Мы, кивнув, поспешили к главному зданию — централке, как его иногда называли. Пётр Анатольевич что-то обсуждал в столовой с Мариной Алексеевной и Марой, и резко замолк, увидев нас.

— Живы? Идёмте, дадите отчёт. Или нужен врач?

— Нет, — мотнул головой Лаки. — Небольшой отдых, но потом, сейчас дело.

Мы сели в одном из кабинетов, и коротко рассказали, что произошло. Марина Алексеевна и срочно пришедший Андрей Иванович несколько раз переспросили меня, стараясь уточнить: как я смогла найти Лаки?

— Не знаю, это... я видела, где он, — я впервые задумалась над этим вопросом. — Я не знала, где он может быть, а именно видела. И видела, где надёжный проход между домами — он... чуть другой, более материальный, а остальные... не могу объяснить. Из всего, что видела, единственной реальностью была та девочка, и мне пришлось оставить её одну...

— Вы всё сделали правильно, — кивнула Марина Алексеевна. — Вам нужно было убежище, а во всей округе им мог быть лишь дом... Ястребицких.

— Там ещё были мародёры, — напомнил Лаки.

— Как только наладим связь, сообщим милиции и военным, — кивнул Андрей Иванович. — Теперь отдыхайте.

— Нет, — Лаки упрямо покачал головой. — Со нужно отдохнуть, она после ранения, а я могу работать. Какая сейчас обстановка и что нужно делать?

— Обстановка сложная, — медленно заговорил Пётр Анатольевич. — Исконники включили сразу три установки, в углах равнобедренного треугольника. Мощность каждой была не очень велика, но площадь пострадавшей территории больше, чем обычно, к тому же установки взаимно усиливали действие друг друга, влияя на психику людей: в отличие от прошлых нападений, перед этим у большинства горожан временно ухудшились способности к адекватному восприятию происходящего, возникли необъяснимые страхи, не связанные напрямую с изменением пространства — да вы сами на себе это испытали. Много людей пострадало, особенно в новых районах — там радиус безопасной зоны сократился со стандартных семи метров на человека до двух, а то и полутора, а люди ведь шли домой после работы, в домах было мало жильцов. Много аварий, несчастных случаев. Кроме того появилось несколько банд мародёров, мы подозреваем, что они — параллельщики, — и тогда это самый значительный переброс людей во время нападения.

— Намеренный? — жёстко уточнил Лаки, и Пётр Анатольевич ответил, не обратив внимания на нарушение субординации.

— Нет, случайность, но сами знаете закон подлости: если пошли неприятности, то уж по полной программе. Ко всему прочему город теперь разделён на три зоны блокады, и если мы смогли быстро найти и отключить установку, то в других районах милиция провозилась почти двенадцать часов — мы не могли их направлять, из-за отсутствия связи. Сейчас общаемся с помощью записок, кидаем контейнеры с ними рогатками, но это всего сутки. Всё, идите в медотдел, работать вам сейчас нельзя, хоть обследование пройдёте. Потом есть и отдыхать. Это приказ!

В медотделе творился ад. Как мы вскоре узнали, сразу же после атаки к нам из соседних домов пошли за помощью люди — с ранами, переломами и тому подобными "подарками судьбы". Было и несколько инфарктников и инсультников. До ближайшей больницы никто из них добраться не мог, помощь же требовалась срочно, поэтому Фо с двумя коллегами буквально "зашивались", и наше с Лаки появление вызвало у них не радость, а вполне понятное профессиональное раздражение: "И так с ног сбились, а тут вы ещё!". Но всё же Светка чуть улыбнулась, кивнув на дверь подвала-лаборатории:

— Идите, сейчас подойду!

Через несколько минут она сбежала по лестнице, мотнула головой:

— Лаки — энцефалограф, Ната — томограф. Быстро! Простынка там.

Полчаса я лежала в томографе, отвечая на вопросы; некоторые из них были стандартными и задавались за прошедшие месяцы уже раз десять, другие Фо наскоро формулировала сама: что чувствовала, идя к дому Хаука, как оценивала реальность окружающего, о чём думала, закрывая девочку, и тому подобное.

