Дзи. Чужая судьба.

— Убирайтесь, — резко ответил воин без попыток вступить в разговор.

— Да ты, паря, еле на ногах стоишь, — разбойник зыркнул на своих помощников через прорезь тэнгай. — Вали его!

Доспех и меч были достаточно хорошей добычей, чтобы рискнуть, и бандиты рискнули. Лезвие клинка рассекло ребра и грудину главаря так, словно и не встретило на своем пути физического препятствия. Половинки деревянной дубинки, разрубленной пополам тем же ударом, упали в пепельную пыль. Двое других бандитов бросились бежать в разные стороны еще до того, как тело их предводителя коснулось земли.

Императорский воин прошел мимо мертвого разбойника и тяжело опустился на обгорелую балку на месте стены. Женщина медленно приблизилась к нему и глубоко поклонилась.

— Спасибо, за то...

— Воды, — надрывно прохрипел неизвестный, и хозяйка окрестного пепелища увидела, как закатываются глаза ее спасителя.

Молодой парень был, похоже, действительно сильно измотан и пребывал уже на пределе своих сил. Не дожидаясь повторной просьбы, женщина поспешила к уцелевшему колодцу.

Когда она вернулась с небольшим ведерком и черпаком, Ли все еще оставался в сознании. Прохладная колодезная вода пролилась небесным нектаром через иссохшее горло. Дзи не мог точно сказать, сколько дней длились его скитания по степи после той кошмарной ночи, но вот в том, что за это время он не съел ни крошки и не выпил ни капли, Ли был совершенно уверен.

Женщина, наблюдавшая за тем, как он жадно пьет, зачерпнув уже второй раз воды из ведра, смотрела на дзи как-то странно. В этом взгляде не было и намека на благодарность, скорее недоверие и удивление мешалось в нем со страхом и ненавистью. Тем не менее, когда Ли, наконец, напился и отнял от губ глиняный черпак, пытаясь отдышаться, погорелица еще раз начала свою благодарственную речь. Ли попытался ее остановить, но она лишь всплеснула руками и веско возразила:

— Я должна вам это сказать. Они наверняка убили бы меня в любом случае, а так у меня по-прежнему остается хотя бы жизнь. Бесполезная и пустая, но все же. Спасибо вам за это, тайпэн.

За горьким сарказмом, с которым прозвучало окончание фразы, Ли едва не упустил титул, по которому к нему обратилась новая знакомая. Вся его сущность разом вздрогнула и протестующие слова уже хотели сорваться с губ, но уставший разум в этот момент взял верх над эмоциями.

Ну, кем, скажите, еще мог бы быть по представлению несчастной женщины, воин в богатых доспеха, вооруженный таким отнюдь непростым мечом? Он был слишком молод для императорского всадника или дзи, уже получившего свой собственный меч, да еще такой. Значит, он мог быть только тайпэном. Но рассказывать и объяснять сейчас все, что случилось, признаваться первому встречному человеку в слабости, говорить о своем позоре и неумении идти по Пути, Ли попросту не захотел. Пусть считает его тайпэном, как только он передаст меч местному дзито, дальше будет неважно, что случится и что о нем подумают другие.

— Помоги мне встать.

Опершись на ее плечо, Ли с трудом поднялся. Ноги предательски задрожали, но он смог устоять.

— Проводишь меня до ворот. В качестве расчета за спасение, — криво усмехнулся дзи.

— Как вы того пожелаете, — тихо согласилась женщина, хотя в ее взгляде и мелькнуло что-то новое.

Они неторопливо направились по дороге между черных развалин к городским воротам. Ли старался идти сам, но периодически чувствовал, как чужая рука направляет и поддерживает и его. Видимо, со стороны все выглядело не так гладко, как хотелось бы ему самому.

— Как тебя зовут?

— Мёши, тайпэн.

— Что это за место и что здесь случилось?

