Оборот

— Я тебе вкусненького принесла. Как ты любишь.

Кормит меня с руки. Где внутри меня, прежний я морщиться. Приучают к руке. Хозяйской руке.

— Пойми, мы тебе добра желаем. Так устроен мир. Хозяева должны править, слуги подчиняться. Ты должен быть хорошим слугой и слушаться хозяев.

ХОЗЯЕВ...

Я продолжаю есть. Давлюсь, жадно глотая куски торта. Как хорошо, что здесь есть кто-то, кто обо мне заботиться. В голову закрадывается мысль, что может я был не прав? В этом мире так всё устроено. Надо подстраиваться под систему, а не пытаться её переделать.

Мой мозг усиленно ищет пути обхода остатков гордости. В прежнем мире же люди приняли понятие "господин, хозяин". Морщились, ругали новую власть, но приняли. То, что было под запретом, почти что ругательством, что предки выкорчевали с таким трудом, такой кровью.

И сейчас с языка вполне спокойно слетало: "господин Петров, ваша машина подана", или "хозяин заколебал, уже четвёртый месяц зарплату задерживает".

И я в принципе был наёмным работником у хозяина моей фирмы. Да, этот термин, пожалуй, подходит. Я наёмный работник у графа Редина. Работаю за пищу и крышу над головой.

Чувствую раздвоенность в душе. Тот, прежний я орёт, пытается достучаться до меня. Но я больше не могу. Не могу терпеть боль. Пусть он замолчит.

Уходи!

В голове мимолётом возникает лицо незнакомой черноволосой девочки. Она улыбается, смотря на меня. Почему-то мне это неприятно.

Шестой день.

Утром Шрам повёл не в пыточную, как обычно, а к колдуну. Неужели издевательства закончились? Надежда вспыхнула с новой силой. Старикан как всегда что-то химичил. Завидев меня, достал с полки маленький пакетик и подошёл.

— Так, что тут у нас? Какой— то ты стал равнодушный. Жизни не радуешься. Так не пойдёт. До меня дошла информация что прогресс в твоём обучении замедлился. Надо его подстегнуть. Съешь, — и протягивает мне пакетик.

— А меня не будут больше бить?

— Нет, конечно, — улыбается старый хрен.

Ладно, лишь бы били. Тщательно жую буренкин корм. На вкус солома, соломой. Прислушался к себе — вроде всё как обычно.

Идём обратно. Прошли поворот к моей каморке, затем к выходу из замка. Подошли к лестнице, ведущей в пыточную. Я задёргался. Опять!

— Вы же обещали. Я больше не хочу, не надо.

Пытаюсь упираться, руками за что-нибудь зацепиться. Получаю подсечку, и в камеру меня затаскивают. Опять этот долбанный крюк. Палач смотрит на меня и улыбается. Шрам как обычно подпёр стенку.

Бл*ть, верёвка сильнее чем обычно впивается в руки. Как -будто кожу сдирает. Сжался в ожидании удара.

Ааа!

Очухиваюсь в непонятном демонском мире. Снова лежу на краю пропасти. Рядом сидит черноволосая и смотрит на меня.

— Почему я здесь? — спрашиваю у неё.

— Там, во внешнем мире ты сдался. Сейчас "твоё" тело висит там. А ты, испугавшись, сбежал сюда. В мой мир. Ну что, ты признаешь мою власть? Ты же просто тряпка. Ты не достоин обладать этим телом. Если назовёшь меня своим господином, тебе не придётся возвращаться туда. К боли. Останешься здесь. Я даже иногда буду позволять тебе выходить наружу.

Я молчал. Устал бороться. Не хочу больше битья и унижений.

Но что-то всё равно удерживало от последнего шага. Просто смотрю вдаль. Там равнина постепенно переходит в горы, отсвечивающие голубым. Вот бы побывать там.

