— Прекрасно. Тогда по персоналиям и по структуре вообще я жду вас с докладом послезавтра в Москве. Да, Александр Павлович, завтра мы выезжаем в Первопрестольную. Место в Императорском поезде вам зарезервировано.

* * *

ПЕТРОГРАД. ТАВРИЧЕСКИЙ ДВОРЕЦ. 8 (21) марта 1917 года.

Екатерининский зал вновь был полон и вновь штыки черным ежом вносили свою тональность в общее восприятие исторического момента. Был ли этот момент историческим? Хотелось бы в это верить, иначе я не вижу перспектив.

Да, мне было, что еще им сказать во второй день работы учредительного собрания Фронтового Братства. И я теперь куда более ясно понимаю, на кого мне нужно опереться в моей борьбе, кто станет моим мечом, разрубающим российский Гордиев узел.

Глядя на этот ощетинившийся штыками зал, слушая с каким настроением солдаты поют "Боже, Царя храни!", я кивнул самому себе — да, я — Император. Но этого мало, критически мало для спасения России! Я должен быть одновременно и Императором, и Вождем революции, который ведет за собой десятки, сотни миллионов людей. И, главное, знает, куда ведет, во имя чего он ведет и на что готов ради этого. И имеет значение лишь конечное благо МОЕГО НАРОДА, даже если придется пройти через силу и через кровь, даже если придется идти по головам, ломать через колено, казнить и миловать. Что ж, я не гуманист и никогда им не был. Я не общественный деятель и не политик. Я — ИМПЕРАТОР. Я — ГОСУДАРЬ РЕВОЛЮЦИИ.

Отзвучали последние слова Гимна и в наступившей тишине я начал говорить.

— Еще совсем недавно Император Всероссийский появлялся на публике лишь по официальным поводам, говоря лишь протокольные вещи. Император был лишь символом государства, лишь портретом на стенах, таким же молчаливым, каким является имперский флаг, реющий над государственным учреждением или орел на Императорском штандарте. Но, наступает новая эпоха и Император должен не просто быть символом и главой государства, а стать настоящим вождем своего народа. Вождем, который поведет за собой многие миллионы единомышленников по пути к новой России. К той России, в которой каждый из нас мечтал бы жить и к той России, которую нам с вами вместе предстоит построить.

Обвожу взглядом замерший и ощетинившийся штыками зал. Назначенный шефом моей личной охраны генерал Климович решительно предостерегал меня против выступления сегодня. Ссылаясь на данные МВД, он предупреждал о возможных покушениях на мою жизнь. Но внять голосу разума и генерала Климовича я не мог. Я должен был сказать сегодня то, что собираюсь. Это нельзя сделать завтра, это нельзя доверить страницам газет, этого нельзя было сказать и вчера. Равно как не мог я позволить разоружить это военное полчище. Фронтовики, как сказал бы кто-нибудь из классиков, суровые люди с тонкой душевной организацией и расшатанными нервами, и они прекрасно чувствуют суету, фальшь, дрожание в коленках и панические нотки в голосе. Меня слушают, в том числе и потому, что я не только их Император, но и потому, что я из того же фронтового теста, что и они сами. Возможно, именно этого и не хватило Николаю в конечном итоге, когда он, во время катастрофы, не решился опереться на армию, на простых солдат. Они были чужими для него, а он, соответственно, был чужаком для них. Он мог повелеть идти на войну, мог им приказать умереть, но истинную душу своей армии он никогда не понимал, принимая за чистую монету все эти парады и построения, весь этот пафос приветственных речей и стройность марширующих колон, весь официоз докладов и показную демонстративную верноподданность генералов, будучи при этом несказанно далеко от своих солдат, как, впрочем, и от своего народа. И когда генералы сказали ему, что все кончено, он и трепыхаться не стал, сразу сдулся. А ведь мог, мог учудить! Мог скрутить всех в бараний рог, если бы не стал прятаться за обстоятельствами, а встретил кризис с ясной головой и бесшабашной решительностью, обратившись к своим солдатам с ясным и близким для них посылом, скажи, пообещай то, что они хотят от тебя услышать. Ведь людям многого не надо. Относись к ним как к живым людям, понимай их стремления и переживания, ешь с ними кашу из солдатского котелка, да так ешь, чтобы не во время Высочайшего показательного визита в часть, а так, как делают это обычно солдаты на войне, спеша ухватить момент между артобстрелами. Покури с ними, ценя каждую затяжку в ожидании приказа самим подниматься в атаку. На пулеметы. Без дураков.

