Мессир барон 1-11

— Вот такой вот жрец, — заключил Стругсон.

— Будем надеяться, что Отрин слышит лучше жреца, — вздохнул Мено-венит. — Потому что куда уж хуже? Но нам нужно что-то другое... — он щелкнул пальцами. — Неожиданный контрудар, что-то дерзкое, решительное... Ударить с тылу... хм... людей не хватит...

— Да и коней мы через ход не выведем, — согласился Густав. — А пеших Меджиовани разобьет и не поморщится, ему-то людей хватает...

— Флора? — спросил Пафнутьев неожиданно. Тем лучше — Марвин не знал, как подступиться к делу.

— Что — Флора?! — вскинулась вампирша.

— Что — Флора? — Стругсон не сдержал раздражения в голосе.

— Она — вампир,— пояснил Марвин. Замолчал, ожидая реакций собеседников, но все молчали. Переглянулись и только. Флора откинулась на стуле и скрестила руки на груди. Лицо у нее было мрачное. — Следовательно, — продолжил он назидательно, — она обладает особыми способностями. В частности — сверхъестественными скоростью и силой, умением очаровывать... чем-то еще, Флора?

— Чем-то еще, — согласилась Флора, злобно оскалившись. Ханубис, судя по всему, наконец-то нашел в книге что-то интересное и увлеченно читал. Дружинники обменивались взглядами в полном молчании. Пафнутьев развел руки в немом жесте сочувствия.

— Теперь ясно, чего вы старост прогнали, — наконец выдавил Стругсон. — Мессир. Верно поступили. Прознай люди, что вы такую погань с собой притащили...

— И снова попрошу вас, милсдарь Стругсон, — ответил Марвин. — Следить за своей речью. И не оскорблять союзника.

— А вы уверены, что она именно союзник?!..

— Уверен.

— Ну ты... — заговорил Густав-маленький. — Ну ты вообще... ну ты даешь... Это же... мать твою, Бездна, пятью стихиями клянусь, это же такая дрянь, что...

— Хы, — сказал Боро, небрежно заехав Густаву локтем под дых. — Если Меджиовани так же блеять начнет, мы, считай, победили.

— И в самом деле, — сказал вдруг Мено-венит, повторил, словно бы для себя, — В самом деле...Определенный элемент неожиданности и в самом деле наличествует. Вампир, летающий над войском...

— Или проникший в шатер командующего, — продолжил Марвин, уже уверенней.

— Разбежались, — подала голос Флора. — Сейчас, блин. Косу заплету и проникну, — она подавила всхлип. — Я вам что, мать вашу, ужас, летящий на крыльях ночи?!.. Герой-самоубийца?!.. Мне что, больше всех надо?!..

— Ты принесла мне клятву, — сказал Марвин.

— Они все ее тоже принесли, и чего? Кому надо, тот пусть вашего Меджиовани и режет, а я на верную смерть не пойду! И летать я не умею, некромант ты хренов!

Определенная доля истины в ее словах, несомненно, была. Хотя Марвин и сейчас был уверен, что сможет ее заставить. Просто нажать посильней... и не при всех.

— Ну, это да, — заговорил Боро. — На такое дело только добровольца можно посылать. К тому же, у Меджиовани, небось, тревога стоит, на случай гостей. Верное самоубийство... и этой милсдарыне тоже.

Стругсон кивнул, соглашаясь. Пару минут все молчали. Густав наконец перестал задыхаться. Флора пыталась бороться со слезами. Пафнутьев барабанил по столу. Ханубис читал.

— А что, — заговорил Пафнутьев нерешительно. — У вашего Меджиовани семья большая?

— Ничего семья, — ответил Стругсон. — Жена, урожденная ор-Тафф, детишек пять или шесть, не помню. Старшему тринадцать зим сравнялось, если не ошибаюсь...

— А где они сейчас?

— Да дома у себя, должно быть, где еще? Здесь-то нету...

— Я вот думаю... вряд ли его замок так уж хорошо охраняют...

— Бездна!.. — завопил Мено-венит, вскочил, хлопнув по столу. — А это идея!.. Сожри меня Бездна, если не идея!..

— Ты бы поосторожней с божбой, — мрачно сказал Стругсон. — А идея... да, неплоха. Только вот что люди скажут...

