Книга Исхода

— Да нет, — она решительно вытерла глаз кулаком, и они странным образом как-то сразу высохли, — я все поняла. Отлично все поняла. Огромное вам спасибо.

— Господа, — разводя руками, сказал Оберон, который на протяжении всего разговора только шевелил с отрешенным видом губами, вслушиваясь, похоже, не в ругань, а, по меньшей мере, в музыку сфер, — о чем это, чер-рт меня побери совсем, мы разговариваем? Вот стоят люди, которые только что, мимоходом, за три-четыре часа слетали вокруг Луны, а мы о чем говорим?!! Мы за полгода считая от начала проектирования сделали машину, которой тут не будет, может быть, и через тысячу лет, а мы тут это, как оно ...

Он пощелкал в воздухе пальцами, а Некто В Сером закончил за него тоном самым, что ни на есть, поэтическим:

— Делаем оргвыводы. Исключительно точный термин. Сугубо советский, а оттого на другие языки точному переводу не поддающийся. Что-то вроденаказания невиновных с параллельным награждением непричастных, но и не вполне, поскольку достаточно часто пострадавший страдает не слишком сильно, но — сугубо теоретически, а в итоге все остаются довольны...

А Тайпан, проглотив очередной комок в горле, в очередной раз возопил отчаянно, но тихо, отчего вопль души и уст его прозвучал особенно пронзительно:

— Ну, — не бывает! Я скорее поверю в собственное помешательство, в массовый гипноз, в то, что все это мне снится... Но только не в безынерционный двигатель!

— Почему — безынерционный? Что-то же треснуло все-таки по бедному Киче? Почему не реактивный луч? Мало ли какие могут быть излучения...

— Треснуло? Пальцем ткнуло! В шутку! В момент старта выделилось никак не меньше пяти миллиардов килоджоулей энергии, и если бы они выделились в виде какого угодно реактивного луча, то за то время, которое мы имеем, от нас остались бы одни только черно-белые фотографии... Это было бы чуть ли не похлеще Хиросимы, а мы — так, пустяковинку одну видели. Не-ет, поверьте моей физической интуиции, это какой-то вторичный эффект был, по всему — остаточный: как будто у чего-то такого чуть-чуть не хватило емкости, вот этот вот остаток и врезал по Киче. Он же совсем ветхий был, вот и рухнул, не выдержал.

— После-едовательный ты мужчина : только что говорил, что не бывает и быть не может, — и через пять минут уже гипотезы лепит.

— Это я так, рефлекторно. На самом деле этого и впрямь не может быть. Я по-прежнему в этом совершенно уверен.

— Так ведь сам же видел! Собственными своими глазами!

— Я много чего видел. Видел, как на глазах у почтеннейшей публики распиливают пополам очаровательную девушку. А в Камранге я в свое время из любопытства пробовал пайотль, так еще и не такое видел. Ну, — не может этого быть! Хотьвы что.

— Вот давайте пари: вот найдем, — если найдем, — способ выяснить, так вы будете лупить себя по голове и орать, что это так просто, и только такой идиот, как вы, не могли догадаться... Как?

Тайпан, глухо зарычав, покрутил головой и, нагнув голову, быком пошел в сторону от несносного, легкомысленного собеседника, никак не желающего серьезно относиться к крушению мира. Вдруг остановился, повернув голову:

— Вы еще выясните, вот попробуйте, посмотрим, что у вас получится!

Художник. Преимущественно — минус три года.

— Так я все никак не могу взять в толк: вы что, — предлагаете нам искать какого-то чертова ниндзю?

Эфраим Гольдберг осторожно вздохнул, и начал практически с самого начала. Ничего страшного. Кем-кем, а уж дураком шеф не был, но уж такая ему была присуща манера. Особенно в случаях, которые он считал серьезными.