— Это Ланьчжоу, тайпэн, — Ли был слишком устал, чтобы вздрагивать от удивления, когда узнал, что добрался до конечной точки своего путешествия. Правда, без Сяо Ханя. — Неделю назад карабакуру сожгли пригороды, но еще хуже того они разрушили дамбы, подававшие воду на окрестные поля. Рисовые поймы сейчас итак осушены, но зерно из поздних сортов может и не взойти по весне.

То, о чем говорила Мёши, было понятно и знакомо Ли, в конце концов, он был сыном деревенского ремесленника и знал, что такое недостаток воды для крестьянских полей, особенно в такой засушливой части закатных земель, как Ланьчжоу. Голодная весна могла оказаться страшнее самой лютой зимы

— Почему никто не чинит ирригацию?

Мёши снова посмотрела на дзи странным взглядом с тем самым новым оттенком.

— Дзито запретил городским выходить за стены, чтобы не стать жертвой налетчиков. Говорят у него достаточно запасов для горожан, чтобы переждать до следующего лета, когда придет армия и разгонит коротышек, а на остальных ему...

Женщина как-то отрешенно махнула рукой, но Ли так и не успел задать следующий вопрос. Они подошли уже совсем близко к воротам, от которых к ним приближалось несколько воинов. Круглые шлемы-цунари, "плетеные панцири" из дубленых полос кожи и простые грубые копья, которыми были вооружены солдаты, сразу же выдавали в них городских ополченцев.

— Прощайте, тайпэн, — Мёши резко остановилась и отвернулась в сторону. — Меня они все равно не упустят за стены, раз уж я вышла наружу. И еще раз спасибо вам.

Солдаты Ланьчжоу не дали Ли времени, чтобы окликнуть женщину или сделать что-либо еще. Подойдя к дзи, они подчеркнуто резко вытянулись по стойке "смирно", а их командир со знаками различия десятника выступил вперед.

— Достопочтимый полководец, могу ли я иметь честь говорить с тайпэном Сяо Ханем из рода Юэ?

Дзи упомянутого наследника Йотоки слишком вымотался, чтобы уловить странные интонации в вопросе городского стражника. И объясняться с кем-либо он по-прежнему не хотел. Равно как и врать, или присваивать себе чужое имя и титул.

— Мне надо видеть дзито Ланьчжоу, — хрипло ответил Ли, не поднимая глаз.

— Конечно! Конечно! Сейчас! — просиял десятник лицом, и воины, быстро окружив дзи, повели его к воротам.

— Откуда вы знали, что к вам направляется тайпэн Хань? — несмотря на все свои злоключения, Ли не смог не удовлетворить свое любопытство.

— Три дня назад прибыл гонец от тайпэнто с посланием на ваше имя, — возбужденно затараторил десятник, — тогда мы и поняли, что с вами что-то случилось, раз гонец не нашел вас в пути, а в город вы так и не прибыли. Посыльный уехал этим утром, решил, что вы уже точно не появитесь, особенно после новостей о тайпэне Доу Вэне.

Ли даже не нужно было ни о чем дальше спрашивать, командир воротного караула сам рассказал ему все о тайпэне Вэне, который был направлен в Ланьчжоу из земель тиданей, где находился с посольской миссией по поручению императорского сиккэна. А также о том, как засада карабакуру расправилась с тайпэном и его людьми чуть ли не ввиду городских стен, и как переживал дзито по поводу того, что та же самая участь могла постигнуть и тайпэна Ханя.

"И постигла".

— Мне удалось отбиться, — коротко ответил Ли на повисший в воздухе вопрос.

— Хвала предкам, что сохранили вас своим благословением!

В голосе десятника не было приторной лести, но не было и привычной пустоты, которая обычно появляется в словах и фразах от слишком частого их употребления. Он был искренен и рад тому, что услышал, и это невольно заставило разум Ли начать думать над тем, что он видел вокруг.

