Поднебесье

Кортес шёл к своему дому, идти было не далеко, пару переулков. Но он уже чувствовал, как что-то родное манит его, встречает. И это явно были не улыбки проходящей мимо него девчушки с двумя вёдрами. Это было что-то большее, что заставляло сердце выпрыгивать из груди, а разум туманило от одной только попытки вернуться к реальности.

Он прошёл мимо старой брошенной маслобойни, в последствии перестроенной под казино. Старые покосившиеся подпорки, что были раньше, заменили новыми, крепкими балками. А ведь он раньше так боялся ходить под этим балконом, как же это было давно. А вот и колодец, куда они так любили смотреть. Какими наивными были, когда верили в живущего на дне осьминога. Рассказал же старый дед про ужасных чудовищ со щупальцами, а они и поверили, боялись, что чудище придёт за ними ночью, если будут вести себя плохо. Детство — прекрасная пора, когда ты ещё ничем не испорчен, ничем не сломлен.

Вот и дом старой травницы, наверное, уже и померла старуха, раз окна заколочены, хотя может зелья свои варить продолжает. Много чего изменилось с тех пор, уже не узнать никого в тихом городке Рио-Ланде.

Кортес завернул за угол, едва не столкнувшись с выбегающими из-за поворота мальчишками. Он сорвал полусухой колосок, отломил верхушку, оставив мелкую часть стебля, сунул его в рот и стал интенсивно перебирать зубами. Шаг его резко замедлился.

Что же он скажет родителям? Столько времени не виделись, ушёл так неожиданно, и вот вернулся. Долго его не было в родном доме, может про него уже и забыли, хотя — что за глупости? Он жив, он здесь, вернулся домой, став бойцом и мужчиной. Теперь он знает, чего хочет, и теперь он не будет проваливаться в старые ямы.

Кортес шёл вдоль забора, постукивая пальцами по облупившимся доскам. Всё те же звуки, напоминающие детство. "Игра в рояль" — когда-то на этом заборе отгадывали мелодии со старых пластинок. Наверное, и сейчас бы отгадал пару мелодий.

Он подошёл к знакомой до боли калитки, с прежней уверенностью отодвинул засов и вошёл во двор. Старый дом, который когда-то была его крепостью, он нисколько не покренился, остался таким же крепким и приветливым. Куски рубероида ничуть не прогнили и не съехали, а ведь как трудно было таскать эти куски со свалки и помогать отцу и дяде крыть крышу. Зато теперь дожди не помеха семейному уюту.

Кустарник шиповника встретил Кортеса своим шелестением. Земля у корней была ещё сырая, а значит, недавно его поливали. Справа на верёвке сушилась потёртая рубашка, старые латанные на коленях джинсы и покрывало, которым ещё очень давно мать застилала его постель. У порога стояли два пустых алюминиевых ведра, старая, оббитая кожами дверь была чуть приоткрыта.

Где-то сбоку раздалось рычание, Кортес опешил, интуитивно кладя ладонь на рукоять ножа. Он повернул голову направо и встретился взглядом с тёмными глазами пса. Тот порычал немного, залаял, почуяв постороннего, но его агрессия проявлялась недолго.

— Брут? Это ты, малыш? — протянул ладонь Кортес, присев на корточки.

Пёс, повизгивая, в два прыжка приблизился к хозяину и, виляя хвостом как опахалом, принялся лизать его руки и лицо. Кортес потрепал за шкуру пса, которого помнил ещё щенком. Как же он вырос, настоящая лайка, преданный до смерти пёс.

Как же всё меняется, и как приятно обнаружить, что всё это — твоё родное.

Кортеса отвлёк звон падающей на порог алюминиевой посуды. Он повернул голову. Перед ним в оцепенении стояла его мать, такая же волевая и такая же родная. Она замерла, уронив посуду и рук, но сейчас ни для кого это не играло никакой роли. Мать ошеломлённо смотрела на своего сына, не рискуя закрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон.