Вдруг рассеянное внимание отвлекается на тень, слабо колышущуюся позади демона. Вглядываюсь. Мужик в военной форме. Старого военного образца, времён Великой Отечественной. Стоит, опираясь на автомат с круглым диском. ППШ вроде называется. И смотрит на меня. Просто смотрит. Кого-то он мне напоминает. Блин, да это же дед. Капитан, командир батальона. Умер до моего рождения. Я его только на послевоенных фото видел. Там он гораздо старше. Поэтому сразу не узнал. Почему мне так неуютно под его взглядом? Даже стыдно?

— Дед прости меня, — слезы кататься из глаз, — я не могу больше. Не могу.

Да не смотри ты на меня!

Вспомнил один из рассказов мамы. Дед не любил вспоминать войну. "Война — это грязь и кровь" — всегда говорил, когда дети просили рассказать. Но когда выпивал иногда вырывалось.

— На Ленинградском фронте это было. Приказ был взять высоту. Ну лежим, ждём, когда артподготовка закончиться. Стволы смолкли. Всё, пора. Поднимаю батальон в атаку. Бежать трудно, снега выше колена, валенки проваливаются. Но бежим. Вдруг удар и я лежу. Пуля лёгкое прибила. Лежу на боку и вижу, как белый полушубок красным становиться. Встать не могу. И бойцы залегли. Смотрят на меня, никто встать не решается. А я понимаю, если не встану, все мои здесь и полягут. Нельзя так. Надо вставать. И после мыслей этих легко как-то стало. На живот перевалился, сначала на колени встал. Потом поднялся и побежал.

Мама говорит, что дед только пять метров пробежал. Пока сознание не потерял. Но этого хватило, чтобы бойцы тоже встали и побежали. Атака не захлебнулась.

— Нет такого слова "не могу", есть слово "надо", — говорил дед моей маме, когда она капризничала.

И мне тоже легко как-то стало.

Надо! Надо встать. Я тебя больше не подведу деда. Переворачиваюсь на живот, подтягиваю колени и встаю. Меня сильно качает. Смотрю прямо в глаза чёрной.

— Ооо, характер в конце показать решил, — усмехаясь говорит она.

Стою из последних сил. Жгучее желание врезать по этой лыбящейся роже. Но сил даже на шаг не хватит. Мы оба в одном теле. Почему же тогда она так сильна, а я так слаб? Какая тут связь?

Но тут до меня доходит. Это не мысль, скорее что-то интуитивное. Неужели...

Я опускаюсь на колено и беру в руку острый камень.

— Камешками решил покидаться? А силёнок то хватит? — продолжает она издеваться.

Ничего не отвечаю. Вместо этого примерившись, резко провожу острой кромкой камня по руке. Кожа расходиться неровными краями и показывается кровь.

— ААА, ты что делаешь, мразь? — слышу визгливый голос.

Не останавливаясь, продолжаю резать свою плоть. Уже все руки изрезаны, начинаю полосовать грудь. Кровь уже льётся маленькими ручейками, походу перерезал пару артерий.

Черноволосая визжит и катается по земле. А я даже боли не чувствую. После того что творилось в реале чувства как-то притупились. Даже прилив сил ощущаю. Потихоньку подхожу к ней.

— Нет у нас господ. Нет и не будет.

Демонесса тяжело дышит и молчит, закрыв глаза. Отворачиваюсь чтобы осмотреть окрестности поподробнее. Как отсюда выбраться?

Чувствительный пинок и я лечу в пропасть. Только в последний момент успеваю схватиться за край и сейчас вешу на руках над бесконечным провалом. Чёрная подходит и наступает мне ногой на пальцы.

— Я здесь хозяин, а ты сейчас сдохнешь, — слышится её довольный голос.

Во мне поднимается какая-то холодная ярость. Раз я сдохну, то и ты со мной.

Второй, свободной рукой, резко хватаюсь за ногу чёрной и используя свои ноги как рычаг тащу её вниз. Тело выгибается дугой, чёрная падает, упирается изо всех сил, когти на руках бороздят сухую землю. Последний рывок и всё. Мы в обнимку летим вниз. Совершенно не чувствуется сопротивления воздуха.

— Мы сейчас умрём, — слышу полный страха и отчаяния голос.