— Что бы ни сказали, скажут они это уже потом, — возразил Боро. — А спасаться надо сейчас.

— Совершенно верно, — кивнул Марвин. — Отец часто говорил — "на войне все средства хороши".

— Но... душой рисковать? — подал голос Густав, прикрывая живот от локтя дядюшки Боро.

— Причем тут душа? — возразил Марвин. — Мы же их не предавать лютой смерти собираемся. Брать заложников ни один кодекс не запрещает.

— Ну... да...

— Я могу портал открыть, — жизнерадостно предложил Пафнутьев. — Если мне кто-нибудь поможет. Вы у Меджиовани в гостях бывали?

— Нет, — все так же мрачно сказал Стругсон. — Но я в Бланке на ярмарке бывал. Это деревня под его стенами.

— Не пойду я!.. — взвизгнула Флора. — Одна — не пойду!..

— А со мной пойдешь? — ухмыльнулся Пафнутьев.

— Пойдет, — сказал Марвин. — Куда она денется.

— Чтоб ты сдох, сволочь!..

— Да ладно тебе, милая...

— Я тебе не милая!..

— Милсдарыня, — сказал Мено-венит с большим апломбом. — Если вы нам поможете, благодарность наша будет безмерна... Как и уважение с почетом.

— Вот именно, — кивнул Марвин. — Значит, договорились.

— Жаль, что вас на обороне не будет, мэтр Пафнутьев, — протянул Стругсон. — Ну да ладно, вижу, ваша задача важнее. Вы в замок-то его проникнете?

— Да уж как-нибудь.

— Ладно, — сказала Флора. — Ладно. Но если что — пеняйте на себя.

— На кого же еще?.. — пожал плечами Марвин.

— Лады, — подытожил Стругсон. — Так и сделаем. Теперь давайте обсудим, кого где на стены ставить...

— Ага, — улыбнулся Мено. — А все-таки хорошая идея, милсдари... хоть в учебник вставляй.

* * *

Обсуждение затянулось еще на час с лишним. Следующий час Марвин провел за письмами, старательно выверяя обращения и доводы.

Болела голова, тихо, на одной ноте, как муха, летающая по пустой комнате. Запечатав письма, Марвин вышел из комнаты и нашел Стругсона на кухне, а с ним — улыбчивого паренька в теплой куртке, уставившегося на барона, будто на невесть какую святыню. Марвин похлопал его по плечу, проводил до потайного хода, и пожелал счастливого пути. Стругсон скептическим взглядом проводил скрывшуюся в проеме куртку.

— Ложились бы вы спать, — сказал он. — Мессир. А то завтра тяжелый день будет.

По крайней мере, почти все уже спали, замок был тих и пустынен — как в лучших воспоминаниях о доме.

Марвин вернулся на кухню, где дремал поваренок, не таясь нацедил себе кружку пива. Поднялся к себе, избегая щербин на ступеньках и взглядов портретов. Поставил свечу на стол, сел на кровать, неспешно отхлебывая водянистую жидкость.

Болела голова и что-то еле слышно скулило внутри.

Что-то меняется, что-то остается прежним. Одиночество осталось. Оно было присуще этому месту, как изматывающая сырость. Месту — или положению в нем? На миг Марвин пожалел, что здесь нет Йо, но отбросил малодушие. Незачем обременять менестреля чужими заботами, чужим одиночеством, он и так дал больше, чем должен был. Здесь же Марвин остался один, наедине с героями нелепых рыцарских романов и alter-ego Тайной Книги, с тенью отца и тяжестью ненужного титула, — поскольку таковы были место и роль. И ничего более.

Он открыл Тайную Книгу наугад — как сотни раз раньше. Кожаный переплет был холодным и пах тленом.

