Лилия в янтаре

Раз — и боль прошла. Совсем. Темнота, но я в сознании. Под спиной — не твёрдый пыточный стол, а что-то более мягкое. Перед глазами проплыли малопонятные строчки.

ВНИМАНИЕ! ВЫ (?????????). В СВЯЗИ С ТЕМ, ЧТО ВЫ ПОТЕРЯЛИ ВСЁ ЗДОРОВЬЕ, ВЫ (????????). ВНИМАНИЕ! ОБНАРУЖЕНА КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА! НЕВОЗМОЖНО ВЫПОЛНИТЬ ДЕЙСТВИЕ. ПЕРСОНАЖ ПЕРЕНЕСЁН НА ТОЧКУ ПРИВЯЗКИ.

ВНИМАНИЕ! ОБНАРУЖЕНА ОШИБКА В СТАРТОВОЙ ЛОКАЦИИ. НЕВОЗМОЖНО ИСПОЛНИТЬ ПРОТОКОЛ. РЕКОММЕНДУЕТСЯ СРОЧНО ОБРАТИТЬСЯ К АДМИНИСТРАТОРУ. ОШИБКА ОБНУЛЕНИЯ. ОБНОВЛЕНИЕ СТАТИСТИКИ. ВЫПОЛНЕНО С ОШИБКАМИ.

Альфонсо молчал, Бартоломео тоже, станок не скрипел, кости не трещали, в комнате кто-то ощущался... я рискнул открыть глаза...

— Он очнулся! Ружеро очнулся! — тонкий визг ударил по ушам. Бьянка пулей вылетела из комнаты, где я очухался в первый раз. — Мама, мама! Ружеро очнулся!

Если бы не мои глюки, я бы считал, что моё тело по-прежнему ломают три садиста на пыточном столе, в то время как я витаю в счастливом небытии и смотрю мультики, что, к сожалению, не будет продолжаться слишком долго и вот-вот я очнусь и всё начнётся по-новой. Да. Но глюки, парадоксальным образом, убеждали меня, что всё реально, что случилось какое-то чудо, и я перенёсся обратно в дом тётки Пеппины. И это случилось хрен его знает как. Терял я сознание, или нет? Кто-то может подумать, что уж такую-то вещь как потерю сознания не заметить нельзя. Тут я вам авторитетно скажу: хренушки. Ещё как можно. Тогда, если я терял сознание — всё в порядке. Люди Уберти нашли убитого пацана-слугу (а может наружка и не теряла нас из виду и сразу цаппу нажала), проверили дом Пеппины, не нашли меня, пришли к выводу: меня похитили. Кто? Тут, судя по всему, у Уберти не слишком много вариантов. Он в очень тёплых отношениях с инквизицией, а значит с церковью. Ибо та её передовой отряд. До того тёплых, что те не останавливаются перед убийством, чтобы нарыть на Уберти компру. Плюс их интересуют вполне практичные вещи, как то: тип и ТТХ новейшего оружия, разрабатывающегося в КБ Россини, а так же формула другого, химического оружия номер два, либо же компонента оружия номер один, либо же топлива к чему-то ещё за номером три. Тогда спецура Уберти шерстит засвеченные окрестные точки, типа церквей, монастырей, и поповских хаз, где могут быть подвалы, внезапным массированным ударом выносит охрану, подавляет локальные остатки сопротивления, меня аккуратно упаковывают в лубки, на носилки — и домой. Финита ля комедия. Наши опять победили. Почему обо мне так заботятся, вплоть до вооруженного конфликта с такой серьёзной структурой, как инквизиция? Ну, во-первых, та сама начала конфликт и Уберти, по идее, уже нечего терять. Во-вторых, это не ради меня, а ради той информации, которой, по их мнению, я располагаю. Противники (с одной стороны церковь, с другой... фиг его знает) уже на пороге открытого столкновения и это оружие, по мнению обоих сторон, явно способно склонить победу на их сторону. Информация о нём настолько важна, что мне впору обделаться от страха, ибо то, что знал Ружеро — а все уверены что так оно и есть — мне абсолютно неизвестно, но поверить мне никто не поверит. Думаю, что и синьор Уберти вряд ли будет долго терпеть.

