Удел Упыря

— Рассказуй!

Юсуп принюхался, и запах ему не понравился. От каши в прямом смысле воняло какими-то водорослями, а может, и мхом, который рос повсюду. Заглянуть в поставленную перед ним чашку Юсуп не решился. Воображение и без того нарисовало много занятного и не очень аппетитного.

Старик нетерпеливо заскрипел желтыми зубами:

— Ну, что было-то?! Что сказал?!

Содрогнувшись всем телом, Юсуп отправил ложку в рот и поспешил проглотить что-то вязкое и холодное, пока оно не налипло на язык.

— Калаха согласен! — Юсуп сделал несколько махательных движений плошкой, требуя воды. Когда старик сбегал на кухню и поставил перед ним полный кувшин, Юсуп сделал глоток и продолжил:

— Первым делом я, значит, пошел именно к Калахе...

Калаха был не кем иным, как настоящим турецким торгашом, промышлявшим продажей ягод и фруктов. В основном он торговал дынями с арбузами, и прибыль от этого получал немалую. По крайней мере смог выстроить себе в Назараде неплохой дом, обзавестись знатной женой и детишками.

Несколько недель назад Юсуп, проводя в городе разведку, наткнулся на Калаху в торговых рядах и, имея при себе талисман — тот самый, который мог заглядывать в самую человеческую сущность, — нашел, что Калаха очень и очень слабовольный человек. Загипнотизировать такого не составляло большого труда. Что Юсупу и требовалось. Они только выходили на след Упыря и его приспешников и не были до конца уверены, обитают ли нелюди в этом городе или нет, поэтому не торопились с Калахой, оставив его про запас. А вот когда обнаружилось, что Упырь не только скрывается в Назараде, но и довольно хорошо в нем развернулся, тут-то турецкий купец и понадобился.

— С завтрашнего утра весь его дом в нашем распоряжении, — довольно улыбнулся Юсуп. Улыбка слетела с его лица при поглощении очередной плошки с кашей.

Ильнур тоже засиял, словно хорошо отполированный перстень, и потер тощие ладони. Теперь они могли сражаться с нелюдями прямо в городе. Не нужно было пробираться через городские стены, ютиться в лесу в этой бог весть кем и когда сотворенной лачужке, есть корешки и травы, и всякий раз опасаться, что в следующий раз из города выйти так и не удастся. Теперь они могли думать о том, как нанести решительные удары по врагу.

— Одна только проблема возникла, — сказал Юсуп, еле проглатывая холодный комок слизи, — нелюди меня заметили. Да ты и сам, наверное, видел.

— Видел, — согласился старик. Четки в его руках вновь завертелись. — Я так думаю: они уже давно знают о нашем появлении и тоже потихоньку готовятся к тому, что на них может начаться охота. Проблема не ахти какая, но надо быть еще осторожнее. Пока ни Упырь, ни нелюди не знают наших лиц. Надо постараться, чтобы они их не узнали как можно дольше... — И, подумав, добавил: — У меня возник кое-какой план!

— Если он связан с волшебством, лучше отказаться сразу, — заметил Юсуп.

— Не стоит задевать меня тем, что я не могу как следует колдовать, — отозвался Ильнур. — Да, мои знания чересчур обширны, и я не всегда помню, какое заклинание чему именно соответствует, но я все же знаю гораздо больше тебя, молодой человек! И при случае могу спокойно надрать, извиняюсь, конечно, за выражение, кое-кому задницу!

Юсуп поперхнулся кашей, едва не выплюнул зеленую слизь обратно в тарелку и залился громким смехом, всем своим видом показывая полное презрение к словам старца:

— Не смеши меня, плешивая твоя башка. В тебе знаний — что в кукушке мозгов! Одни перья! За все время, что я знаю тебя, ты, кроме двух-трех личин да нескольких мелких заклинаний, ничего выдавить из себя не смог! Или я неправ?

— Неправ! — взвизгнул старик, пальнув в воздух лучом света из-под белесых бровей. Но это была неконтролируемая и совсем безобидная магия. Луч разбился о потолок и просыпался на голову Юсупа и в кашу.

