Помяни черта!

Но тщетно, в местах задержания ее так же никто не нашел. И предположив худшее, он пожелал, чтобы подверглись сканированию брюшные полости плотоядных хищников дальних границ, охраняющих мир от проникновения извне. Не оставляла ни на минуту мысль — вдруг Галю и ее помощников все же съели...

Это очень огорчительно — с разводом придется помучаться, но если подумать, то это и очень радостно: в небытие сгинули трое злейших врагов. А в этом случае можно сделать запрос новых бесценных благ. Темный Повелитель ради своей нареченной сделает все и даже то, на что не пошел бы в трезвом уме и доброй памяти, но только до тех пор, пока она не защищена и остается всего лишь нареченной.

Думая об этом, император Ган Гаяши медленно плыл мимо огромных по размерам сокровищниц и по привычке подсчитывал, сколько залов наполнено богатствами Океании и сколько заполнится в будущем, как только он возьмет в супруги младшую дочь первого граф-рыба, незабываемую Тиото. Прекрасную рыбку он увидел не сразу, но, заметив в толпе разноцветных фрейлин супруги, влюбился окончательно и бесповоротно, как только узнал, кому она приходится дочерью. Или же это произошло иначе..., вначале узнал, чья дочь среди фрейлин императрицы, затем пожелал ее увидеть. Теперь это не важно. Спустя месяцы душевных терзаний император уверен, что пленен красотой плавников Тиото и изящной грацией ее движений и гребков.

Выплыв к белым стенам дворцового рифа, он, как и прежде, то и дело останавливался и поднимал глаза вверх, туда, где среди ветвей роскошного убранства нижней галереи для прогулок можно было увидеть балконы гостевых комнат. Именно тех комнат, которые были отданы для отдыха первых фрейлин супруги.

И задрав голову вверх и замерев на месте, сконцентрировав взгляд на знакомом балконе, он все думал, как и куда направит богатства граф-рыба, как только разведется с благоверной. Без Гали это будет дольше и сложнее, но ведь исчезнет жена из его жизни когда-нибудь и тогда...

— Дражайший мой, — от певучего голоса, прозвучавшего за спиной, рыбоподобный правитель вздрогнул, а затем медленно обернулся. Великолепная огненная демонесса Глициния, она же императрица Океании Гарвиро, с улыбкой подошла к нему вплотную.

— Милейшая моя, рад приветствовать столь ранним утром! — он коснулся губами протянутую ею ладонь и спросил, — чем я обязан твоему явлению?

— Ни чем, а скорее кому.

— Кому?

— Группе незваных гостей, — с улыбкой она ответно сжала его ладонь. — Если их прибытие ты хотел сохранить в тайне, то что они делают у меня...?

— Мои кто? — озадаченно переспросил он. В голове все еще роились мысли о скором разводе или же скорой кончине благоверной, и вот она тут, и она что-то явно знает. Об этом говорит лукавый взгляд красных глаз.

— Секретные посланники. — Повторила Глициния, аккуратно отобрав свою руку. — Во всяком случае, так утверждает бывшая жертвенница Галя Гаря, прибывшая от Темного Повелителя.

Император, пораженный счастливыми известиями, молчал. Его бестолковый взгляд сфокусировался на лице супруги, но был не в силах уловить: ни ироничной улыбки, ни блеснувшей в глазах боли, ни тяжелого вздоха некогда любимой жены.

Глициния повела плечом:

— Но если ты за ними не посылал, то, как только произойдет третье изменение течений Дарави, с ними будет покончено. — Она улыбнулась, глядя на лицо супруга, который позабыл о сдержанности и императорском величии.

— Они у тебя? — выдохнул Ган Гаяши. — Какое счастье!

— Какое же это счастье? — удивилась императрица, — Галя из четвертого мира. Вам известно, во что может обернуться ее проклятье! Для чего вы пригласили ее?

Правитель Гарвиро помедлил с ответом и, стерев радость от известия с лица, рассудил так:

— Я видел, во что обернулось ее пожелание окосеть. Но так же я знаю, что она может нам принести...

— И что же?