Курить и знать, что этот перекур может стать последним.

И надо отдать должное моему прадеду — невзирая на происхождение и положение, он не прятался по тылам, не чурался простых солдат и в атаку их не посылал, а водил. Лично. И белеющий Святой Георгий на моей черкеске вовсе не за Высочайшее присутствие в прифронтовом районе во время пролета вражеского аэроплана-разведчика в пределах видимости. Может быть, потому меня и слушают сейчас, что мой орден не стал пощечиной всем тем, кто кровью заслужил его.

— Я вчера вам многое обещал. — начал я с горечью в голосе. — Обещал землю, вольности, привилегии и лучшую жизнь. Но скажите мне, откуда возьмется эта самая лучшая жизнь, если мы ничего не делаем для этого?

Зал замер. Такого они не ждали. Я помолчал, а затем заговорил совсем другим тоном:

— На фронте, вечерами после боя, я часто делал то, что делают все солдаты на войне. Я мечтал о той жизни, которая наступит после войны. Когда ты в действующей армии, когда ты на передовой, война здорово прочищает мозги и заставляет взглянуть на прошлую жизнь и на окружающий мир совсем иначе. И тогда приходит понимание того, что важно на самом деле, а что лишь суета сует, пошлость, мишура и фальшь.

Я продолжил после долгой паузы.

— Там, на фронте, видя вокруг себя примеры мужества и доблести, видя, как идут люди на смерть во имя Отчизны, я спрашивал у себя — как так получается, что те, кто населяет нашу славную державу, те, кто являет миру примеры героизма и упорства на фронте и в тылу, живут в такой нищете, перебиваясь с черного хлеба на лебеду? Неужели Россия такая бедная страна? Неужели народ наш не может жить в достатке и процветании? Ленивы ли наши люди, спросил я себя. И однозначно ответил — нет, наши люди умны и трудолюбивы, обладают всеми добродетелями, включая упорство и терпение. Тогда почему же?

Меня слушали и слушали, затаив дыхание.

— Отчего бедствуют миллионы крестьян? Меня вчера тут вопрошали о земле, и я вам обещал земельную реформу. Знаю, многие волнуются, не забудет ли Царь-батюшка о своем обещании, дадут ли землицу? Отвечаю — я не забуду и землю дадут. Земельный передел состоится, как я вам и обещал и сегодня перед вами выступит фронтовик и мой доверенный Председатель Совета Министров генерал Нечволодов, который представит основные моменты земельной реформы. Но, давайте будем говорить откровенно, даже если мы поровну разделим между пахарями абсолютно всю распаханную землю в государстве, даже если этим разделом будут заниматься сами же крестьяне, то каждый пахарь все равно много не получит, потому что крестьян много, а распаханной земли в России мало. И будет мыкаться на своем участке крестьянин, пытаясь собрать свой скудный урожай, проклиная судьбу и тая в душе обиду на Государя, что, мол, обманули с земельным переделом, мало, мол, дали. А больше ведь распаханной годной земли и нет! Велика Россия, а земли мало! И ведь с каждым годом население в России растет, народу становится все больше, а земли на одного крестьянина становится все меньше. Что будем дальше делать? Вновь делить на количество едоков или работников? Так ведь и так уже делить нечего! Что же будем делить через десять лет? Через двадцать? Через пятьдесят? И вновь наступит в России голод и пойдут бунты по всей державе, и закончится все всеобщей гражданской войной, которая массово будет убивать лишних едоков. Такого мы хотим будущего? Впрочем, беда нас поджидает не только в будущем, ведь и сейчас с хлебом плохо, а уж после передела в России настанет совсем беда и дай Бог, чтобы большинство крестьян сумели прокормить хотя бы сами себя. Почему так, спросите вы? Я вам отвечу — урожайность с десятины упадет еще больше, потому как у большинства крестьян нет ни достаточного количества лошадей, плугов и прочего инвентаря. Землю обрабатывать просто нечем. И вновь будет крестьянин идти на поклон к богатым соседям и под грабительский процент будут занимать все необходимое, с тем, чтобы отдать крохобору большую часть своего урожая. Так ведь будет, а?