— Господин Дуглас, я говорил с самого начала и повторю еще раз: про ниндзю я сказал только для примера. Уже раскаиваюсь. Если б знал, какую это вызовет реакцию, — клянусь вам, что и не заикнулся бы об этом. Вероятно, у вас и еще болееабстрактный способ мышления, чем я думал. Повторю еще раз: я осмелился занять ваше время только потому что совершенно уверен: усилиями нашего отдела сделано открытие поистине эпохального значения. Тихое такое событие, способное изменить судьбы мира. Мы всего-навсего нашли стандартный и даже, в определенной мере, формализованный подход к проблеме так называемых "творческих" способностей. Если отбросить совсем уж все подробности, то коренное отличие между человеческими существами по их способности "творить" состоит в максимальном числе параметров одной точки, которое индивид способен воспринять одновременно. Для одного только зрительного анализатора у самого обычного горожанина-обывателя это число достигает, в общем, восьми параметров на точку. У специально тренированных людей это число достигает, в общем, с известными оговорками, девяти. До сих пор нам не удавалось исследовать людей, у которых это число достигало бы десяти. Также и по звуковому анализатору: практически на одно измерение, превосходят обычных людей слепцы, профессионалы некоторых экзотических областей практики и особо обученные по специальным методикам бойцы.

— И каковы же эти десятый-одиннадцатый... и все прочие параметры?

— А они просто-напросто не имеют названия. И не могут иметь, поскольку язык, как известно, является исключительно функцией общества. Просто по определению. То, что является принадлежностью только изолированных одиночек, разумеется, не может быть точно описано и не может получить Имя. Вы — блестящий системотехник и, я уверен, уже поняли гораздо больше, чем я вам сказал.

— Допустим, — понял. Допустим, — даже заинтересовался. Меня интересует, какие практические выводы из всего этого сделали ВЫ? Предполагаете как-то смоделировать в следующих моделях? Собираетесь положить их В ОСНОВУ новых моделей?

— М-м-м... Пожалуй, — нет. По крайней мере — не сейчас...

— Вот как? Тогда назовите хотя бы одну причину, по которой я трачу на вас свое, как вы изволили выразиться, драгоценное время?

— Обратите внимание на то, что вы не дали мне договорить...

— Ах, извините!

— Не стоит, — Эфраим Гольдберг даже виду не показал, что хоть как-то ощутил шефов сарказм, — так что речь идет покатолько о том, чтобы найти, найти человека, — или людей, — соответствующих этим самым десяти-одиннадцати воспринимаемым параметрам. И привлечь их на службу к себе. Какова бы ни была конкретная природа этих дополнительных параметров. Это, в конце концов, не так уж и важно.

— Вот как? Интересно. Очевидно, — это еще не все?

— Не думайте, я отлично понимаю вашу иронию, просто не считаю нужным каждый раз это самое свое понимание демонстрировать. Разумеется, у нас теперь есть еще и методика, позволяющая находить таких людей. Достаточно надежная. И уже есть результат: дело в том, что мы, кажется, нашли такого человека.

— И кто?

— Как ни странно — художник. Хотя, если вдуматься, ничего странного тут как раз нет... Кореец, учился и почти всю сознательную жизнь провел в Токио. В настоящий момент он приехал с небольшой экспозицией своих картин, — она имеет место быть в Музее Современного Искусства. В данном случае я могу практически гарантировать... Короче, — тут ошибка маловероятна. Практически невероятна.

Дуглас молча сидел, положив локти на стол, навалившись на стол, нависнув над столом, и молча, в упор рассматривал близко посаженные глаза, мелкокудрявые седины и монументальный, сверххарактерной формы нос собеседника.

— Слушайте, — вы что, всерьез все это дерьмо?

— У нас наглость, по сути, напускная, на самом деле — я серьезен, как никогда.

— И чего вы от меня хотите?

— И вы-таки хотите, чтобы я говорил откровенно? Вы совершенно уверены?