— Очнулся бездельник' вот ведь какое счастье, что этот дармоед не отдал свою никчемную душу Богу... Видно, и даже Создателю, святый Иисус, она не нужна...

Однако же в этой теории были серьёзные изъяны. Первое: меня в таком случае обязательно должны были доставить к Уберти или в любое другое тайное и/или безопасное место, но уж никак не назад к Пеппине, откуда меня опять с лёгкостью извлекут на счёт раз. Второе: пусть не из гуманных, пусть из самых меркантильных соображений, мне должны были оказывать первую мед помощь и рядом хоть кто-нубудь обязательно крутился бы, помимо Бьянки. Бьянка за первую помощь ну никак не сойдёт. В первый-то раз — ладно, все, в том числе Уберти, были уверены, что я уже не жилец и тайн не говорец. Но теперь-то! Думаю, Уберти бы сам не поленился убедиться, что со мной теперь всё в порядке. Наконец третье, и последнее: голова и левая сторона груди и рука стянуты повязками, как и первый раз, это да, но никаких лубков на ногах я не чувствовал и шевелились они свободно безо всякой боли!

Бьянка влетела обратно в комнату первой, за ней вошла Пеппина.

— Дай-кось гляну, — проворчала тётка, наклоняясь ко мне. — И вправду очухался, ишь как глазом зыркает. Голова-то небось, болит-то, а? Ну? Чего молчишь? Чего молчишь, говорю? Или онемел что-ль?

А вот это, по-моему, четвёртое. Ибо дежавю. И опять ничего не понять... Ну-ка, про себя:

— Открыть панель обмена... Настройки... Язык... Ну, давай этот тосканский....

— ВНИМАНИЕ! ПОКА ВАМ МОЖЕТ БЫТЬ ДОСТУПЕН ТОЛЬКО ОДИН АКТИВИРОВАННЫЙ ЯЗЫК. В СЛУЧАЕ СМЕНЫ ЯЗЫКА ПО УМОЛЧАНИЮ, ДАЛЬНЕЙШИЕ ИЗМЕНЕНИЯ БУДУТ НЕВОЗМОЖНЫ ДО ДОСТИЖЕНИЯ ЗНАЧЕНИЯ ИНТЕЛЛЕКТА 20. ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ИЗМЕНИТЬ ЯЗЫК? ДА/НЕТ.

— Ружеро, не молчи! Ружеро, ну!

Вот те и раз! То есть, если итальянский выберу — русский забуду? Я, честно говоря, опять уже не уверен, что это просто глюки. Не знаю, что тут творится, но, на всякий случай приму правила как есть, а разбираться буду по ходу дела. Ну, и, конечно, родимым русским придётся пожертвовать. Вряд ли он мне тут скоро понадобится. Тем более, как было сказано, от него только шесть процентов осталось, каким-то макаром.

-Дa!

— Бьянка, не тряси его, вишь больно ему. Речь ему, видать, отшибло. Как бы память не потерял. Да и то — чудо, что жив остался. Мессер дель Гарбо, чудесник божий, а не врач, во всей Тоскане лучше не найти, и тот сказал, что отойдёт к утру. Это ж надо, самого мессера дельи Уберти врач этого никчемуху лечит!

Есть контакт. Опять всё понимаю. Ну, раз понимаю, то смысла молчать нет.

— Мне уже лучше, спасибо, тётушка Пеппина, спасибо, Бьянка.

Не знаю, что такого я сказал, но отчего-то их это здорово поразило. Во как застыли, Бьянка так буквально с открытым ртом.

— Когда меня сюда принесли? Доктор Гарбо и Симоне уже приходили?

Пеппина, ещё не отошедшая от непонятного мне ступора, покачала головой:

— Никто не приходил. Как утром тебя принесли из мастерской этой безбожной, так и лежишь....