— Я пригласил Галю для тебя. — Лучезарно улыбаясь, он подвел Глицинию к выходу с террасы. — В честь нашего совместно прожитого столетия. Ее прибытие часть моего подарка.

— Тогда в чем ее секрет?

— Не могу сказать, милейшая моя, пока не встречусь с Галей. Где ты ее держишь?

— В темнице. — Она еще не успела произнести этих слов, а император, ухватив супругу за руку, уже проскочил через риф скорого движения и выплыл у личной тюрьмы императрицы.

— Казнила? — выдохнул он, закрывая скорый путь за собой и проводя супругу в комнаты ожидания.

— Нет, третье изменение течений Дарави задерживается... — протянула демонесса лукаво и заняла одно из предложенных кресел для императорских персон. — И с чего бы это?

Пока он обдумывал ответ, императрица Океании отдала приказ и рыбоподобный с синим окрасом отправился за иномирянкой.

— Как видишь, я Галю ждал. — Сообщил Ган Гаяши, стараясь унять счастливую улыбку будущего холостяка. — Где она?

— Там, куда ты требовал направлять всех негласно прибывших иномирян...

Ее ответ вызвал неподдельный ужас на лице рыба императорских кровей, который ему опять-таки скрыть не удалось.

* * *

За время заточения мне удалось до мелочей рассмотреть серую шарообразную темницу, выдолбленную в старом рифе. Она была круглой и жутко неудобной. В ней можно сидеть только в самом низу на небольшом пятачке, поджав под себя ноги. Потому что из-за движения воды через стены камеры я с Донато на руках неминуемо скатывалась в эту самую точку. Попытаться прорыть ход не получилось, стены на ковыряния, моления и чельдекания здесь не поддаются. Сделать из моего одеяния гамак, чтобы хоть временно растянуться на мягком ложе, так же не вышло. Изрядно помучавшись, я плюнула на происходящее. Уж лучше думать, что это внеочередной бзик с галлюцинацией, а не реальность, иначе свихнуться недолго. Лучше думать, что нас скоро спасут, а вот о том, кто спасет и как, лучше не задумываться.

Взяла теплого Донато на руки и свернулась калачиком на полу камеры. По моим подсчетам пухлик пришел в себя через час, может быть чуть больше. К этому времени мой живот начал "петь" гимн всему съестному, под который перед моим взором всплывают кадры самых сытных кулинарных творений нашей современности. Тот же шашлык недожаренный, что я видела в Феодосии, вспомнился раз десять. Ко всему прочему я не только оголодала, но и озверела. Все конечности затекли, а думать о том, что нас вскоре спасут, уже не получалось. Какой бы довод не приводила, язвительная логика на него сообщала:

"А фигушки тебе! Это не твой родной мир и даже не ставшая знакомой Дарлогрия. Это неизведанный Гарвиро и тебя, Галя, опять послали чельд знает куда и чельд знает за чем, потому что Нардо, любящего и ценящего, тебе, судя по всему, не видать"

А еще очень обидно было узнать, что моя, да и, в общем, выходит, Нардовская привязанность или искра, даже не знаю как это лучше назвать, вызвана вот этим мазилой в младенческом тельце. И любящий муж мне не светит, как бы я себя не пыталась убедить. Конечно, при данных обстоятельствах лучше всего думать о спасении, но вот не думалось...

И смотрю я на очнувшегося амура взглядом сердитым и спрашиваю:

— Проснулся, мерзавец?

— Я жив?! — вскочил на моих коленках амур. И начал детальный досмотр тела.

— Живее и прытче мертвых будешь, — процедила я, хватая его за шкирку, где было за что схватить. — Я требую подробностей вашего последнего признания.

— Почему последнего, — воспротивился он, глядя на меня щенячьими глазками. — Ты же спасла меня, и я так тебе признате...

— Потому что я тебе сама сейчас что-нибудь оторву за ненадобностью! Живо выкладывай, как с Нардо дело было!

— Ну...я... это... мы... как бы... в общем, — начал он выводить меня из себя еще больше, — ммм... и... как бы... Олимпия... она... Ну!.. Если...