— Кейн..., — женщина запнулась, ком встал в горле, лишив возможности говорить.

Предательская резь в носу настигла и Кортеса. Он поднялся на ноги, прекратив чесать пса за ухом, неуверенно улыбнулся и выдавил:

— Да, мама, это я....

4. За свой мир. История Кортеса.

Кортес проспал до следующего утра. Усталость сломила его окончательно, а ночь наградила крепким сном и хорошим отдыхом.

— Я уже думала, ты не вернёшься никогда, — с едва заметным волнением проговорила мать, разливая по чашкам кипяток. — Ты так неожиданно ушёл.... А ведь мир вокруг слишком опасен и мы с отцом очень волновались за тебя.

Она поставила чайник на горелку и достала три ложки из выдвижного ящика.

— Я много где был и многому научился, — ответил Кортес, закусив губу.

Мать с улыбкой на лице кивнула, села на сколоченный отцом табурет. А отец сидел рядом, в его взгляде можно было прочесть только одобрение, что сын вернулся домой после стольких испытаний. Он не мог ничего сказать против моих поступков, потому что сам когда-то был таким, сам принимал решения и учился жить.

— Так ты был за перевалом?

— Да, — помедлив, выдохнул сын.

— И как там? — тут же перехватил отец.

Кортес отпил чая из кружки. Чай был таким же ароматным и бодрящим, каким он привык его пить ещё в детстве. Как приятно, что он всё-таки дома....

— Нам так и не удалось ничего разузнать, вернулись с пустыми руками.

Кортес не стал говорить об истории с Леоном, незачем было разводить суматоху, когда ничего толком и не известно.

— Я учился военному искусству в Кратере, работал наёмником, охранником, даже приходилось быть шахтёром, — Кортес опустил взгляд на столешницу, ему было неприятно говорить, что он вдруг вспомнил о доме за такой период времени. Он помнил о нём, каждую минуту, но как это будет звучать. — А после я отправился за перевал, и вот вернулся оттуда, решил прийти сюда.

— И правильно сделал, — перехватила мать, кивая мне в поддержку.

Да, Кортес увидел, как на её глаза наворачиваются слёзы, слёзы радости и счастья. Наверное, сыновьям этого никогда не понять, такие уж мы. А о чём тут говорить, ведь каждый, кто вырос с заботой своих матерей, знает, как они порой ведут себя. Как они плачут порой, как они молчат и как они смотрят. Ты чувствуешь их настроение, их чувства....

И она смотрела на Кортеса, тая во взгляде радость и счастье. И как ни выкручивайся, каким бы ты плохим не был, тебе всё равно хочется обнять мать в такой миг. Просто обнять.

— Мы рады тебя видеть, сын, — хлопнул по плечу отец, растянувшись в улыбке. — Тебя жизнь научила и я вижу, что ты вернулся совсем другим.

— Спасибо, я тоже доволен, что когда-то ступил на этот путь.

Они пили чай втроём, как это было всегда.

— Мы знали, что ты когда-нибудь, а вернулся бы в родной Рио-Ланде, потому что ты был воспитан хорошим сыном, — отрезал отец.

— Да, я много думал о доме, о вас. Мне было очень неприятно осознавать, как я поступил. Взял и всё бросил.

Отец хмыкнул в ответ, но ничего не сказал.

— Будешь булочки? — спросила мать и потянулась к хлебнице. — Вчера наша соседка принесла булки, мужа поминать.

— Да, я с удовольствием поел бы, — согласился Кортес.

Отец чесал бороду, она отросла у него достаточно сильно для того, чтобы можно было за неё ухватиться. Наверное, он трепал её невзначай, по привычке.

— Ты не был в Адаране?

— Нет, не приходилось, — помотал головой Кортес, а затем добавил, — у меня там есть друзья, так что может быть и выберусь. А у вас тут как дела?