— Из мастерской? — не понял я. Вот те раз. Мастерская — это, ясно дело, мастерская Россини. Только когда это я успел там оказаться?

— Из неё, окаянной, откуда ж ещё? Тебя разве где в другом месте найдёшь? Всё там. Ни помощи, ни толку от тебя в доме, непутёвый. Что вы там умышляли, хотела бы я знать, что Господь такой гнев свой явил, что и от мастерской этой камня на камне не осталось, и мастер Россини сам сгинул так, что и похоронить-то нечего, и в округе стёкла побились... а тебя вот пощадил Господь. За малолетство твоё, не иначе.

Камня на камне не осталось? Стёкла побились? Ой, что-то знакомо звучит гнев господень. Как бы не в тротиловом эквиваленте он измерялся. Динамит тут ещё не изобрели, конечно, а вот порох... Когда в Европе появился порох? В 12-м веке или в 13-м? Не помню. Может, именно над этой секретной алхимией работали Россини и его малолетний помощник Ружеро? Ну, тогда мне есть, чем порадовать Фаринату Уберти! Точных пропорций я не знаю, но это дело наживное. Главное — компоненты черного пороха в нашем веке не были известны разве что принципиальным блондинкам. Вот только какая именно селитра должна быть — калиевая, или натриевая? Фиг с ним, разберёмся. Лишь бы достать их обе. Но это потом, сейчас интересно, почему Пеппина говорит так, будто мастерская взлетела на воздух чуть ли не только что.

— Когда был взрыв?

— Чего было?

Да уж. Как объяснить, что есть взрыв, человеку из эпохи до взрывчатых веществ?

— Гнев господний когда случился?

Пеппина с сожалением покачала головой.

— Всёж-ки память-то тебе отшибло. Так оно и неудивительно. Вон, бедняжка Джиованни так и вовсе христианского погребения не удостоится. Хоть и безбожник был брат мой, а всё ж католик. И сирым и убогим подавал, не скупился, и на храм, что строится...

— Тётушка Пеппина! Пожалуйста!

О, опять глаза квадратные. И замолчала.

— Тётушка Пеппина!

— Ну, чего тебе?

— Когда всё случилось, спрашиваю?

— Вот что ты ко мне пристал? — она упёрла руки в боки. — Не успел оклематься, а уже — ишь ты! — перебивает меня! Это куда же мир-то катится, чтобы хозяйку в её собственном доме сопляк подкинутый ни во что ни ставил?

— Слушай, Пеппина, я...

— Сегодня! — она махнула рукой, разворачиваясь к выходу. — Сегодня утром недоглядел Господь да не ту душу прибрал...

Бьянка осталась сидеть, глядя на меня огромнющими глазами. Хорошенькая такая девчушка.

— Вот такие дела, Бьянка. — я ей подмигнул и она тут же ответила улыбкой, как будто я солнышко включил. — Сегодня, значит, меня так покалечило?

Бьянка закивала головой.

— Вот такие дела... — повторил я со вздохом. — Не неделю назад, понимаешь, а сегодня. А, может, ещё одна мастерская была, и мастера точно так же звали? Нет? Ну да, я, почему-то, так и думал. И не было, стало быть, ещё ни разговора с синьором Уберти, ни инквизиции... Ох, что-то часто я стал в прошлое летать. Не к добру это. Как бы в привычку не вошло: чуть что, помереть — и в прошлое.

Заметив, что у девочки от удивления не только глаза расширяются, но и рот буквой "0", я понял, что увлёкся.

— Не обращай внимания, малышка. Дядя так шутит.

М-да. Опять прокол. Какой я тут "дядя"? Хорош "дядя" в одиннадцать лет.

— Бьянка, беги, скажи маме, что мне надо срочно поговорить с синьором Уберти. "Срочно" это такое слово, означает "ни секунды не медля". "Секунда" это вот ты глазками хлоп, и секунда. Быстро, значит. Ну, давай, беги. Ну, чего ты на меня так смотришь, маленькая?