— Хоть приправа какая... — Юсуп зачерпнул еще ложку и отправил себе в рот. Старик обиженно молчал.

— Ну, будешь говорить план или нет? — поинтересовался Юсуп.

Старик зло дернул костлявым плечом и быстрее задвигал четками, вновь создавая опасность для своей собственной бороды.

— Не хочешь — не надо.

— Я Алаиду жду... и Дементия, — сухо ответил Ильнур, не отрывая глаз от четок.

— Ну, Деменя теперь когда придет? Ты ж говорил — только к обеду. А я еще поспать намерен!

Каша, слава богу, закончилась, оставив во рту противный привкус травы, но живот Юсуп набил, и теперь его необратимо клонило ко сну. Он отложил плошку, отодвинул тарелку и с хрустом потянулся, разглядывая кровать. Завалиться прямо на ней, что ли?

— А Алаида, ты гришь, где?

— Я про Алаиду тебе еще ничего и не говорил, — проворчал Ильнур. — В подвале она.

— Что делает?

— Экий ты любопытный! — Старик взмахнул четками, и те не замедлили запутаться в седых волосах бороды. — Женское у нее там дело... деньги пересчитывает!

— Снова? Сдались ей эти деньги... — Юсуп поскреб в затылке и решил-таки пойти лечь спать на застеленную кровать. Уж очень притягательно смотрелись две взбитые подушки на мягком одеяле. — Не подсчитает же все равно никогда.

— Кто её знает? — Ильнур крякнул, вырывая очередной клок волос из бороды. И как она у него заново отрастает? Что ни говори, а старик все же умел немного колдовать.

Кровать оказалась на редкость мягкой и скрипучей. Утонув всем телом в мягком матраце, Юсуп блаженно потянулся, заложил руки под подушку и задремал.

Неожиданно ему приснился борлов, сидящий на ветке ивы, чуть колышущийся вместе с ней на ветру и, как обычно, сложивший могучие свои крылья на покрытых шерстью плечах. Выражение лица борлова было таким, словно он только что полакомился лягушками, и лакомство это пришлось ему не по душе. Кончики ушей немного опустились, шевелящийся отросток на макушке, похожий на корешок, сник, он даже перестал шмыгать носом, то и дело втягивая сопли,

— Все бродишь! — тихо и печально сказал борлов, когда Юсуп подошел и прислонился к стволу ивы. — А я вот опять не появился. Грустно, правда?!

— Ну так и появлялся бы когда хочешь, а то придумал эти глупые правила — сам же и страдаешь.

Борлов тяжело вздохнул:

— Тебе легко говорить — ты всего-навсего человек. А я вот борлов из древнейшего семейства борловов. У меня даже пра-прадедушка борловом был, представляешь?

— Представляю, — говорит Юсуп, хотя сам ничегошеньки не представляет. Ему кажется, что борлов — единственный в своем роде. Просто кто-то выдумал его и изобрел. А дальше он уже сам развился.

— Ты бы монетку в следующий раз лучше кидал, — советует борлов, поигрывая кончиком своего собственного крыла, — в целях эксперимента попробуй.

— Экскре... чего?

— Тебе не дано, — безнадежно машет рукой борлов, — Да, чуть не забыл. Я же для чего приснился? Чтобы предостеречь! Ты бы с Гибертом поосторожнее был. Он ведь не просто посол, а самый настоящий немец. А от них, немцев, всего можно ожидать. Это я так, к слову, чтоб ты не натворил чего, пока Упыря выискивать будешь. Понял?

— Чего ж тут непонятного, — ответил Юсуп.

— Вот и ладненько, — кончики ушей борлова чуть подрагивают в такт раскачивающейся иве, — ну, коли так, то бывай, Юсупыч. В следующий раз монетку-то получше кинь. Не торопись, примерься как следует, а то у меня уже совсем косточки затекли от ничегонеделания. Так недолго и радикулит заработать! Ну да тебе все равно не понять...

Он слетел с ветки. Так плавно, что ива даже не заметила его ухода. Крылья раскрылись, заполняя половину неба, и он исчез где-то вдали совершенно бесшумно...