А я улыбаюсь. Впервые в этом мире вышло так как я хочу. Даже ценой жизни.

Вдруг чёрная меняется, её ноги удлиняются, а из спины вырастают крылья. Она пробует ими махать, но я мёртвой хваткой вцепился в неё. Падение замедлилось, но мы, кувыркаясь, все так же летим вниз.

— Ты понимаешь или нет? Мы погибнем. Я не хочу обратно в темноту, — пытается уговорить меня демон.

— Мне все равно, главное, что ты сдохнешь, — равнодушно я отвечаю.

Следует ещё пара отчаянных рывков. Затем чёрная затихает. Слышу, как она говорит сквозь зубы:

— Я признаю твою власть. Позволь мне вытащить нас наверх отсюда.

Что ж, с другой стороны, в этом мире у меня ещё остались незаконченные дела. Молча разжимаю руки и по одной спускаю ей на пояс. Освобождённые крылья расправляются и падение превращается в планирование. Заложив крутой вираж, демон усиленно машет крыльями, и мы начинаем подниматься. Вот и вершина. Чёрная мягко приземляется, и я слажу. Она обратно трансформируется в человека.

— Как отсюда выбраться? — спрашиваю у чёрной.

— Надо заснуть, и проснёшься во внешнем мире.

Я ложусь на землю, закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.

— Что ты собираешься делать дальше? — в голосе демона слышно беспокойство и даже страх, — тот властный человек не простит тебе непослушания. Чтобы не злить его ещё больше надо сразу же выполнять все его приказания. Если тебе не нравиться подчиняться, я могу взять это на себя.

Ну, демон есть демон. Там, где грубая сила не прошла, решила хитростью.

— Нет, я сам.

Чувствую дыхание на своём лице. Что-то касается шеи. Её коготь, наверное.

— Что медлишь? Давай! — мои слова тают в сухом воздухе этого мира.

— Нельзя — с нескрываемым сожалением отвечает демон, — если умрёшь ты, умру и я.

Точно, что-то такое говорил и старикан маг.

— А что ж ты тогда меня с обрыва скидывала?

— Ты не должен быть упасть, — глухо говорит демон, — должен был испугаться и признать мою власть.

— Ну, облом у тебя вышел чёрная, — не весело говорю я.

— Я даю тебе свою силу. Без неё ты ничто, — кричит она злобным голосом.

— В жопу себе её засунь.

— Ты всё равно придёшь ко мне и будешь умолять, — с мрачным упоением продолжает демон.

— Долго ждать придётся.

Я ушёл в себя, стараясь больше её не слушать. Почувствовал, что начал проваливаться куда-то.

— Не называя меня чёрной. Меня зовут Квадраиэль, — услышал напоследок.

Да мне похер. Опускаюсь на землю и закрываю глаза.

В пыточной всё по-прежнему. Плётка раз за разом опускается на спину. Я дёргаюсь. И да, мне больно. Но я молчу. Молчу стиснув зубы.

Перед сном опять пришла мелкая дрянь. "Заботу" проявить. Как я мог поддаться на эту психологическую херню? Умом же понимал — это просто дрессировка. Прививание чувства преданности непослушного пса к хозяину. Он ведь хороший, жалеет. А плохие дяди каждый день издеваются. И ничего что они заодно. Всё равно ждал, пока она придёт.

Как вспышка воспоминание сосредоточенного лица этой дряни, когда она перерезает горло той бедной девочки. Опять завела свою песню об хозяевах и слугах. Какие на хрен хозяева? Я не слуга. Я. НЕ. РАБ

Ох не зря предки всю эту шваль в гражданскую к стенке поставили. Становиться стыдно и внутри разгорается ярость. Хочется вцепиться в горло этой мрази, но ошейник давит, напоминая о последствиях.

Сначала надо снять ошейник. И хотя там, во внутреннем мире я не позволил тёмной взять верх, тут я так и остался оборотом и серебро по-прежнему меня ранит. Уже проверял. Как обмануть? Уже не слушаю что там говорит мелкая. Жую хавчик, а мозг прокручивает варианты.