"... приходится иметь дело с забавным парадоксом. Одним из краеугольных камней магии является эффективность, особенно же она важна, если маг действует, желая помочь ближним, исходя из доброй воли и благих намерений. По существу, эффективность в данном случае равна милосердию — так хирург, оттачивая скальпель, действует ради эффективности, но проявляет милосердие к больному. Но эффективность требует отстраненности: желая изменить мир, маг должен действовать безупречно и безжалостно, изгнав колебания и переживания, не относящиеся к делу. По существу, маг должен привыкнуть воспринимать мир как совокупность объектов, обоюдно влияющих друг на друга. Должен он привыкнуть и к тому, что любые изменения начинаются с воздействия на объект, с использования его в том качестве, что способно привести к оптимальным изменениям. Таким образом, адресат действия также становится одним из множества объектов, учитываемых в схеме заклятия; возможно, ценным объективно, но лишенным индивидуальной ценности. А следовательно, действие лишается адресата; в лучшем случае, адресат может быть представлен как абстракция, виртуальный образ, не связанный ни с тканью заклятия, ни с условной действительностью. Так моряк направляет свой корабль к Полярной звезде, никоим образом не собираясь достичь ее на самом деле.

Разумеется, подобный подход не лишен своих недостатков..."

Слова ложились в вязь одно за другим, минуя сознание. Дочитав страницу, Марвин закрыл книгу. Растянулся поверх покрывала. Подумал, что сегодня ему будут сниться кошмары, но заснул почти мгновенно, крепко и без сновидений.

* * *

Утром он проснулся поздно, и позавтракал на кухне, в компании собак и тетушки Берты. Там его и нашел Пафнутьев, взъерошенный и заметно нервничающий.

— Стругсон показал мне место для переноса, — сообщил он, не поздоровавшись, шлепаясь напротив. — Стоит поторопиться, а Флора не выходит. Заперлась в комнате, кричит через дверь, что спит.

— Пойдем, разбудим, — на самом деле, Марвину вовсе не хотелось беседовать с ней еще раз. Хватит и вчерашнего. Неужели она не понимает, как все серьезно? Можно подумать, у него нет других дел, кроме как возиться с ней...

— По-моему, она на тебя обиделась, — сказал Пафнутьев, вгрызаясь в серую, суховатую лепешку. — Я бы на ее месте обиделся.

— На что?

— Ну... как ты про нее сказал... перед всеми. И когда заставлял сделать то, что ты хочешь.

— Нам необходимо было ее согласие.

— Нет, я понимаю, но перед всеми...

Марвин отодвинул миску, чувствуя, что начинает злиться. Еще и тетушка Берта прислушивается, перестав греметь посудой — ясно, что сегодня же днем все подряд начнут судачить о ссоре барона с любовницей. Он ее заставляет, а она не хочет!..

— А может, она на тебя обиделась? — сказал он, вставая. — На то, что ты целый день говорил ей глупости?

— Какие глупости? — опешил Пафнутьев.

— Глупые, наверно, — Марвин прошел мимо него к выходу. — Не прислушивался. Но судя по ее лицу, они ей не нравились.

— Да ладно!..

Они ушли, оставив тетушку Берту в одиночестве фантазировать на тему подслушанных реплик. На втором этаже Пафнутьев опять заговорил:

— Ты нехорошо поступаешь с ней...

— Хочешь поступить с ней лучше? — заговорил Марвин, не оборачиваясь. — Тогда уговори ее выйти сам. Или давай оставим ее спать — пусть Меджиовани делает, что хочет. Только я сомневаюсь, что она проживет многим дольше меня, если замок падет.

— Я имею в виду не то, что ты делаешь, а то, как разговариваешь...

— Я тебя спрашивал, что ты имел в виду? — не выдержал Марвин. Остановившись, развернулся к гильдийцу. — Я делаю то, что должен, и так, как умею. И твое мнение на мой счет я тоже имел... в виду.

— Ладно, забей, — махнул рукой Пафнутьев. — Я не хотел тебя задеть. Просто излагал тактические соображения.

— Значит, я тебя не понял.

— Забей. Это кто нарисован?

— Это... — Марвин обернулся, пригляделся к холсту, выполненному в тусклой, коричневых тонов гамме. С него злобно пялился крепко сбитый старик с выпирающей бородой. — Рено ор-Мехтер. Он был бароном до отца.

— В смысле, твой дедушка?

— Не совсем. Отец был из младшей ветви. Вон там, в углу, портрет Менно ор-Мехтера, у него родились Рено и Грегор. Грегор жил в Граарге, наемничал. У Рено было трое сыновей — Мартин, Генцель и Вольтер, но они рано умерли, а Рено прожил долго. У Грегора тоже старший сын умер, так что наследником остался Густав.

— Твой отец?

