Мир Императора Георгия книга 3

— Я люблю тебя. Ты даже не можешь представить, как сильно я тебя люблю. Девочка моя... Он шепчет ласковые слова, гладит по голове, как ребенка, покрывает поцелуями шею.. Он прошелся языком по ее уху, слегка прижал поцелуем.

— Все хорошо... — Елена развернувшись к нему, целует в губы.

Он с нежностью смотрит ей в глаза.

Вновь сливаются в долгом-долгом поцелуе. По телу медленно разливается жар. И безумно хочется снова почувствовать его там... Георгий вновь начинает ласкать Елену.

И чопорная леди отступила перед страстной женщиной, так неожиданно и сильно поднявшейся из неведомых глубин ее натуры. Елена оказалась бессильна перед этим напором...

Она каждой клеточкой своего тела подается навстречу его губам и рукам. Он целует, чуть сжимая, грудь, покусывает, втягивает в себя соски.... Каждое его движение отдается таким сладким, сводящим с ума ощущением там. Георгий доводит ее до исступления своими ласками, постепенно опускаясь губами все ниже и ниже.... У нее вырывается стон. Она стонет, уже полностью перестав себя контролировать. "Ну, возьми же меня!.." Словно прочитав мысли, через мгновение он вновь оказывается над ней. Он крепко прижимает ее к себе и медленно, очень осторожно входит в нее. с ее губ срывается стон. Больно, но какая сладкая это боль... Она чувствует, что принадлежит ему, и уже только от этого Елену переполняет ощущение сумасшедшего счастья. Из глаз ее выступили слезы. Слезы счастья и слезы перехлестывающих чувств...

Георгий вопросительно смотрит на нее:

— Как ты? Все хорошо?...

Елена улыбается в ответ и целует его.

Он начинает двигаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она сгибает ноги в коленях и обнимает ими его за талию. В этот момент ему удается почти полностью войти. Он задевает что-то внутри, ее словно молния пронзает и она невольно вскрикивает. Он на секунду замирает и смотрит на нее испуганно:

— Больно?

— Нет-нет, только не останавливайся, прошу тебя...

Он целует в губы и вновь входит в нее. Она не может сдержать стон.

"Как же хорошо... -проносятся мысли в голове Елены,— что со мной творится? Я уже совсем позабыла о боли. Каждая клеточка моего тела кричит о моей любви к этому мужчине. Только отдаваться ему, отдаваться без остатка, до пика, до капли, раствориться в нем, чувствовать его в себе, глубоко-глубоко, дарить ему счастье быть любимым... Я чувствую, что ему очень хорошо сейчас."

Он чуть постанывает, целует ее, прерывающимся голосом шепчет какие-то нежности.

Еще миг и это сладкое ощущение счастья становится невыносимым для Елены.

Она непроизвольно подается любимому навстречу. Еще движение, еще и.... Ее подхватывает что-то и уносит в небо, тело скручивает сладкая судорога, из груди вырываются рыдания. Елена извивается под ним, чувствуя как его бьет дрожь и слыша его стон. Он делает последнее движение и замирает. Через несколько секунд все проходит. Георгий ложится рядом и обнимает Елену. Какое-то время они молчат, переводя дыхание...

— Я люблю тебя... — шепчет Георгий. Он поворачивает ее к себе лицом и кладет на спину оказавшись сверху. В этот раз было дольше, но в один момент Елена почувствовала, как вновь пламя забушевало внутри нее. И издав крик, она выгнулась под ним словно потягивающаяся кошка. Она чувствовала себя не просто удовлетворенной, а очень-очень счастливой. Георгий лег рядом со ней.

Елена повернулась и прижалась к нему. Он крепко обнял ее..

Елене стало так хорошо и тепло на душе, сегодня она все-таки стала счастливой... Свернувшись клубочком она засыпает в кольце любящих рук.

* * *

Я вспоминаю ту ночь... Их было много -многих я не вспомню. Я знаю что не все женщины помнят то как утратили девичество и вошли в новую жизнь... Но ее я помню и буду помнить даже на смертном одре и даже за порогом жизни -если души помнят свои земные страсти.

Мой любимый! Ты научил меня не скрывать своих желаний, сделал мое тело чувственным и ненасытным, прогнал прочь ханжескую стыдливость... Потом я поняла — что имели ввиду древние говоря о Таинствах Исиды и Астарты. Но испытала это я именно тогда.

Из неопубликованного дневника императрицы Елены Филипповны.

14 июня 1890г.