Мать с отцом переглянулись. Ничего особенного в этом не было, определяли говорящего, можно сказать. Заговорила мать:

— Да у нас всё по-прежнему, люди вот только с Рио-Ланде уезжают в более крупные города, хотя и к нам много кого прибывает. Многие покинули этот мир, то болезни, то налёт был год назад, кто своей смертью. И ничего с этим не поделаешь, остаётся вот только жить и не тужить. Видел же, как Брут подрос? Вечно голодный, есть просит.

— Да, большой стал проказник, — засмеялся Кортес. — А вы где работаете, всё так же?

— Отец твой на заводе сейчас, всё на том же, ремонтно-оружейном. А я всё в больнице, лечим людей, хотя в последнее время животными занимаемся.

Отец развёл руками в знак поддержки.

— Я видел, городок начинают реставрировать, где заборы новые ставят, где дома улучшают и достраивают, — заметил сын.

— Да, Рио-Ланде не беднеет, просто провинции уже не привлекают столько людей. Вот друзья твои разъехались, кто куда, искать работу и строить будущее. Мало кто остался, но ещё больше понаехало с других провинций.

— Хм..., — опешил Кортес, забегав взглядом по потолку.

— Ещё ходят слухи, что есть великолепный город, который никто не может найти, — отец был серьёзен, а может, просто сыну так показалось. — Это место называют Поднебесьем, где нет всего этого бесчинства, несправедливости и оружия.

— Я думаю, что всё это сказки...

— Все так думают, но некоторые верят и пускаются в поиски, — поддержала мать.

Глаза Кортеса не выдавали особой заинтересованности.

— И кто-то уже побывал в этом месте?

— Говорят, что было пару человек, один живёт в Адаране, другой чуть восточнее, но он сошёл с ума. Ещё есть один, но я о нём ничего не слышал, — отец на секунду замолчал, но как только Кортес хотел задать логичный вопрос, то опередил его. — Почему они там не остались? Они мало кому об этом говорят, да и привыкли они к этому миру, наверное...

— К этому миру нельзя привыкнуть.

Кортес улыбнулся, ведь он попал в точку, к такому миру невозможно привыкнуть. Он будет твоим домом, но в этом доме везде будут расставлены ловушки.

Зачем он вернулся? Разве его так тянуло домой, или потому что он привык к этому месту? У Кортеса вовсе не в этом была потребность, тем более он привык к дороге, она всегда приносила в жизнь новых знакомых, новых друзей, чувства и приключения. После нескольких лет скитаний, новой жизни он вернулся в то место, где когда-то начинал свою жизнь.

Друзья.... Что значит это слово? Для кого-то это человек, поддержавший тебя в трудную минуту, для кого-то соумышленник, для кого-то колодец для излития души. Для Кортеса друг — это тот человек, которому он может доверять и ожидать от которого может помощи в любой ситуации. Человек, которого он чувствует нутром. Было ли у него много друзей? Нет, конечно, у кого бывает много друзей? Было много товарищей, знакомых, но друзья — было только двое: Николас, которого он не видел с того времени как ушёл. И девушка, которую он любил и которую смог назвать своим другом. Больше никого, никого. А зачем он вернулся? Его вернули чувства, и в глубине души он пришёл за тем, чтобы вернуть всё то, что потерял несколько лет назад.

— Ты, наверное, хочешь спросить за Эмму? — опередил его отец и встретил облегчённый взгляд. — Тогда я не буду медлить, а скажу, что она уехала в Колосс.

— А Николас? — Кортес взглянул на мать и заметил, как она отвела взгляд в сторону.

Ответил отец:

— А Николас погиб, нам очень жаль, — таким же ровным, как по радио, голосом проговорил он. — Они погибли во время налёта, когда вели караван с Колосса.

Кортес замолчал на пару секунд и, почувствовав нависшую тяжесть и боль, решил как-то удержаться и продолжил:

— Он всегда был хорошим человеком.

Да, ему стало тяжело, но за проведённое время в пустыне, он терял друзей и теперь, он уже знал цену этой потери. Но в какой-то степени у него поменялись взгляды на мир, на людей, на потери за последние годы. Может, он почувствовал цену настоящей дружбы, настоящей потери.