— Всё, меняйтесь. Ната, потом оденешься, быстро к энцефалографу. Лаки, не до простынок, я и так тебя насквозь знаю, а Нате времени нет твои прелести рассматривать, живо в томограф!

Ещё полчаса вопросов — и таких же, и новых, — и, наконец, Фо устало откинулась на стуле:

— Одевайтесь. Ты — за ширмой, Ната — здесь. Времени на этикеты нет. Данные получены, сравнивать буду, когда появится возможность. Ната, не надевай футболку, я сейчас гляну твой шрам, совсем забыла о нём. Лаки, быстро в столовую, мы сейчас туда подойдём. Так, зарубцевался хорошо, припухлость остаётся, но это понятно. У тебя чувствительность к аппаратуре исконников чуть больше, чем у Лаки — у меня есть данные о его ранениях, могу сразу сравнить.

— И что это значит? — я натягивала ту самую, растянутую и застиранную футболку Хаука.

— Если попадёшь под воздействие их техники, когда она будет ближе, чем в двадцати метрах от тебя, то истощение организма пойдёт быстрее, чем у Лаки. Остальное я пока сама не понимаю, нужно обрабатывать данные, но времени нет.

— Я приду помогать, — я поспешила за Фо, почти бегом направившейся в расположенную в главном корпусе столовую.

— Посмотрим. Сейчас ешь, отдыхаешь час, потом Марина Алексеевна скажет, что делать. Тётя Маша, ей — двойную порцию.

— Хорошо, девочки, — повариха засуетилась у раздаточного стола. — Кью скоро освободится? Я тут одна еле справляюсь.

— К обеду, наверное, если ничего не случится, она на перевязках сейчас.

— Ох, девочки, вот и наша очередь в блокаде сидеть...

— Ничего, пересидим, не первые. Со, бери поднос, Лаки занял для нас места, идём.

Мы быстро и молча ели борщ, потом эскалопы из свежего мяса — не скоро ещё удастся поесть такое, придётся сидеть на консервах и курятине, если птицефабрика в нашей зоне блокады, конечно. Наконец Фо резко встала:

— В библиотеке поставили раскладушки, идите спать. Даю два часа!

— Ты же говорила, что час на отдых, — напомнила я.

— Говорила, но сейчас говорю — два часа! Марине я сама скажу. Спать!

В библиотеке было тихо, на одной раскладушке уже спал бледный и осунувшийся Поп, на другой лежал тоже бледный и недовольный Павел Иванович.

— Ната, деточка! Жива! — шёпотом обрадовался он. — И Лаки! Ложитесь, отдыхайте. Жалко, я свалился не вовремя, опять сердце шалит. Вы ложитесь, одеяла там.

Мы свалились на новенькие, ещё ни разу не использовавшиеся раскладушки, и сразу уснули.

* * *

Фо подняла нас ровно через два часа:

— Идёмте, у нас общий совет. Павел Иванович, не дёргайтесь! Ваше дело сейчас — поправиться. Поп, подъём! Всё проспал.

Поп сел, не просыпаясь, потом всё же открыл глаза, и через несколько секунд проснулся:

— Ребята! Живы!

— Всё потом! Быстро на совет!

В столовой собралось человек пятьдесят — всё, кто не был занят срочной работой. Пётр Анатольевич оглядел нас.