В губернаторском дворце отмечался день рождения принцессы и без пяти минут императрицы Елены Филипповны. Это была не придворная церемония или государственный праздник, а семейное торжество -без всяких сложных ритуалов, расписанных по малейшим деталям правил и тому подробное. Правда Гофмаршальская часть составила бы программу празднества — с приглашением хора столичного костела и исполнением серенад под окнами дворца и выступлением во владимирском театре Мариинского балета... Но когда выяснилось что в России соответствующих дворцовых правил как отмечать день рождения некоронованной жены императора не выдумано — решили умыть руки. Только близкие были приглашены к императорскому столу — накрытому всего на двадцать кувертов. Гости расселись за тремя столами составленными "покоем" в середине каждого стола располагались корзины со свежими цветами, на трех серебряных блюдах поданы конфеты, бисквиты, фрукты и свежая земляника. Рядом, в Уголовой гостиной стоял стол с закусками. Гостям подавали русские и французские вина -привезенное вчерашним поездом "Божоле"; Leoville 1874 года; и отечественное шампанское. Гостям предлагались суп из сливок со спаржей, пироги "гатчинские", форель "по-американски", отбивные из баранины, филе ягненка, фаршированное свежим горохом. На десерт были персики. В завершение на балконе пили кофе и шоколад.

Тогда же Елене Филипповне вручили подарки. Мария Федоровна — сапфировое колье работы ювелира Фридриха Кехли— и диадему увенчанную шестнадцатью густо-синими сапфирами в окружении бриллиантовых искр. Георгий подарил супруге жемчужное ожерелье в пять ниток весом без малого в тысячу карат и бриллиантовый фермуар работы Фаберже.

* * *

Еще одна служба -благодарственная — состоялась вечером в Церкви Покрова...

Стоял прекрасный день, и я навсегда запомнила белую церковь с островерхим шатром и золотыми крестами на них, блестевшими и переливавшимися на закатном

солнце. Это была древняя знаменитая церковь, сейчас известная во всем мире...

Мысли мои тогда были однако далек от горнего... Я мечтала объездить страну царицей которой стала.

Увидеть ее огромные просторы, проехав насквозь снежные леса, ковыльные степи, бесконечные реки, текущие из жарких степей к ледяному океану.

К Байкалу. В горы Алтая и Хамар-Дабана. На Ангару... На Волгу. В леса.. К Белому морю и святым Соловкам. К тигриной тайге Приморья и бамбукам Сахалина. К древним городам Туркестана и святому Арарату.

Многое -очень многое не сбылось — монарший удел -это тяжелый труд -не оставляющий времени на свои желания — если конечно царствующий понимает свой долг. Все же я не жалею — ибо взамен исполнения житейских желаний мечтаний судьба дала мне по настоящему великий Царский -путь...

Елена Филипповна, Вдовствующая Императрица Всероссийская

"Мое жизнеописание"

(Не вошло в окончательную редакцию)

* * *

16 июня 1890г.

Если бы сейчас над Владимиром поднялся бы аэростат или даже новейшая выдумка человеческой мысли — дирижабль -вроде того что создали мсье Шарль Ренар и Артюр Кребс, то глазам его бы предстало необычное зрелище...

Центр древнего города с лужайками, с остатками старинных высоких валов; и два рядом белеющих собора, один — малый, другой — большой, с грандиозной колокольней, уходящей острием купола в голубое без единого облачка небо..

Кругом соборов стояли хоругвеносцы с черными и багряными златотканными

хоругвями. Группа диаконов и клириков в золотых облачениях со свечами и посохами в руках. Процессия среди крестящегося народа обогнула Успенский собор "по солнечному ходу" и вышла с северной его стороны на площадку между соборами, в это

же время из собора сюда же выходила другая процессия духовенства с архиереями в разноцветных мантиях и множеством хоругвей.

А на площади — царский павильон, украшенный бело-сине-красным государственным и оранжево-бело-черным династийным флагами. Солнце еще стояло не высоко, утренняя прохлада еще не исчезла , день ожидался жаркий, солнечный. Еще кое-где стучали топоры плотников, лихорадочно заканчивавших постройку трибун, балаганов помостов.

А окрестные улицы уже заполняла толпа — но не всякого пускали -ох -не всякого...

Если кто-то особо рвался вперед нарушая порядок — как из под земли являлся жандарм, стражник а то и агент полиции в штатском и командовал строго и назидательно: "Куда? Зачем? Вертайтесь!" А в случае если слова не помогали — нет— упаси Христос! -никакого мордобоя и матерной руган — грозное — "Честью просят!" — и кулак охранителя благочиния приближался — нет к лицу, опять же -ни в коем случае — здесь же священное торжество! — а чуть ниже пояса. А кулаки у жандармов и городовых — зачастую бывших гвардейских солдат, крепышей и великанов — смотрелись весьма внушительно.

...Публики на трибунах было еще мало, а в павильоне пусто — только цветная каемка охраны — "стрелков Его Величества", в ярких малиновых рубахах и забавных шапочках, вроде тех что одевали извозчики или гайдуки богачей.

Hо вот трибуны начали занимать важные гости -губернаторы, предводители дворянства, депутации городов и гильдий, игумены и игуменьи монастырей...

. . А под золочеными хоругвями и примикирием в лиловых, синих и фиолетовых мантиях епископы, архиепископы и митрополиты. Вон они — с посохами в руках в белом клобуке с бриллиантовыми крестами, на голубых серебристых мантиях, митрополит московский Владимир, митрополит Киевский и митрополит Санкт-Петербургский. Диаконы и

послушники в золотых облачениях следуют за архиереями, поддерживая

мантии. Навстречу преосвященным лилась с высоких колоколен церковная медная музыка...