Дрянь уже ушла, а я никак не могу успокоиться. Надо притвориться что моя дрессировка идёт успешно. Попытаться незаметно ослабить ошейник. Затем на прогулке, снять его и свалить.

Но чем ослабить? Да блин, обычным камнем. Это же серебро. Даже если сплав, всё равно мягкое. Осторожно подпилить с обратной стороны, чтобы не было видно.

Подобрал на арене кусочек камня и спрятал в безрукавке. Страшно было первый раз прикоснуться к цепи. Руку обожгло, в месте контакта она покраснела.

Минут десять собирался с духом чтобы повторить. К этой боли не мог привыкнуть. Но всё равно каждым вечером тренировался, упрямо сжимая зубы. Сквозь слезы и сопли.

В конце недели отвели к колдуну.

— Я вижу моя микстура подействовала. Ты демонстрируешь успехи.

Я несколько раз глубоко вздохнул, гася ненависть. Ещё не время. Он враг и заслуживает смерти за свои действия со мной и людьми. Но сейчас он мне нужен как источник информации.

— Зачем мне такие тренировки? Ведь силу обороту даёт демон, сидящий в человеке.

— Нет, это не верно. Когда демон берет контроль, человек сильнее не становиться. Просто душа использует только часть возможностей тела, а демон полностью. Поэтому одержимые так сильны, но недолговечны. Человеческая плоть не выдерживает предельных нагрузок. Соответственно, чем сильнее человек будет тренироваться, тем сильнее будет, когда обратиться.

— А как узнать, — я запнулся, пытаясь подыскать понятный для местных синоним к слову "прогресс", — как узнать насколько сильнее я стал? И по сравнению с собой и другими.

— Ты же видишь ауру у всех людей что повстречал?

Да действительно, что-то такое было, когда демон брал контроль. Все живые объекты как будто были окутаны облаком разных форм и цвета. Я думал это просто особенности восприятия демонов, а это оказывается его способность. По цвету и размеру ауры можно судить об опасности и/или съедобности для меня конкретного объекта.

Весьма полезное свойство. Только не информативное. Хрен его знает, что тот или иной цвет значат. Хотя...

Я задумался, вспоминая. Сынок графа был с ярко красной аурой. Остальные воины того же цвета, только не так сильно светились. А вот пленные крестьяне были бледно синего цвета. Все как в моем мире — яркий цвет опасность, бледный нет. Вот и разгадка!

Проблема в том, что я все это видел только когда демон брал над телом контроль, а мне эта способность нужна постоянно.

— А можно сделать видение этой ауры, когда я в обычном, не оборотском состоянии и более наглядным?

— Мм...? — удивился старикан.

Бл*ть как описать этому средневековому Дауну принцип боевого интерфейса в играх моего мира.

— Ну, чтобы об опасность врага говорил не цвет его ауры, а цифры. Насколько он опаснее меня.

— Зачем тебе это? — с подозрением в голосе спросил старикан.

— Так мне проще будет оценивать возможности противника в бою и эффективнее действовать.

У колдуна от удивления поднялись брови.

— Твоя сообразительность сильно улучшилось. Ты говоришь о "воинской гемме"?

— А что это такое? — настал мой черед удивляться.

— Каждый воин заказывает у мага материолога...

— Кого? — перебил я с удивлением.

— Это маг, который работает с физическими предметами. Познает их суть. Изменяет их свойства или добавляет новые. Гемма, — старикан собрался с мыслями. — Это специальным способом обработанный камень, наделённый магическим свойством помнить информацию о хозяине. Его победы, достижения, мощь оружия и прочность доспехов. Всё это может увидеть каждый, у кого тоже есть воинская гемма.

— А зачем это воину?

— Сильные хвалятся своей силой и успехами, слабым видно примеры куда стремиться. К тому же чем выше уровень мастерства воина, тем больше денег он может затребовать за свою службу.

— То есть с помощью геммы можно увидеть способности каждого живого существа которого видишь?