— Да.

— Ясно, — кивнул Пафнутьев. — Бывает. Пошли за Флорой?

— Идем.

— А дружинников твой отец из Граарги привел?

— Кое-кого. Кажется, с той поры здесь дядюшка Боро остался, прочих отец потом нашел.

— Тебе очень с ними повезло, — сказал Пафнутьев. — Знаешь об этом?

— Чем именно? — холодно поинтересовался Марвин.

— Они действительно на твоей стороне.

Марвину захотелось выругаться.

Он выместил злость на тяжелой двери комнаты, выделенной Флоре. Когда-то здесь жила его мать, и Марвин ни за что не вселил бы сюда вампиршу, но комнаты распределяли без его участия — Марвин даже не знал, кто. Еще одно упущение...

— Отвалите! — крикнула Флора.

— Флора! — крикнул Пафнутьев. — Выходи!

— Сгинь, козел!

— Флора! — заорал и Марвин. — Не зли меня!

— Ах, напугал... — она заскрежетала засовом, и голос ее скрежетал так же — ржавым железом. — Открываю. Чего надо?

Она была в одной тонкой рубашке, чего не мог скрыть царящий в комнате полумрак. Пафнутьев закашлялся. Флора, опершись руками в бока, окинула их мрачным взглядом.

— Я, вообще-то, веду ночной образ жизни, — сообщила она. — И тут слишком светло. Если уж я тут живу, мессир Марвин, — градус язвительности в ее голосе превосходил все возможные пределы, — ты мог бы выделить мне место и попривлекательнее. Склеп какой-нибудь... Есть у вас тут склепы?

— До одури. Вернетесь — найду тебе лучший из возможных. Если понадобится — сдвинем кого-нибудь из моих благородных предков. Закажешь гроб по своей мерке, лакированный, резной, с подушечками красного шелка. Цветы в вазах поставим. Довольна?

С полминуты Флора молча хлопала глазами.

— Ну ты и идиот... — выдавила она. — Ты серьезно, или издеваешься?

— Серьезно.

— Да, — констатировала она. — Благородство так и прет. Ты с кровати сегодня не падал?.. Ладно, дайте мне одеться. Или желаете поприсутствовать?

Потом, хвала богам, все-таки закрыла дверь.

Ждать ее пришлось не очень долго.

— Где портал откроем? — спросил Пафнутьев.

— В библиотеке.

— Как бы книги не попортить.

— Книг там — одна полка.

— Ясно. Ну, свои потом поставишь.

Марвин не ответил. Попытался представить себе это "потом", но так и не смог.

Ключ застрял, и дверь открылась не сразу. В ноздри ударило сыростью и запахом медленно гниющей кожи.

Потом Марвин сидел на столе, глядя, как Флора мажется кремом, а Пафнутьев хлопочет над порталом, и ему было страшно. Нельзя было останавливаться. Покой дает возможность понять, где именно находишься, и какое будущее тебе предстоит, а это знание способно лишить всякой воли к действию.

Это происходит не со мной, подумал Марвин. Не со мной.

— Когда вы захватите заложников, — сказал он вслух. — Помните, что они нужны нам живыми. Дети Меджиовани погибнуть не должны. Понимаешь меня, Флора?

Флора взглянула на него.

— Идиот, — повторила она устало. — Аравет-Милостивая, какой придурок, а? Иди уже, Марвин. Мы все запомнили. Мы справимся.

Глава четвертая

Худшее в осаде — ожидание. Сидишь, ждешь, потихоньку ешь себя поедом, подъедаешь последнюю провизию, собачишься с товарищами по несчастью, а ничего не происходит. И начинается что-то лишь тогда, когда все уже обрыдло.

Вскоре после полудня катапульты изрыгнули первые камни, деловито, безо всякого ажиотажа. Камни засвистели в воздухе и рухнули на землю, не долетев до стены шагов на пятьдесят.

Ратибора Зальца, которого в дружине звали дядюшкой Боро, начало обстрела застало в псарне. Одна из сук ощенилась, и они с Руди как раз обсуждали, что делать с приплодом. Сука, рыжая гончая по имени Стрелка, умильно смотрела на них, стуча хвостом по подстилке. Щенки копошились у ее брюха. Выглядели они довольно крепкими.