Ему было тяжело расставаться с Николасом, но за эти годы он отвык от друга и за всё это время они уже стали другими. Может поэтому, когда отец сказал ему о смерти друга, Кортес не шелохнулся, хоть это и доставило ему боль, но не такую, чтобы сломить и заставить человека страдать. Ему бы было намного больнее, если бы он потерял ещё одного друга, которого оставил здесь. Почему? Потому что второй друг не был для него просто другом.

— Вы не будете против того, что я покину вас не надолго и проведаю знакомые места? — Кортес кашлянул в кулак, видно булочка соседки оказалась немного жестковатой.

— Ты направишься в Колосс?

Вопрос отца заставил сына замешкаться, как чётко он чувствовал сына. Кортес и впрямь очень хотел направиться в Колосс, он преследовал своё прошлое и не хотел его отпускать. Может, ему и хотелось побыть дома, но подсознание гнало его туда, чтобы раз и навсегда расставить точки в этой истории. Каждый знает, как тягостно ожидание, особенно в вопросах небезразличных тебе людей.

— Наверное, да.

Мать снова улыбнулась, но уже как-то устало, смиренно.

Так они сидели ещё около получаса, говорили о мелочах, вспоминали нелепые истории и просто говорили о жизни. Мать собирала сыну в дорогу рюкзак, будто он собирался находиться в пустыне месяц. До Колосса тут рукой подать, всего четыре дня пути. Но мать сделала так, как должна была.

Сын поправил револьвер на бедре, закинул на спину АКМ, без которого выжить в пустыне довольно непросто и вышел во двор. Следом за ним вышли родители.

— Я буду через неделю, может чуть позже, — сухо заговорил Кортес, ловя на себе взгляды родителей.

Отец переглянулся с матерью, улыбнулся в ответ:

— Ты умеешь водить?

— Эмм... — протянул сын, бросая взгляд на мать. — А что там трудного?

— Год назад я починил старый москвич твоего деда, мы с Волком пересобрали топливный узел. Теперь машина на ходу, и работает на бензине из переработанных нефтяных отходах, но я боюсь, как бы топливная система не накрылась от такого топлива, да и скорость больше пятидесяти не выжимает особо. На ремонтном заводе теперь можно брать отходы и гнать из них бензин, там много чего остаётся, и нефть бывает, и хороший бензин даже иногда попадает, — отец достал с кармана связку из двух ключей и кинул их сыну. — Я тут запас две канистры, и бак почти полон, думаю, что до Колосса и обратно на два раза хватит с головой. Машина в сарае, аккуратно, там такой бардак!

Кортес направился к сараю, снял отомкнутый амбарный замок и открыл ворота.

Перед ним стоял запылённый москвич ещё с довоенных времён. Видно было, что его чинили несколько раз, так как капот был несколько раз латаный, а кузов переварен в нескольких местах. Двигатель собирали с нескольких частей, так как деду приходилось собирать целые части двигателей с различных автомобилей. Много было чего уничтожено ядерными ударами, а ещё больше подверглось разрушению за прошедший век. Отсюда и настолько необычная конструкция.

Крышу автомобилю срезали, сделав что-то наподобие кабриолета, только задние места сделали под грузовой отдел. Это не был пикап, но всё же сходства были заметны и с этим видом транспорта.

Через десять минут автомобиль уже стоял перед домом, гружёный топливом и провизией. Наступило время ещё раз прощаться.

— Ты ж будь аккуратней в дороге, — предупреждала мать, поправляя мятый воротник. — Колосс большой город, и там трудно сохранить голову.

— Спасибо, мам, — улыбнулся Кортес, обнимая женщину. — Я скоро вернусь.

— Знаешь, — продолжил отец. — Это твоя жизнь, и ты решаешь, как ей управлять. Я не буду говорить тебе, как поступать в тот или иной момент, но дать совет — это ещё в моих правах, верно ведь?