— Эфраим, — голосом ночной каменистой пустыни проговорил мистер Дуглас, — вы мне надоели.

— Понимаю. Это как раз вполне даже очень можно понять. Если вы спрашиваете мое мнение, то самым уместным я считаю вам самим съездить на эту вернисажу и посмотреть эти картинки. Я очень надеюсь, что после этого вам все станет ясно и без всяких дополнительных объяснений... Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что эти его... произведения имеют интерес даже с точки зрения технологии.

— А если, — не меняя позы, все тем же тихим, страшным голосом проговорил доктор Дуглас, — нет? Что тогда?

— Ой, о чем вы... Разумеется, — ничего страшного не произойдет. Просто-напросто пройдет год. Или два. Но рано или поздно то же самое придет у голову другому старому еврею. И он точно так же приплетется к своему шефу. Только та компания не будет иметь лидирующих позиций и стабильного финансового положения, как ITI. Ту компанию будет слегка лихорадить. У ее руководства не будет оснований для самоуспокоенности, и оно, — вдруг, — вспомнит, что все, буквально ВСЕ начинается, в конце концов, с одного человека. Всегда — только одного. Человек не чувствует, когда тихо-тихо, незаметно начинает стареть и постепенно умирать. Так и вы, может быть,даже не успеете почувствовать начало конца своей фирмы. Это ваши приемники, может быть, успеют спохватиться, начнут перекупать, догонять, в результате чего потратят массу денег и все-таки потеряют положение безусловного лидера. А так — да. Разумеется, вы, как всегда, правы и никакой немедленной катастрофы не произойдет. Пожалуйста! Не нужно ничего делать, и можно получить удовольствие от того, чтобы послать в задницу усталого, старого еврея вместе с результатами четырехлетней работы. Пожалуйста! Это же, в конце концов, не пакет программ для организации подсчета армейских подштанников и не новый процессор... Нет-нет, я, конечно же, пойду.

— И что, — вклинился в этот эмоциональный диалог Дэниэл Спенсер Дуглас, в просторечии "ДС", — я, по вашему должен делать с этим азиатом?

— Предложить ему возможность заниматься приблизительно тем же, но только за пристойные деньги. Предложите ему полугодовой контракт с возможностью продления отношений. Он будет счастлив. Дело в том, что он относится к так называемому "второму дальневосточному стереотипу". Это обозначает принадлежность человека к сугубо азиатскому психотипу, но не такому, которые коварные-хитрые-рассчетливые до безумия, а тому, который, — скромность, субординация, умеренность, трудолюбие, чувство долга, — понимаете? Причем стандарт этот настолько прочен, что даже талант, даже огромный талант не в силах модифицировать его сколько-нибудь существенно... Я это к тому, что он в доску разобьется, чтобы вы за свои денежки получили все положенное. Как можно больше.

— И, хотя я не уверен, что добился за время полугодового контракта чего-либо конкретного, контракт был перезаключен и еще на полгода. Положение постепенно начало меняться... Мы как-то притерлись, поняли, чего нам друг от друга надо, и следом контракт был заключен уже на год, причем, неожиданно для меня, на гораздо более выгодных условиях, нежели прежде. Господин Гольдберг, чрезвычайно много помогавший мне э-э-э... в выработке самого способа моей работы по своей инициативе нанял адвоката, усилиями которого я получил право на прибыль... На прибыль от внедрения моих достижений. Должен сказать, что эта работа... Увлекает. Весьма сильно увлекает, но это ни в коем случае не делает ее легче. Разумеется... Разумеется, — я не эксперт, но мне все-таки кажется, что работа моя в то время несколько напоминает труд математика. Сходство состоит главным образом в том, что... Оперируя цифрами и символами, математик не всегда знает, что за реалии стоят за этими значками, и ему может быть и не нужно этого знать. Так и я, — сначала доктор Гольдберг, а потом господин Ван-Петерс сделали все возможное, чтобы... Чтобы я просто делал то, что умею, не подозревая, что это на самом деле значит... Ну вот, опять я, кажется говорю невразумительно... Прошу прощения, это и вообще является моим коренным пороком... Они позаботились о том, чтобы я занимался тем же, чем и прежде, когда делал свои ДЦГ... Это — динамические цветовые гармонии. Поначалу это было и не сложнее всего предыдущего. Я по-прежнему гармонизировал различные тенденции развития световых потоков, время от времени мне меняли средства визуализации, а я и не подозревал, что и это является... В какой-то мере результатом моей деятельности.