— Ненавижу трети! — Голос Алаиды, как обычно тонкий и чуть визгливый, разбудил Юсупа. Он приоткрыл оба глаза, лениво разглядывая освещаемую несколькими свечами лачужку. Света и так было достаточно — мутно-зеленый из-за мохнатых веток елей, он пробивался в два окна, оставляя на полу разводы.

В одном из углов лачужки уже свил себе паутину паук, залез в самый ее центр и теперь сидел недвижно. Жрать-то, конечно, всем хочется. Окна тоже давно не мыли, но надо ли вообще? Вот они завтра уедут, а лачужка все равно останется. Кто-нибудь в нее придет, он и помоет, не поленится. Наверное.

Алаида сидела за столом — необычайно красивая и неприступная. Если бы Юсуп не знал Алаиду близко, он бы мог в нее и влюбиться. Но, к сожалению, он уже сталкивался с ее характером и научился отделять слепящую красоту снаружи от того, что таится внутри.

Напротив Алаиды за столом сидел Ильнур, крепко-накрепко перетягивающий кожаный мешок холщовой веревкой.

— Представляешь, Ильнур, трети то и дело стараются выпасть у меня из рук! Сколько я их ни считаю, они постоянно так и норовят просочиться сквозь пальцы и смешаться с остальными. И я готова поклясться, что их с каждым разом становится все больше!

Золотые монеты из мешка были для девушки настоящей головной болью. Никто не знал, где Алаида нашла этот мешок, но оказался он поистине бездонным. Помимо нескольких волшебных предметов (просто так попробуй достать их в миру!), которые сами подворачивались под руку, даже когда были абсолютно не нужны, мешок был до половины наполнен золотыми монетами разного достоинства. Самое интересное — сколько бы кто ни брал из него золотых, количество денег не уменьшалось. Проверив это однажды на опыте (и зачем ей понадобилось покупать целый батальон отборных головорезов-наемников?), Алаида заразилась навязчивой идеей во что бы то ни стало подсчитать реальное количество имеющихся у нее денег. И с тех пор даже самые трезвые рассуждения на тот счет, что денег там попросту бесконечно много, не могли ее остановить. В определенные дни на Алаиду что-то находило, и она, спрятавшись в уединенном местечке, начинала лихорадочно считать монетки. Досчитать до конца ей пока ни разу не удалось.

Ильнур крепко завязал мешок и передал его Алаиде, девушка крепко прижала его к груди (совсем не маленькой груди — заметил Юсуп сквозь полудрему).

— Все же я их досчитаю когда-нибудь! Они у меня получат, проклятые! — выкрикнула она в пустоту, и взгляд ее, полный чисто женской злобы (такой рождается, когда женщине вдруг что-то становится неподвластно), устремился на Юсупа.

— А ты чей-то разлегся, оглоед?! Думаешь, для тебя стелили?! Для тебя, что ль, подушки взбивали?! А?!

— А для кого? — удивился Юсуп, садясь. Голые кончики пальцев едва коснулись холодного, покрытого пылью пола.

— Уж не для тебя! — уперла руки в бока Алаида.

— И не стелила, — тихо добавил старик.

Юсуп тоже знал, что Алаида и пальцем никогда не пошевелит, чтобы что-нибудь сделать. Она и к их отряду примкнула только из-за того, что страсть как любила приключения. Но не работу.

— Ну и не стелила, — теперь гневный взгляд обратился в сторону Ильнура. Алаида была рассержена, и ей хотелось излить на ком-нибудь злость. — А вам-то что?! Я, может быть, не обязана кровати стелить! Я делаю черную работу за вас всех! Снабжаю вас, в конце концов, деньгами! Вещи полезные выдаю!

— Успокойся! — замахал четками Ильнур. — Откуда у тебя такой скверный характер?

— От мамочки! — выдохнула Алаида, поправляя сбившуюся на лоб челку. — Ну, Юсуп, рассказывай, чего добился? Золотые все потратил?

— Все, — честно сознался Юсуп, умолчав о том, что после того, как он купил лошадей и много никому не нужного тряпья, золотые еще оставались, и он потратил их на пиво (как турки ни были плохи, но пиво варить они умели!). А потом пересказал Алаиде все, что уже не так давно рассказывал Ильнуру.