Они миновали массивные створки ворот, как раз тогда, когда дзи понял главное. Карабакуру методично и злонамеренно истребляли тайпэнов посылаемых в Ланьчжоу. Они знали, когда и где их можно будет подстеречь (в памяти против воли тут же всплыл громадный нагот), и стремились не допустить того, чтобы те попали в город. Но почему?! Если с нападением на отряд Тао Шеня все было предельно ясно, то чем им могли помешать несколько хороших воинов? Неужели они так боялись, что те смогут по новому организовать людей, избавить их от страхов и придать уверенности? Только из-за этого?! Конечно, такой подход не был лишен смысла, но так не могли думать карабакуру, которых помнил Ли в своем детстве. Не так изощренно, не так глубоко и всеобъемлюще. И, похоже, понимание всего этого, пусть лишь поверхностно и инстинктивно, но все же передавалось и простым людям.

На лицах воинов, столпившихся у ворот, Ли увидел то, чего действительно испугался. Они смотрели на него со жгучей черной ненавистью и с пугающей искренней надеждой. Дела и в самом деле были совсем плохи, если так в Ланьчжоу встречали посланника Императора, кое-как добравшегося сюда через весь разоренный край.

Путь через город Ли запомнил смутно, усталость и пережитое давали себя знать. В сознание врезались лишь лица людей, сбегавшихся посмотреть на него, как на какую-то диковинку. И дзи искренне сочувствовал им, понимая какое разочарование настигнет всех, как только он выложит свою исповедь дзито.

Дом городского правителя прятался в самом сердце Ланьчжоу за бревенчатой стеной частокола, обшитого белыми досками. Рядом поднимались еще более высокие стены городского гарнизона. Десятник, так и сопровождавший по-прежнему Ли с момента их встречи, посторонился, пропуская дзи в ворота поместья.

Крепкий мужчина в синих чиновничьих одеждах, с короткими черными волосами, в которых поблескивала серебром первая седина, спешил навстречу Ли по дорожке выложенной шлифованным камнем. Ему уже явно доложили о прибывшем госте.

— Тайпэн Хань! Вы не представляете, как я рад нашей встрече!

И хотя в глазах дзито промелькнули сомнения, когда он увидел в каком состоянии и в каком виде находится, "тайпэн", он низко поклонился, а в его голосе, как и у десятника стражи, не было фальши и лести.

Сделав глубокий вдох, Ли приготовился говорить. Говорить так быстро и так уверенно, чтобы его не успели бы перебить, пока он не закончит. Но заготовленная речь замерла на языке дзи в последний момент.

Он вспомнил сожженные дома вокруг Ланьчжоу и разоренные деревни вдоль Шляха. Вспомнил лица солдат и горожан. Вспомнил Мёши, и понял, наконец — ее сомнения были вызваны тем, что она так до конца и не смогла поверить, будто бы тайпэн решил вмешаться ради спасения ее жизни, рискуя своей собственной. Он вспомнил слова Сяо Ханя на том последнем привале. Вспомнил мастера Азая и мастера Ю Вея. Вспомнил о Догме, и о Пути. Не о своем, а том, что ведет всех в этом мире. Вспомнил о Служении и об Империи, которой он посвящал свою Службу.

— Мне надо привести себя в порядок и отдохнуть, — как будто бы со стороны услышал Ли свой собственный голос, хриплый и усталый, но спокойный и собранный.

— Разумеется, — кивнул дзито.

— И принесите все письма на мое имя, присланные тайпэнто.

— Конечно же, тайпэн Хань. Прошу вас в дом, для меня это будет честью.

Урок мастера Су Ян Чжи.

Будущий семнадцатый Император династии Цы частенько любил проводить время в родовом поместье своей семьи и в соседних деревнях, где появлялся под видом простого купеческого приказчика и заводил немало друзей и знакомств. Лучше всего он сошелся со знаменитым кузнецом Май-Май, известным балагуром, забиякой, любителем женщин и крепкой выпивки. Кроме того, Май-Май славился как искусный боец, причем не только развивший свои мускулы, поднимая молот и раздувая кузнечные меха, но и изучивший многие техники рукопашного боя, столь популярного у простого сословия во все времена. Сила и знания Май-Май делали его несравненным уличным задирой, а сам кузнец часто похвалялся, что во всей Империи не найдется равного ему.