Это было чем-то вроде программирования навыворот: обычно пишется дискретная программа, которая превращается, в свою очередь в те или иные изображения, каждое — со своим поведением на экране, а здесь — цветовые решения претворялись в последовательности команд. Которые, в свою очередь, были, по существу, набором требований. Поначалу эти требования были незамысловаты: запросить о существовании устройства с такими-то свойствами, поставить такой-то эксперимент, дополнить устройство коммуникативного узла такой-то схемой, подключенной таким-то способом. Буквально в первые же месяцы затея, казавшаяся поначалу такой безнадежной, вдруг, ни с того, ни с сего обернулась рядом простейших, совершенно неожиданных в своей очевидности решений как в программировании, так и в создании архитектуры новых устройств. Попутно выяснилось, что грань — исчезающе тонка. Почти отсутствует. На Странную Затею обратили самое пристальное внимание. Господин Ван-Петерс лично следил за тем, чтобы все требования выполнялись в первую очередь. Между тем как работа художника, так и расшифрованные задачи становились все сложнее. Правда, — параллельно росли и возможности по решению проблем. Система Требований обернулась спустя некоторое время так называемым "обобщающим блоком", небольшим устройством, способным образовывать ту или иную последовательность связей в зависимости от поступающей информации. Блок этот постепенно усложнялся, незаметно став основным устройством компьютера, с которым Сен взаимодействовал непосредственно, причем его задачи толькоусложнились многократно. Теперь он, не пользуясь ничем, кроме воображения и накопленного опыта, менял свойства точек n-мерного пространства с тем, чтобы процесс, достигнув этой точки, модифицировался определенным образом, причем с учетом достижения общего замысла. Бывший Обобщающий Блок, сохранив структуру связей, из электронного стал фотонным, оптическим устройством, а нечеловеческая нагрузка на художника и еще возросла. Определенный перелом был достигнут, когда Система Требований обернулась так называемыми "Молекулярными Сборщиками", сложными неорганическими молекулами, способными по определенной программе пристыковывать атом к атому, молекулу — к молекуле. По сути — ничего сверхъестественного не произошло, — если раньше процессор оперировал распределением электронов, то теперь их роль стали выполнять еще и ионы, радикалы, отдельные атомные группы. Совершенствование самой структуры Интегрального Блока стало непрерывным и естественным процессом. Названный с чьей-то легкой руки Радужным Ядром, он пожирал колоссальные количества информации, унифицировал ее и рос. Этот период ознаменовался тем, что ITI вдруг, сразу выбросила на рынок массу потрясающих новинок. О, разумеется, руководство особо побеспокоилось о том, чтобы даже намек ни наодну из "подкожных" технологий не проник бы за стены Отдела Перспективных Исследований. Лидерство фирмы стало абсолютным, определяющим. Обладая Молекулярными Сборщиками можно было в считанные дни начать производство любой конструкции, любого мыслимого сочетания любых атомов, лишь бы только они не были слишком короткоживущими. Наступилмомент, когда периоды общения художника с его непостижимым детищем начали становиться все короче. Радужное Ядро стало совсем большим и переставало нуждаться в поводыре. А потом дикое перенапряжение без малого трех лет вдруг сказалось в тотмомент, когда все основные труды, казалось, остались уже позади.