. Солнце играло сотнями блесток на их золоте и блестит на ризах облачений.

И вот показались два открытых экипажа — обычных лакированных ландо.

В первом экипаже к павильону подъехали Елена в сопровождении своей камер— фрейлины — Агафоклеи фон Сталь и обер-гофмейстерины Марии Павловны Будберг. Во второй — Георгий в одиночестве...

И вот со стороны зазвучала походная музыка.

Сюда из за города шли гвардейские части, поднятые засветло, чтобы успеть отскоблить до крови солдатские подбородки, начистить ваксой до зеркального блеска голенища сапог, отполировать лошадиным зубом белёные ремни амуниции, стряхнуть особым веничками последние пылинки с парадных мундиров.

Разоцветные — в новой форме — шеренги солдат подтянулись, выравнивая штыки, четче печатая шаг.

Преображенцы , семеновцы, измайловцы, солдаты Московского полка...

Открывал прохождение лейб-гвардии Преображенский полк, в честь его основателя — Петра Первого, назначали брюнетов или темных шатенов, по обязательно "с белым лицом".

Вот прошел батальон второго полк гвардии — Семеновского. Его сформировал когда-то любимец Франц Лефорт, носивший ярко-рыжий парик. И сто восемьдесят с гаком лет в семеновцы подбирали тоже только рыжих! Барабанщики шли первой шеренгой в голове батальонной колонны. Капельмейстер повернулся на полном ходу налево кругом, продолжая идти задом, взнес руку в белой перчатке, махнул, и в летнем воздухе грянул всей медью высеребренных труб и гремящих тарелок пышный Семеновский марш.

За ними — представители Павловского полка -в нем службу нести полагалось только блондинам и только курносым — как у государя-основателя — не было в России недостатка в таких новобранцах. От чего все солдаты выглядели на одно лицо, все похожи, как родные братья, так что бывало обыватель -завидя марширующую роту странных близнецов суеверно крестился: тьфу, пропасть -наваждение этакое!..

Финляндский гвардейский пехотный полк. Была в его неторопливом марше неожиданная легкость: четко били подошвы, но не вдавливались каблуки в мостовую. Оркестр играл не особо громко, задорную, веселую мелодию, сочиненную в прошлом веке офицером полка, ставшим потом художником.

То ли дело, то ли дело егеря,

Егеря, егеря!

Георгий наблюдая из ложи павильона -нока в задних комнатах убирали к торжеству Елену, вспомнил рассказ Лобко -что в старые годы полк назывался егерским, а егеря предназначались для действий в рассыпном строю — и от них требовались быстрота и легкость на ногу.

И хоть времена изменились традиции бережно сохранялись: в них сила армии, уважение к прадедам, желание быть не хуже. Гурко прав — британцы стали так сильны во многом именно оттого что не гнались бездумно за новизной.

Замыкающим прошел отдельная сводная рота сверхсрочных фельдфебелей в шевронах и, медалях "За беспорочную службу" — богатыри саженного роста, представители восьми гвардейских полков, квартировавших в Петербурге и двух московских.

За пехотой выехала группа всадников — впереди с обнаженной саблей, высясь как памятник самому себе — на могучем вороном коне командующий кавалерией великий князь Николай Николаевич. Георгий улыбнулся — дядю солдаты прозвали отчего то "Лукавый", каждый день по вечерам заканчивавшие пение молитвы просьбой Всевышнему: "Избави нас от Лукавого". Дядя возглавлял прохождение конницы.

.Что-то блеснуло золотом. Хор трубачей грянул медью, широко развернув фронт эскадронов, шли мерным шагом гнедые лошади под красными вальтрапами с серебряной окантовкой и гвардейскими звездами. В седлах усатые богатыри в белых мундирах, в нестерпимо горевших на солнце медных кирасах и касках с серебряными двуглавыми орлами, развевались красно-белые флюгера на пиках в передних шеренгах.

Шел кавалергардский полк — гордость и слава русской кавалерии.

За ним желто-белые флажки — флюгера на пиках, караковые лошади, желтые с серебром вальтрапы — "кирасиры Его Величества". Один из старейших полков русской конницы, сформированный сразу после Нарвского погрома боярином Волконским, первым полковым командиром. С полком связаны первые победы над шведами, основание Петербурга

Эскадрон кирасирских трубачей сменили музыканты на вороных конях под синими вальтрапами, расшитыми золотыми позументами и звездами.

Вот проехали рысью две сотни "конвоя Его Величества" — кубанских казаков на вороных конях, в черных папахах, в алых черкесках с золотыми позументами, блестя серебром кавказских шашек, — черноусые красавцы один к одному. Алые черкески тонкого дорогого сукна, опойковые сапоги с мягкими голенищами, черные папахи. Как полагалось к каждому параду, к каждому торжеству выдавали конвойцам новую парадную форму — за счет "собственных Его Величества Средств" (А старую — в сундук. В иные годы случалось казак царский уезжал со службы с двумя такими сундуками)