— Положение следующее: город разделён на три зоны, между ними блокада. У нас в запасе есть всё необходимое, но со свежим мясом будут проблемы — птицефабрика за блокадой. Передвижение по городу налаживается, хотя и с некоторыми трудностями, связь восстановлена, но пока лишь для опорных организаций, для жителей она будет разрешена лишь через несколько дней. В нашей зоне, насколько сейчас известно, действует несколько банд мародёров, пока неизвестно — параллельщиков, или местных, решивших погулять под шумок. В городе объявлен комендантский час с восьми вечера до восьми утра, потом будут изменения. Опорные пункты дружинников, а также первой медицинской помощи созданы в школах, больницах, детсадах, крупных организациях. Наша работа в ближайшие дни: патрулирование улиц, оказание помощи раненым, старикам, инвалидам, и, разумеется, контроль физических изменений пространства. Все остальные проекты остановлены до особого приказа! На базе медотдела развёрнут временный госпиталь, там нужны рабочие руки, поэтому женщины освобождаются от других дел, и направляются в госпиталь. Исключение: три работника в столовой и две уборщицы — в главном корпусе и в научном флигеле. Мужчины — охрана территории, патрулирование улиц, сопровождение групп обхода и соцработников. Я сейчас говорю о тех, кто не занят работой с регистрирующей аппаратурой. Нас здесь восемьдесят три сотрудника, но Павел Иванович и Николай Александрович по состоянию здоровья не могут работать. Я, Андрей Иванович, Марина Алексеевна и Дмитрий Николаевич — общее руководство. Остаются семьдесят семь человек...

— Считайте и нас! — раздалось из дальнего угла. Все обернулись. Это был муж Маргариты Васильевны, пожилой кругловатый мужчина самой мирной профессии — технолог-кондитер на фабрике, — рядом с ним стояли оба её "оболтуса", серьёзные и чуть бледные.

— Я ещё не закончил, — спокойно заметил Пётр Анатольевич. — Остаются семьдесят семь человек, из них пятнадцать женщин, которые будут заняты работой в конторе, и шестьдесят два мужчины. Тридцать-тридцать пять человек можно выделить для патрулирования улиц и разбора завалов — их много на границах зон, к счастью, обошлось без пострадавших. График дежурств я вывешу через час.

Он взглянул на людей:

— Теперь о семьях сотрудников. Ближайшие день-два вам придётся жить здесь. Дети будут помогать в уборке помещений — это вполне доступно и для семилетних, — взрослые поступают в распоряжение Андрея Ивановича. — Пётр Анатольевич взглянул на начальника отдела быстрого реагирования: — Прошу вас, Андрей Иванович.

— Спасибо. Значит так. Группы по пять человек, патрулирование улиц, обеспечение пожилых и инвалидов продуктами и лекарствами — все адреса у меня есть. В группе три-четыре сотрудника и один-два мужчины из числа родных наших сотрудников, в том числе подростки старше пятнадцати лет. Вас же, — он, чуть извиняясь, обратился к мужу Мары, — я прошу помогать на кухне, это не менее важно, чем патрулирование. У нас тут почти сто человек, не считая больных в госпитале, всех нужно кормить.

— А что с жильём? — выкрикнула главбухша. — Мы ведь здесь неизвестно сколько просидим, а у нас дома цветы, животные, холодильники, в конце-то концов.

— Ти-хо! — слово взяла Марина Алексеевна. — Не устраивайте скандал. Здесь только у трёх сотрудников семьи в полном составе, у остальных супруги или дети были дома, есть родственники и знакомые, которые могут присмотреть и за детьми, и за квартирами. Связь налажена, можно передать сообщения в другие зоны. Одна из первоочередных задач в ближайшие дни — устроить людей, оказавшихся вне дома, в другой зоне блокады. Нас, как и других, временно разместят в гостиницах, с одеждой и вещами вообще нет проблем — ваши родственники передадут их вам через блокаду. Сейчас же мы говорим о другом — что делать в ближайшие два-три дня.

— Но что мне делать в медотделе? — Главбухша, которую мы все за глаза звали Жабовной, была упряма: — Я же не для того училась, чтобы судна носить!

— Не для того, — кивнула ей с усмешкой непривычно собранная Маргарита Васильевна. — Для суден ещё и человеческий талант нужен, а не только математический. Вам профессиональное задание — подсчитывать объём медицинских отходов по графам: пластик, металл, ткани и бумага, и так далее.

— Ап... — только и смогла квакнуть Жабовна. Мара оглядела зал:

— Ната, вы мне нужны!