Народ бурно зашумел, соглашаясь.

— Бедствуют не только крестьяне. Бедствуют рабочие, бедствуют миллионы других людей, вдов, сирот, инвалидов. Огромная богатая держава полна бедами и бедствиями, а жизнь народа полна горестями и несправедливостями. Что же делать? Есть ли выход из замкнутого круга или Россия, словно на ней лежит какое-то проклятие, так и обречена на эти бедствия? А не в том ли наша беда, что каждый у нас сам за себя и лишь Господь один за всех? Но сказал Господь наш, всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. Не оттого ли все беды наши, что лишь ходим мы на службу, а живем не по Божьему закону, только по собственному разумению, думая лишь о себе, о своем достатке, о своих удовольствиях, своих желаниях? Не оттого ли и беден наш народ, что многие пекутся исключительно о своем благополучии, исключительно о том, как бы половчее устроиться в этой жизни? Но еще и оттого живем мы плохо, что мало думаем о завтрашнем дне, довольствуясь днем сегодняшним и сегодняшним куском.

Развиваю тему.

— Наш народ угнетен, это правда. Но угнетен он не только какими-то угнетателями, коих и в самом деле хватает. Наш главный угнетатель — наш угнетенный дух, сковывающий наши действия, разъединяющий нас, заставляющий думать лишь о себе. Мы напрасно теряем деньги государства, бездумно расходуем ресурсы и безответственно тратим силы общества, вместо того, чтобы сделать так, чтобы каждый рубль, каждый пуд, каждый час и каждый человек служили только одной цели — благу всего общества и благосостоянию каждого человека в этом обществе.

Я развел руки в стороны, охватывая перспективу.

— Представьте себе государство всеобщего благосостояния! Вокруг золотые нивы, принадлежащие тем, кто их обрабатывает. В полях работают многочисленные тракторы и комбайны, освобождая крестьянина от тяжкого физического труда. Электрический свет в каждой деревне и в каждой избе. Заводы и фабрики, полные новой техники, станков и машин, а сами рабочие управляют этими механизмами, получая при этом очень достойную заработную плату. Огромные стройки, полные тракторов, бульдозеров, кранов и экскаваторов. Стройки, где больше не нужно будет тяжело трудиться в поте лица. Стройки, которые возведут всем людям новые жилые районы и каждый человек получит свой собственный дом или квартиру. Ярко освещенные электричеством города, по широким улицам и зеленым паркам которых ходят счастливые люди, которые не делятся на сословия и не разделяются бедностью, поскольку бедности больше нет. Взрослые и дети. Старики получающие заслуженную пенсию по старости. Всеобщая медицина. Всеобщее образование. Наука и техника работают на то, чтобы сделать жизнь легче и лучше, чтобы изобрести новые машины, которые облегчат труд людей. Огромные электростанции дадут энергию в самые дальние уголки Империи. Железные дороги дотянутся до самых удаленных мест, а автомобильные дороги наполнятся автомобилями, и каждый человек будет иметь свой собственный автомобиль или мотоцикл. Небо наполнится аэропланами и пассажирскими дирижаблями, которые несут в себе трудящихся на отдых к теплому морю. Мечта, скажет кто-то, и будет прав. Да, это моя мечта! Я назвал это мечту — мечтой об Освобождении. Освобождении от бедности, угнетения и отсталости. Освобождения от беспросветной жизни и тяжелого физического труда. Освобождение духа и будущего человечества. Но разве это плохая и не достойная всего государства мечта? Разве плохо, если все общество будет увлечено этой мечтой? Разве вы не хотели бы жить в таком обществе, которое объединило всех людей, все ресурсы и всю мощь государства во имя построения подобной мечты?