Алаида за весь рассказ успела три раза вставить слово "болван", сходить в другую комнатку, спрятать мешок и несколько раз влезть в разговор со своими собственными новостями. В общем, когда Юсуп закончил, он так и не мог понять, дошел ли смысл рассказанного до прекрасной головки барышни.

Когда Юсуп переключился на разговор охранников, ему вспомнился сон с борловым, и он не преминул упомянуть о немецком после Гиберте, который тоже каким-нибудь образом может быть замешан в этом деле.

— Не забывай, Юсуп: мы до сих пор не уверены, действительно ли Аиша и есть та самая, которую мы ищем, — заметил Ильнур, поглаживая бороду, — а твой немецкий посол может быть просто ее любовником. Она же, стервеза, кого хошь своей красотой зачаровать может.

— Так уж и всех? — презрительно фыркнула Алаида, как и всякая представительница слабого пола, считавшая, что никто на свете не может быть прекрасней ее самой.

Ильнур промолчал, оставив мнение на этот счет при себе.

— Но Гиберта проверить надо, — продолжил Юсуп. — Первым делом — кто он такой есть и что делает в Назараде? А еще — почему так резво принялся ухаживать за Аишей?

— Это я беру на себя, — оживился старик, — дайте только в город переехать, я вам такие слежки устрою — любой сыскной воевода позавидует!!

Юсуп припомнил свой недавний сон, но отмахнулся от него: борлов никогда не умел проникать в сны. Скорее всего, небольшая переделка, в которую Юсуп попал, да еще неудача с монеткой смешались в его голове и вылились вот в такое видение. Хотя кто его знает?

— А монетку свою использовал? — к месту вспомнил Ильнур.

Юсуп рассказал и о монетке.

— Да, дела с борловым у тебя неважные — Ильнур молча осмотрел Юсупа с Алаидой, стуча костяшками пальцев по потрескавшейся поверхности стола.

Алаида была занята тем, что тонкой металлической стружкой полировала свои ногти, сдувая с них пыль. Юсуп же выковыривал из ноздрей остатки сухой крови.

— Ну? — тихо и с присвистом вопросил Ильнур, продолжая мерить обоих хмурым взглядом.

— Что — ну? — спросил Юсуп, чуть шепелявя. Разговаривать с пальцем в носу было не очень удобно.

Старик сделал торжественную паузу, постукивая пальцами по столу, но, видя, что его никто не понял, раздраженно пояснил: — "Ну" означает, что мне не терпелось услышать от вас вопрос. "Ну, Ильнурчик, что ты там говорил насчет своего блестящего плана по поимке Упыря?" Разве не ясно, деревянные ваши головы!

— Я никогда не разбирался в тонких намеках, — смутился Юсуп, — ну, скажи нам, Ильнур.

— Да, скажи нам, Ильнур, — подхватила Алаида, не отрываясь от полировки ногтей

Старик скрипнул зубами, но сдержался от слишком гневного и не очень культурного заклятия. Он не знал точно, что произойдет в конечном итоге, только поэтому и сдержался.

— План таков, — произнес старик спустя пару секунд, когда гнев его немного утих. — Когда мы поселимся в Назараде, нужно будет войти в доверие к Аише и определить: есть ли она Упырь на самом деле, или же это только наши с вами догадки, верно?

Юсуп утвердительно крякнул.

— А еще я предлагаю выйти на связь с этим самым Гибертом, разузнать, что ему ведомо об Аише, и действовать согласно обстоятельствам! И не забудьте про гроб!

Гроб — это неотъемлемая часть каждого могущественного упыря. Гроб нужен был прежде всего для того, чтобы спокойно пережидать в нем солнечные дни, проще говоря — спать. Обычно упыри отдыхали в гробах после удачной охоты, дабы древние его стенки наполняли упыря силой и улучшали пищеварение. Поговаривали, что у главного Упыря гроб был сделан из цельной кости какого-то древнего существа. Поговаривали также, что собственный вес этого существа во много раз превышал тот, который могли бы выдержать его ноги. Голова его покоилась на длинной шее, чтобы оно могло свободно есть листья с верхушек деревьев. Цельный скелет такого существа найти было непросто, и стоил он немалых денег.