском.

Иллой зажмурился от яркой вспышки (почему так быстро упал элемент стереомата — значит, поля с локали все-таки не было?). Иллой вернул шлем на мокрую голову. Новый разряд ударил в кольцо, с другой стороны (если так — хорошо; элементы у червей не бездонные, — но почему тогда молчал дефектор?) Луч бил под острым углом — бил из левой северной, напротив шахты, в которой скрывался Тсамм (почему не определил такую-то вещь, как падение плотности локального поля?!).

— Ах, ты сволочь! — заорал Иллой, оглушенный и осатаневший.

— В чем дело?!

— В чем?! Треснул из левой! И я понял — это еще один! Как в учебнике!

— Где?!

— Напротив тебя! Тсамм, в отвал!

— А ты уверен? Что это не галлюцинация?

— Ты, кретин, еще шутишь?

— Иллой, ты точно в норме? Орешь как червяк над шаром. Или в синдроме, всё?

— Заткнись, идиот! — Иллой рассвирепел — нервы закончились.

— Я просто знаю, что ты неврастеник. Как ты во Флоте столько сумел, вообще? Если свалишь отсюда живым, послушай совет старшего — хотя бы по званию. Отправляйся в Ноль-три-один и пройди нормальную рекуперацию. Там еще не от таких синдромов лечили. Скажешь — от Тсамма, присмотрят как надо... У нас дыра в тактике. Не хватает точки ствола. Сейчас ты пасешь обе северных, так? Выползаешь, сочишься по мертвой зоне. Правый ствол в веер на обе. Левым — свое кольцо. Твой держит первого в трюме. Я держу своего и первого в трюме отсюда. Как понял?

— Стаг! — переключился Иллой. — У нас потери.

— Ил... Забери меня, Ил... Связался я с вами... Забери меня, Ил...

— Стаг!

— Ил... Я здесь, совсем рядом... Забери меня, Ил...

— Стаг! — Иллой стукнул кулаком в кольцо, облизал губы под респиратором. — Стаг, у нас тут, похоже, три червяка! Стаг, включись! Тсамм в левой — держите! Локалка упала, он только на элементе!.. Еще один веер — и он сдохнет!

— Я здесь, рядом... Забери меня, Ил...

— Квем! Обстановка? Квем! Что молчишь? Стаг!

— Ил... Я здесь, рядом... Я рядом... Ил, заберите меня... Заберите меня отсюда!!!

Иллой снова ударил в кольцо — так, что чуть не разбил костяшки.

И тут все исчезло.

Резервный свет — тусклый, полупризрачный — угас в абсолютную ночь. Остался стук сердца, осталось дыхание, остался грохот в ушах, тихий звон такелажа, по-страшному четкий в глухой пустоте.

— Тсамм! Стаглем! Квемго!

Мертвый шлем, мертвая оптика. Иллой положил один ствол на кольцо, стянул с потного скользкого носа стереомат. Иллой даже не представлял, что темнота может быть такой — когда нет вообще ничего, ничего даже такого, в чем эта темнота может быть — никакого пространства, в котором она может существовать. Только металл кольца под рукой, только дыхание, только молот в ушах.

— Тсамм! — заорал он в жуткую пустоту, вцепившись рукой в обод кольца под бедром — единственное, что осталось от мира.

Респиратор лез в рот мерзким кляпом. Иллой стащил мокрую маску, задохнулся, хлебнув будто горсть сухой раскаленной пыли — гарь обугленной облицовки, характерный чад излучателей, сладкая вонь поджаренной плоти. И ничего вокруг — ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Иллой направил ствол в шахту, нажал спуск — ничего. Он жал и жал мокрым пальцем. Карабин превратился в игрушку, у которой закончилась батарейка.

Ему стало страшно. Что происходит? Что за новые штуки на тридцать пятой? Или — всё, правда синдром?

Где-то в стороне в кольце балюстрадного скрючился Тсамм. Где-то выше умирал Стаглем. Почему никто не стреляет?!

— Тсамм! Квем! Ну не молчите, уроды!!!

Иллою показалось, что его перенесли в какую-то другую вселенную. Нет изувеченного грузовика, нет наверху яркой гондолы, еще выше нет Квемго, а их собственного борта, скрытого где-то там за каменным парапетом, не было вообще никогда.

И никогда в жизни Иллою не было так вот страшно, так по-животному жутко — чтобы хотелось заорать во всю глотку, и броситься вон — хоть куда, но только бы вон отсюда.

Иллой сидел в пустоте, вцепившись в кольцо люка шахты. Он пытался собраться с мыслями — но они тоже исчезли, вместе со всем пространством.