— Без междометий и отступлений, пожалуйста.

Он набрал полную грудь воды, прежде чем выпалить:

— Нам нужно было убрать тебя с дороги и завалить свадебный обряд, потому что суженой Люциуса была Олимпия! Но ничего не выходило! И я пошел на риск, из которого тоже ничего не должно было... выйти.

— И как вы пытались убрать меня с дороги?

— О... — Донато начал загибать пальцы, мысленно подсчитывая неудавшиеся попытки. И когда их количество перевалило за пятнадцать, я сняла амура с колен и отсела подальше. Захотелось плакать горько, долго, навзрыд. Приписала слезливость своему голоду и стиснула зубы.

Тут вода и так должна быть соленая, нечего ее разбавлять.

— Галочка... — позвал амур тихо. — Мне очень жаль. Но посуди сама, чтобы мы не сделали, тебе безудержно везло во всем! Ты осталась жива, цела и невредима, вернулась домой вопреки всему. Тебе даже сейчас везет: не посадили к вурвитам, время казни давно прошло, а я, как помощник в делах амурных, все еще рядом, несмотря на прошлые мои долги перед Ган Гаяши.

— Я призналась, что родом происхожу из четвертого мира, и мне тебя, такого маленького, жаль. Вот и отдали.

— Спасибо, я бесконечно благодарен. — Выражение "такого маленького" он видимо решил пропустить.

— Не за что. — Я постаралась думать о будущем, а не о прошлом. — Как думаешь, что они с зеленом и демоном сделали?

Амур поник головой и, сцепив маленькие ручки, тихо признался:

— Мы шли сюда, зная, что если будем пойманы..., то не вернемся.

— Ааааа как это? Визу для вас закрыли?

— Наше трио в прошлом в той или иной степени конфликтовало с Императором Океании Гарвиро. — Пролепетал амур.

— То есть меня послали с тремя взведенными боеголовками, чтобы я отсюда не выплыла. — Разозлилась я. — С вами меня послали на верную гибель.

— Не совсем так... мы единственные, кто в свое время посетил этот мир без приглашения, и знаем, как в него проникнуть и как покинуть.

— И вы единственные, за чьи головы этот, как его ... Ган... готов заплатить, я правильно поняла?

— Ган Гаяши, — подсказал амур и, серьезно задумавшись, выдал, — я никогда не смотрел на наше задание с этой стороны...

Донато замолчал, сел рядом, вплотную ко мне и скопировал мое положение — ручками обхватил пухлые коленки. От безвыходности положения захотелось петь, что я и сделала. Почему-то вспомнился Josh Groban и его исполнение песни "Remember me". От первых слов амур вздрогнул, а потом обернулся и обнял меня, я сжала его в ответ и продолжила пение. То, что голос у меня особенный, я знала и раньше, это мне открыто заявляли во всех караоке-барах после первого же исполнения. А затем очень просили если и посещать их заведения, то не брать микрофона в руки, потому что собаки завывать начинают не только уличные, но и те, с которыми пришли красивые гостьи. А тут пою, и никто не пытается рот заткнуть, плюс шарообразная камера создает уникальные вибрации голоса и кажется в каждом уголке тюрьмы, что подпевает такая же фальшиво воющая заключенная.

В камере напротив странные синие создания с щупальцами стали лихорадочно дергаться, их соседи справа безудержно забились о прутья, и где-то в конце коридора что-то странно зазвенело и заскрипело, и я набрала силу голоса. На припеве:

Remember, I'll never leave you

If you will only

Remember me...

Меня грубо оборвали:

— Эй ты! — решетка камеры открылась, и мои руки сковала какая-то белая липкая петля. Рыб с синим окрасом грубо дернул за лиану на себя, — заткнись и иди сюда!

— С чего вдруг путы? — кивнула на синих существ напротив, которые забились в крайний угол собственной клетки и вздрагивают. — Подумаешь, своим пением достала слегонца.

Имелось в виде — немножко надоела, но он понял превратно.

— Какого слегонца ты достала? — насторожился рыб, растопырив плавники. — Ты живородящая?