Бьянка не бегом, что удивительно, пошла к выходу, потом остановилась и с серьёзным видом мне заявила:

— Ты другой, Ружеро. Ты говоришь как... как взрослый, вот. Не так, как ты.

— А как было раньше?

Бьянка задумалась.

— Раньше ты вообще почти не разговаривал с нами. И маму тётушкой не называл. И мне не улыбался.

Тут какая-то новая мысль посетила её и стёрла с лица всю серьёзность.

— Но так даже лучше! Пусть ты будешь всегда такой! Не выздоравливай!

С этим парадоксальным пожеланием она вновь расцвела улыбкой и умчалась вприпрыжку. А я, в ожидании беседы с боссом, решил чутка поразмыслить о делах своих скорбных.

Итак. Подведём итоги. После пыток инквизиторами, я оказался там, где начал свою жизнь в этом мире. Заметим: чтобы оказаться тут в первый раз, сначала я умер. В своём мире, правда. Поначалу, ожив, я совершенно не понимал местный язык, но появился голос и визуальные глюки, и вот — о чудо! — я узнаю, что это тосканский и начинаю — безо всяких усилий с моей стороны — прекрасно не только понимать, но и говорить на нём, всего лишь мысленно кликнув на галлюцинации-кнопке. Обнаружились так же другие галики-картинки, показывающие такие интересные вещи, как моё здоровье, силу, и прочие хреновины, в том числе — во что я одет. И характеристики всех предметов. У меня, оказывается, есть уровень (ноль) и опыт, набрав который я, очевидно, перейду на следующий уровень. Пока, правда, неясно откуда он берётся и что всё это вообще означает. Далее. На допросе в инквизиции я, вероятнее всего, опять умер. И опять воскрес в том же месте и в тот же час. Все мои предыдущие достижения обнулились и я опять начинаю с чистого листа. Вывод? А, да. Постоянные сообщения об ошибке и рекомендации обратиться к администрации. И получается одно из... трёх. Первое: у меня затянувшийся пред/пост смертный бред. Ещё там, в моём мире. Второе: у меня шизофрения во всём её блеске и славе. И третье: вся эта реальность — реальна, но искуственна. А может, помятуя КАК я умирал и ЧТО после этого случилось, реальность всегда и до этого переселения была такой. Искуственной. В обоих мирах. Как 'Mатрица', только без каких-либо материальных носителей и сосуществующего "настоящего" мира. Просто мы этого не замечали. В таком случае я боюсь даже предположить, КТО тут тот администратор, к которому меня отсылали. Первая версия наиболее вероятна, но неинтересна и бесперспективна: умирающий мозг вот-вот израсходует последние крохи кислорода. Эти объективные секунды сна-бреда могут, наверное, растянуться для меня в субъективные часы, а то и дни, но это не принципиально. Ну и ладно. Оставим последний сон погибающего мозга в покое: тут не надо ни о чём рассуждать. Как это ни обидно, он сам скоро кончится, если именно эта версия правильна. Второе. Шизофрения. Мне почти шестьдесят. Бывает ли, чтобы накрыло вдруг в таком возрасте? И почему тогда я вообще рассматриваю такой вариант? То есть критика к своему состоянию сохранена, не думаю, что это характерно для психического заболевания. Значит... стоп. Ничего не значит. Только что я почти убедил себя в том, что у меня не может быть психической болезни, именно потому, что я допускаю её возможность, но тем самым отвергаю её вероятность. Это логическая ловушка шизофреника, не верящего в свою болезнь. Конечно, у меня есть куча доводов и доказательств, что я нормален, вот только кому именно они доказывают хоть что-то, мне или всем остальным? Пусть я знаю, знаю наверняка, что таких типов и такой сложности сочетания бредовых идей и галлюцинаций не бывает. Но ладно. Хорошо. Примем за данность: я могу быть шизофреником, а всё это есть мой бред. В таком случае опять же не остаётся никакого места ни для логики, ни для планирования, ведь бред — он и есть бред. Третье: я не умираю, я не шизофреник, и всё, что происходит — так оно и есть на самом деле. Звучит бредовее, чем первые версии, но только в этом случае есть смысл задумываться о будущем. Жаль, как жаль, что мои друзья и спасители никогда не узнают, что всё у них получилось, только с ещё более неожиданным исходом...