— Через час прошу всех мужчин прийти сюда для ознакомления со списками дежурств! — громко объявил Пётр Анатольевич. — Женщины — подчиняетесь Маргарите Васильевне, она с этой минуты — заместитель Дмитрия Николаевича по вопросам организации работы в госпитале.

Все стали медленно (двери в столовую были узковаты) расходиться. Я подошла к Маре.

— Ната, я рада, что вы выбрались. Сейчас у нас такая ситуация: Дмитрий Николаевич управляет всем госпиталем, отвечает за дорогостоящие лекарства, а меня попросил руководить персоналом. Ваша задача состоит в следующем: вы должны вести первоначальный учёт всех поступивших больных — и тех, кто после оказания помощи уходит домой, и тех, кто остаётся у нас. В спортзале мы организовали временный пункт для пожилых людей — в зоне много одиноких стариков, мало ли что может случиться. Нужно записывать все данные, контакты родных и знакомых, основные, принимаемые хроническими больными, лекарства, и те, на которые у них аллергия. Потом всё это будет уточняться врачами, но первоначальное оформление — на вас. Всё понятно?

— Да, — я кивнула. — Только один вопрос: люди могут прийти с документами, ценными вещами, особенно старики. Как быть с этим?

— Спасибо, что сказали, я об этом не думала, — Мара нахмурилась. — Привыкла к нашей больнице, и с обычными вопросами никогда не сталкивалась. Я уточню. Сейчас возьмите чистую тетрадь, бланки — они уже распечатаны, — и посмотрите, как всё оформить.

До вечера я занималась только записью пациентов — и тех, кто уже был в госпитале, и вновь прибывших. Кроме больных и стариков нам пришлось принять нескольких молодых мам с новорожденными и беременных, поселив их в кабинетах, примыкавших к спортзалу — поближе к необходимой им душевой. Я с удивлением замечала, что хватало и раскладушек, и постельных принадлежностей — недорогих, самых простых, но новых. И посуда была, одноразовая, чтобы не возиться с её мытьём, конечно, для тех, кто не захватывал миску и кружку из дома. "Оболтусы" Мары, весёлые и ответственные мальчишки, развозили на тележке обеды, убирали грязную посуду. Кью, переведённая дежурной медсестрой из медотдела в импровизированную "гостиницу", помогала обоим парням, слушала жалобы стариков, успокаивала их, иногда бегала к молодым матерям. Я тоже, когда появлялось небольшое "окошко", разговаривала с людьми, успокаивала их. К вечеру уставшая Фо вытянула меня в подсобку:

— Возьми, ребята принесли, нечего тебе на людях в этом уродстве ходить, подумают ещё что не то.

Я взяла пакет с двумя новыми футболками.

— Откуда?

— Пола попросила, он в магазине взял, пока хозяину дверь выбитую чинил. Когда всё устаканится, заплатишь хозяину, вот адрес и сумма. Незачем служебным положением пользоваться. Идём ужинать, наша смена. Спать будешь со мной, в кабинете медотдела.

Переоделась я уже после ужина, наскоро обмывшись в душе. Хорошо, что в своё время я, по примеру остальных, принесла на работу пакет со сменой белья, спортивным костюмом и всякой необходимой мелочью вроде зубной щётки — на случай дежурства, — так что теперь могла сменить бурую и заскорузлую даже после стирки одежду.

Следующее утро началось с быстрого перекуса в столовой, и уже знакомой работы в госпитале и гостинице. Вчерашний наплыв больных сошёл на нет, поэтому я села забивать черновые записи из тетради в комп, благо, Фо объяснила принцип работы с медицинской картотекой. Никаких врачебных тайн не было, уровень доступа не тот, но я отлично понимала, что даже эти скупые сведения — не для посторонних.

Я забивала картотеку, не вслушиваясь в гул голосов, но вскоре в соседнем кабинете, где Фо и помогавшая ей Кью делали перевязки, начался разговор на повышенных тонах: начальник медотдела, не очень приятный и сильно озабоченный карьерой Дмитрий Николаевич, психолог по специальности, что-то выговаривал Кудряшке. Она вдруг "взорвалась":