В зале загомонили. Но я не стал останавливаться, продолжая гнуть свою линию.

— Наступил двадцатый век — век научно-технического прогресса. Современной науке и технике подвластно все, а что пока не подвластно, будет возможно при соответствующем финансировании и поддержке как со стороны государства, так и всего общества. Все, что я назвал мечтой, на самом деле реально и достижимо. Нужно лишь захотеть. Захотеть всем нам. И когда все общество подчинит свои интересы цели всеобщего благосостояния и освобождения от угнетения, когда законы будут стимулировать частную инициативу и выгоду, регулируя их интересами всеобщего блага, когда сама наша Империя будет Империей всеобщего успеха и счастья, тогда и наступит наш Золотой век Освобождения. Сто тысяч школ, сто тысяч больниц, миллионы тракторов и машин по всей стране. Десять тысяч машинно-тракторных станций, к услугам которых может обратиться каждое крестьянское хозяйство. Государственные и кооперативные предприятия улучшенного семенного и племенного фонда, где можно будет приобрести самые урожайные сорта и самых производительных коров. Увеличение урожайности в пять раз вполне достижимо при достаточной механизации деревни и при правильном применении агрономической науки. Ученые, инженеры, механики создадут новые машины и трактора, обеспечив России стремительную всеобщую механизацию. Применение машин и электричества резко увеличит производство молока, шерсти, мяса, хлопка, льна и других видов сельскохозяйственной продукции. Мобилизация государством сил и средств позволит быстро распахать новые земли, освоить новые территории, расселив всех желающих в новые подготовленные места для проживания по всей Империи. Мы создадим новую жизнь и новую Россию, в которой будет сытно и интересно жить, в которой место найдется каждому и каждый получит то будущее, которое сам пожелает. Мы построим общество всеобщего освобождения, освобождения от голода, от нужды, от угнетения, от тяжелого физического труда и беспросветной жизни. Мы построим Империю Освобождения. Империю, которой будет дорог каждый ее гражданин. Сказав гражданин, я не оговорился и не ошибся. Каждый принесший присягу верности Императору Всероссийскому, имея на то желание, может стать полноправным гражданином Империи, гражданином, участвующим в управлении державой и в строительстве нового мира — Мира Освобождения. Освобождения народа России и всего мира.

Делаю короткую паузу, отделяя сказанное. Продолжаю все более воодушевляясь с каждым новым предложением.

— Мир Освобождения пока лишь красивая мечта. Как осуществить эту мечту? Что нужно сделать, чтобы победить бедность и построить государство всеобщего блага? На самом деле у нас все есть для этого! И у нас есть главное — державная воля избрать курс на Освобождение и сделать идею Освобождения официальной идеей Империи. Твердость Императора, подчинение всех государственных целей и проектов делу всеобщего блага и Освобождения, жесткость мер правительства по проведению реформ, привлечение всего общества к выработке стратегии развития Империи, широкое общественное обсуждение. Я выношу идею Освобождения на обсуждение всей России. Я приглашаю лучшие умы принять участие в выработке путей и подготовке программы действий правительства в деле построения нового общества всеобщего Освобождения. Я и имперское правительство открыты для любых идей и предложений, имеющих целью улучшение жизни народа, скорейшей механизации всех сфер жизни, повышения уровня медицины и всеобщего образования. Я инициирую создание самого широкого общественного фронта — Союза Освобождения, в который войдут наряду с Фронтовым Братством и другие организации, разделяющие цели Освобождения — крестьянские, рабочие, молодежные, женские, детские, общегражданские, промышленные, купеческие, профессиональные и прочие союзы. Я обещаю Союзу Освобождения полную и всемерную поддержку имперского правительства и мою лично. Вместе мы сила и вместе мы победим!