Вся затея — глупость, тупость, идиотизм. Почему Тсамму всегда и везде везет? Чем он так отличился перед судьбой? Или, чтобы всегда и везде везло, надо быть таким засранцем? О его "подвигах" всем хорошо известно.

Почему никто не стреляет? Иллой вдавил курок. Почему никто не стреляет?

Он с тоской подумал о последних шести годах. Квемго все-таки сволочь. И Тсамм — сволочь. Все сволочи. Надо было идти в Разведку. Ведь звали! Чуть ли не уговаривали. Перестали. Шесть лет — в сток.

Но Тсамм — сволочь! Размотал снаряжение всей когорты — раз. Пустил налево аперту с заливкой на пол-легиона — два. Присунул ящик с довольствием для сосунков в Два-ноль-два — три. И каждый раз выходит сухим из воды. Почему? Демобилизовался по передозу. Чтобы у этой лошади — передоз? Великий Континуум.

Кто и зачем прикрыл их работу? Беспрогрессная масса — это тебе не "полигонометрию триангулировать" (Квем, старик, где ты там?!). Но даже того, что успели... Мысль, радуясь, что ее, наконец, перестали планомерно душить, понеслась "в неизведанное". На тридцать пятых — индукторы с ПРП, парафазным резонансом Поля. Контуры инверсированы. Ввод серии со спаренным вектором тяги откладывали почти десять лет. В конце концов, понятно, ввели — столько денег, понятно, и времени... Но СВТ — палка даже не о трех концах.

Видимо, это судьба. Везет всяким Тсаммам, всяким прочим кретинам, всяким разным уродам. Борт должно было размочить в лепешку. Когда дергают с фазы, а рядом верная точка, по-другому никогда не бывает. Втроем-вчетвером по-другому и не шакалят! Нет — полезли в борт на три пятых целый! Да еще тридцать пятый! (Значит, слухи не всегда — вранье; вон какой крепкий, сволочь. Но что оставалось делать? Других сейчас не было. Глухо на ближайшие месяцев шесть.) Умирать не страшно — а вот так, безмозглым жуком в жестянке, просто совестно.

Ну заорите, хоть кто-нибудь! Уроды.

И все-таки. Они были уверены, что беспрогрессный климакс именно так опасен? Жаль, не удалось еще раз встретиться с Энхгемом — он явно что-то недоговорил. Иллой сцепил зубы и простонал. Он вдруг сейчас, именно здесь и сейчас, понял — насколько бешено интересно и значительно дело, которым он занимался. Которым ему следует заниматься — и насрать на всю эту хрень.

А-а-а! Надо бы заорать, но страшно. Страшно — как в детстве, когда спастись можно только спрятавшись с головой под одеяло. Только бы не свалиться с кольца, сразу погибнешь — утянут в ужасное нечто. Поле... Ужасное Нечто.

Тсамм, сволочь, это ты во всем виноват. Все тебе мало. С тех пор как сорвал, за эти два года сдернул, со своими головорезами, три (если не четыре) ящика. Зачем тебе такие-то деньги?! И куда они у тебя уходят?! Прикинуть — только за четыре года на Внешнем награбил и наворовал столько!.. Да мне бы хотя бы одну двадцатую...

Ладно! Решение возникло, оформилось и окрепло в мгновение. Пока обойдемся без собственной лаборатории. В Разведку. Наплевать что там и как, что про них говорят. Физика — она и на Внешнем физика. А нас больше ничего не интересует. Ведь правда не интересует! Что за дурак. Только бы выбраться. Выбраться! Был бы индуктор один — ничего бы этого не случилось. Но их два. Инверсивные устройства вообще могут работать только по два, только парой. Но как? Как это произошло технически? Что именно нужно сделать с устройством? Чтобы случилось такое. Великий Континуум! Иллой прикинул (хотя бы пару приборов сюда!), какой интенсивности грянет коллапс, и ему стало нехорошо.

И ведь звали! Иллой в злобе треснул ладонью в кольцо. Горячее! Еще бы. Невольный — и суеверный — страх перед этой Стихией смешался с какой-то мальчишеской гордостью — надо же! Я, похоже, единственный физик в Галактике! Который побывал в этом, реально! Приборов сюда, хотя бы...

Бюджет слили, что называется, "в самый нужный момент". Когда, наконец, все стало так получаться! Ну суки ведь, суки! Когда вдруг нашелся даже какой-то кретин (в очень хорошем смысле), который дал денег на экстрем-резонатор! Потратил немалые деньги, неизвестно зачем, неизвестно на что. (Мало ли чудаков в Галактике, ладно.)