— С учетом того, что я млекопитающее, то да...отношусь к ним.

Тут в свет от двери выполз несчастный и слабо одетый Донато, рыб подскочил под потолок:

— Ну и уродец! — бросил на меня брезгливый взгляд и добавил, — ты не краше, но это...!

— Это, — заступилась я за честь амура, — почти наш младенец, еще пара дней без еды и будет вылитый херувим.

Амур моего заступничества не оценил, упер руки в живот и нахмурился:

— Я и есть херувим.

— Да, чрезмерно откормленный. — Согласилась я.

В это время рыб вытащил какую-то ракушку, и дважды дунув в нее, срывающимся голосом сообщил:

— И-им-императрица, эта Галя живородящая и она плодится...

— Угу, — поддержала недовольная я, продолжая сидеть в камере, — и плодится и множится. Скоро нашествие Галь будет у вас. И вообще, — тут я вспомнила анекдот и заявила серьезным тоном, — свет вырубайте, амуры из меня на свет лезут.

— Как из тебя? — вскинулся амур, — мы созданы из облаков и из...!

— Плевать, из чего ты сделан, но паразит тот еще! — заявила я, припомнив его раскаяние. — Что ж ты раньше о стрелах, посланных в меня и Нардо, рассказать не соизволил?

— Паразит?! — изумился рыб стоящий у двери. Перевел на меня взгляд ошарашенных круглых глаз, — ты тоже паразит?

— Ну, — ухмыльнулась я его замешательству и подняла на руки сердитого амура, — периодически меня дома зовут — паразиткой. Редко, но бывает.

— Тревога! — заорал рыб, вконец сбитый с толка.

— Что, лицензии на отстрел и уничтожение паразитов нет? — с этими словами мы с амуром выбралась в коридор. Охранник уплыл прочь, позабыв ракушку и плеть, связывающую мои руки. Его ор: "тревога!" слышался все еще четко и ясно, но уже где-то очень далеко.

— Что будем делать? — отпустив амура, подняла плеть и ракушку.

— Не двигаться. — Ответил Донато. И вокруг нас из стен начали пробиваться странные рыжие игольчатые листики с красными крапинками.

— Какая... Какая прелесть!

— Какая-какая... — пробубнил он, все еще сердясь, — ядовитая. Если коснемся, можно сказать, покойники.

— И ты намерен стоять, пока они не дорастут до нас? — прищурилась я, просчитывая длину коридора и скорость роста ядовитой прелести.

— Ну...

— Бежим! — команда была дана скорее мне, так как Донато, ввиду малоподвижности, мог только отставать и путаться под ногами. Пришлось взять на руки и, не теряя более ни секунды, сорваться с места. Желтая травка с красной росой по пути нашего следования начала расти с удвоенной скоростью.

И бежим мы. На моем лице решимость вырваться из заточения и выжить, а на лице Донато чельдовски довольная улыбка. На хмурое: "чего улыбаешься?", он ответил, просияв:

— Меня так мама обнимала и на руках носила, когда маленьким был.

— Может когда худеньким был? — прошипела, заворачивая за первый поворот.

— Нет, маленьким.

— Жаль, ты сейчас не такой... худей и начинай летать... — еще один поворот. Я и раньше бегала медленно, а сейчас с грузом на руках бег получился медленнее возможного, а тут еще и пухлик заявляет, что он не толстый.

Ага, сама пушинка.

— Ты не понимаешь. У меня кость толстая... — возмутился амур.

— Понимаю... ты не хочешь.

— Хочу, но не могу!

— А в гетто толстых не было... — выдвинула я услышанный где-то аргумент. Можно было развернуть полемику по этому вопросу, но я и так окончательно сбила дыхание. И чуть не выронила Донато с рук, когда увидела, что ядовитая травка, прорастая на стенках следующего туннеля, успела сомкнуть свои стебельки. Амур, подтянув набедренную повязку, подскочил к пяти разноцветным трубам пробивающих пол серого туннеля и, указав на желтый лаз в полу, скомандовал: "прыгай!"