Однажды приехав в деревню, где жил его друг, будущий Император застал Май-Май за сборами в дорогу. На вопрос, что же случилось, кузнец ответил:

— В роще у поворота к старым полям поселился бродячий монах, и все в округе уже говорят о том, что он невероятно силен и быстр, и даже я не смогу справиться с ним! Я же хочу доказать обратное всем этим пустобрехам!

— Как зовут того монаха? — спросил сын Избранника Неба.

— Со, сын Хэ, — ответил Май-май.

— О, я уже слышал немало о нем, и многое из того, что говорят, может оказаться лишь пустыми россказнями, но стоит ли таких усилий, доказывать людям твое превосходство?

— Стоит, — уверил его кузнец.

Ранним утром наследник Императора и его друг добрались до рощи у нужного им поворота. Среди вековых деревьев они отыскали поляну, на которой молодой монах, раз за разом, повторял простейшее дыхательное упражнение.

— Так это ты Со?! — выступил вперед Май-Май.

Монах кивнул, не прерывая своего занятия. Кузнец объяснил, кто он и зачем пришел.

— Сейчас, увидев такого тщедушного и слабого противника, я сомневаюсь, что стоило идти сюда. И все же я поколочу тебя, чтобы остальные не распускали глупых слухов.

— Прежде чем мы сразимся, — ответил Со, — докажи, что достоин сойтись со мной. Каждое утро после гимнастики я хожу к ручью, что течет у подножия холма, на котором стоит эта роща. Там я беру на другом берегу один из гранитных валунов и приношу его сюда, а потом разбиваю головой и повторяю свои упражнения.

В доказательство Со указал на несколько больших камней, лежащих на краю поляны и расколотых на неравные части. Гордость и уверенность в собственных силах не позволила Май-Май уступить. Спустившись к ручью, кузнец ухватил самый большой валун и, покраснев от натуги, принес его в рощу. Поставив его посередине поляны, Май-Май оглянулся на безмятежного монаха и ударился лбом о камень. Будущий Император не успел остановить кузнеца, и его друг упал без сознания с разбитой головой.

— Кажется, я только что победил, — безразлично заметил Со Хэ.

— Но так нельзя, — возразил сын Единого Правителя. — Ведь эти камни разбил не ты...

— Конечно же, не я, — не стал отрицать монах. — И ни один человек не смог бы этого сделать лишь головой или голыми руками.

— Значит, ты признаешь, что это было нечестно?

— Разумеется, обычно я не сражаюсь с теми, кто слабее меня, но твой друг сам хотел этого поединка, и я не смог ему отказать.

— Но это не было поединком! И ты не сильнее его!

— А разве истинная сила человека измеряется лишь мощью его рук или ног? — Со Хэ искоса посмотрел на своего собеседника и добавил. — Будущему Императору не пристало не знать таких простых истин. К счастью, у него есть верные подданные, что всегда с готовностью покажут ему на своих ошибках то или иное отражение правды жизни.

Глава 3.

В доме Тонга О-шэя, наследного дзито Ланьчжоу, Ли выделили несколько комнат на втором этаже. Несмотря на то, что здесь, как и во всем поместье градоправителя, царили простота убранства и подчеркнутый аскетизм, в интерьере все равно ощущались тонкий вкус и легкая манерная изысканность. Можно было почти не сомневаться в том, что к внутренней обстановке помещений приложила свою руку жена хозяина.

Особенно, судя по всему, ей импонировало красное дерево, использовавшееся кроме мебели еще и в отделке стен, а также позолота и желтые шелка, задававшие основной цветовой фон. Богатству дзито не стоило удивляться. Ланьчжоу, хоть и располагался в имперском пограничье, все-таки был важнейшим торговым узлом на Шляхе, так что местные энь-гун-вэй вели отнюдь не бедственный образ жизни.