Вскорости объявился доктор и секретарь. С их появлением я заметил кое-какое отличие от первой версии моего тут появления: вместо "синьор" они величали друг друга (доктор и секретарь) и отсутствующего на тот момент Уберти "мессер". Одним из объяснений тому мог быть сбой программы или автокорректировка. Но было и другое: посмертно я попадаю в очень похожую, но всё же другую реальность. Ну, или же имела место некоторая текучесть бреда...

Потом я понял, что всё это мелочи. Мелочи даже пытки в инквизиции. Помереть от боли это, конечно, то ещё удовольствие. Но! Помирать от боли я, даст Бог/Aдминистратор (нужное подчеркнуть), буду не часто, а вот то, что я возродился... Граждане, так это ж бессмертие! Пусть если даже колличество попыток ограничено.

v.

[Год 1263. Август, 14.]

Лечебный процесс оказался ничуть не более приятным и занял всё те же шесть дней, прежде чем меня допустили до аудиенции с мессером Фаринатой дельи Уберти. В эти дни мне было не так скучно. Во-первых, я был под кайфом: мало того, что я сбежал от рака и кладбища в своём мире, так я ещё и стал бессмертным в этом! Это.. Ну, даже не знаю. У меня внутри как будто пузырилось шампанское и ярко искрили незатухающие бенгальские огни. А иногда ещё и хлопушки с конфетти выстреливали и тогда я пугал Бьянку и Пеппину безудержным хохотом. Во-вторых, я устанавливал дружеские отношения с Бьянкой. Кажется, успешно. А вот с Пеппиной не получилось. Ухаживала она за мной отменно, но вот контакта у меня с ней не выходило. Она всё время была недовольна и мной, и моими занятиями с покойным Россини, и тем, что я оказался такой обузой, хотя деньги, что ей давали секретарь и доктор, насколько я понял местную, очень непривычную систему, с лихвой покрывали её хлопоты. Заработок мастерового составлял 8 — 12 денариев в день (ученика или подсобного рабочего и того меньше), а во флорине было целых 240 денариев, или же 20 солидов. То есть, в прошлое моё воскрешение меня по случаю выздоровления как минимум месячной зарплатой премировали. Фарината дельи Уберти явно не был скупердяем. Это ему плюс. Но это отступление. Нынче мне следовало найти способ как после аудиенции не попасть опять в лапы инквизиции и не подохнуть там снова. Есть у меня опасение, что рано или поздно очередного воскрешения не будет, а проверять эту теорию нет никакого желания. Просто затянуть аудиенцию вряд ли что-то изменит. Наёмники будут ждать хоть до морковкиной загвины, у церкви хватит денег оплатить их простой. Можно как-то отмазаться от провожатого и попытаться прошмыгнуть домой другим маршрутом. Проблема в том, что это опять-таки не решало проблему кардинально. Они знают, кто я и где я, и если я останусь с ними сам-на-сам, то не сегодня так завтра я всё равно окажусь у них. Нужно, чтобы меня защищала другая структура. Таковая, кажется, есть и её глава, Фарината, скорее всего, весьма заинтересован в моей безопасности и имеет и возможность и, потенциально, желание её обеспечить. Однако как заставить его действовать? Не скажешь ведь ему, что тут сплошной день сурка и в предыдущий раз там-то и там-то нехорошие инквизиторы меня похитили, а потом я умер и воскрес в момент на неделю раньше. По местным понятиям, воскресать дозволялось только одному человеку, который по совместительству был ещё и сыном божьим, да и он в прошлое не отправлялся при этом. В каких бы отношениях Фарината ни был с официальной церковью как с политической организацией, к вере это может не иметь никакого отношения. Тогда мне будет вдвойне грустно. А как ещё заставить его действовать, я так и не смог придумать вплоть до момента, как за мной пришли, чтобы представить пред светлы очи хозяина.