Сеньор Чезаре сгонял по-быстрому в свою каптерку и принес штук шесть изрядно заляпанных книжек разной толщины. На бегу засовывая их в пакет. И с подобающей торжественностью вручил.
— Take it and learn it, Pilot! /Держи, пилот! Изучай!/
— Ну, спасибо братан. Уважил. Есть, что на ночь почитать.
Забрал я пакетик с книжками и в самолет снова забрался. Добыл из сумки ноут, запустил и пока ХРюндель заводился, я госпожой Катериной любовался потихоньку. А она мной. Шутка юмора такая, если кто не понял. Она в озабоченной задумчивости пребывала. Запустил я Промт, в двух экземплярах, один настроил на перевод с русского на английский, а второй наоборот. И к Катерине с письменным предложением обратился. Дальше наше общение через Промт и происходило. Мы, как дети, отнимали друг у друга компьютер, соприкасались руками, плечами, ушами... и печатали, печатали...
— Миссис Кэтрин...
— Нет. Никаких Кэтрин, Кэт, и никаких прочих английских кошачьих. Меня зовут Катерина. Кирия Катерина. И не иначе.
— Простите. Кирия Катерина, считаю необходимым в ближайшие дни, сходить в церковь и за упокой души господина Фокаиди помолиться. И свечку поставить. Не подскажете, в какой церкви это удобнее будет сделать?
— А отчего вам за Теодора помолиться вздумалось?
— Хороший был человек.
— Иногда.
— И самолет мне хороший оставил.
— Так вы решились его купить? За указанную в объявлении сумму?
— Да. Я покупаю этот самолет. Как он есть.
Вынула она из маленькой сумочки блокнот и фломастером сумму написала. Чтобы уж однозначно определиться.
— Мы правильно понимаем друг друга? Вы покупаете у меня этот самолет именно за эту сумму? 650 000 евро?
— Да, госпожа Катерина.
— Чудесно! Завтра мы совершим формальности, после чего заедем в церковь, где вы сможете выразить свою благодарность усопшему. А сейчас сюрприз. Мы будем пить кофе.
За пилотскими креслами располагались две стойки. Откинула крышку правой, получился столик сантиметров пятьдесят шириной, под крышкой обнаружилась маленькая двухконфорочная электроплитка. Вдова ослепительно улыбнулась мне и нажала большую черную кнопку рядом с электроплитой. В хвосте затарахтело и к выходу из ангара потянуло выхлопом. Из нижнего шкафчика стойки была добыта пятилитровая пластиковая бутылка воды, и турка. А также пачка молотого кофе. Вода налита в турку, брошена щепотка чего-то из маленькой жестяной баночки, засыпан кофе и турка прижата пружинным зажимом к конфорке плитки. Еще раз одарив меня радостной улыбкой достойная госпожа Катерина расхвасталась:
— Микроволновка! — И распахнула дверку среднего шкафчика. Потом повернулась к левой стойке и открыла верхнюю дверку:
— Морозильник! До -18 градусов Цельсия.
— Открыла нижнюю дверку:
— Холодильник и бар!
— А душ тут случайно не затерялся? — спросил я ироническим голосом. Катерина приняла вопрос на полном серьезе.
— Да. Там, в хвостовом отсеке установлен проточный водонагреватель. От него душ выводится наружу. Она постучала каблучком по полу — а в багажнике два бака по сто литров воды и насос. Но сейчас баки пустые. Искупаться не получится. Если хотите принять душ, вам придется еще немного потерпеть.
Вот такие шутки, мои дорогие маленькие радиослушатели. Тут с буржуинами о комфорте поосторожнее надо бы шутить. Они с такими вещами не шутят. Я представил подобную комплектацию удобствами на АН-2 и головой помотал. Ненаучная фантастика. А ведь цена делу — копейка. В сравнении со стоимостью самолета.
Пока я удовлетворял свое детское любопытство, кофе поспел и был снят с конфорки. И разлит в маленькие белые пластиковые кружечки. А кнопка черная второй раз нажата. Движок в хвосте умолк.
— Сахар?
— Да, если можно. Пол-ложечки. А вообще-то я люблю с коньяком. Армянским. Или со сливками. Или со всем сразу.
— А я без сахара привыкла. Черный.
Я облизнулся и выхлебал божественный нектар в два глотка. Деликатничал. Там и один-то с трудом набрался. Кофе получился крепкий и ароматный. Арабика. А вообще-то кофей этот у меня аппетит разбудил зверский. И то сказать, с вечера не жрамши. А день уже опять к закату клонится. Тут телепатия заработала.
— Хотите осмотреть еще что нибудь?
— Нет. На сегодня достаточно, я думаю.
— Тогда пойдемте.
Сунул ноут в сумку. И к люку пригнувшись прошел. Она бабочкой легкой выпорхнула, и я следом. Выпал. Как мешок картошки. Затворили мы аэроплан на ключик, ключик мне на ладошку уронили, и поцокали по бетону, гордо подняв голову, выпрямив спину и волнуя окрестностями окрестности. Стою. Пялюсь. Королева! Опять этот подлец просыпается. Да, что ж такое-то! Господи, помилуй мя грешнага. На тебе щелбан! О, осознал! Побежал я кирию догонять.
'Мерсик' стоял распахнув гостеприимно дверцы. Катерина ожидала меня подставив лицо ветерку. Подошел я, уселись мы в авто. Разговорились.
— Отель Авалон, плиз!
— No. Not to hotel. We will go to my house. You are my guest. You will live in my house. /Нет! Никаких отелей! Мы едем ко мне домой. Вы — мой гость. Вы будете жить в моем доме./
Май хауз? Это к ней домой? Попался. И что, отказаться наотрез? Как это там, в Jagged Alliance, Хамус говоривал — "Не-знаю-что-делать"? Вот и я не знаю. И как спросить на буржуйском, удобно ли это будет, тоже не-зна-ю. Блииин! Да вези, куда хочешь! Хоть в ООН вези. Затянулась моя пауза на принятие решения. Могут не понять, или понять не правильно, что еще хуже.
— Файн — говорю, наслушался сегодня уже этих файнов. — Везите на, куда захочете! Лэтс гоу! Только я за себя не отвечаю.
Ослепила опять улыбкой и втопила газульку в полик. Резкая женщина. Ехаем себе, Катерина успевает и репортаж вести об окружающей вселенной, и машину. Я поначалу занервничал. Но потом пригляделся и заценил. Не всякий профи так водит. Четко, плавно, точно чувствуя дистанцию, инерцию и габариты тачки. Просчитывая все элементы движения, и предвидя действия всех остолопов на видимой части трассы. Успокоился я и прислушиваться начал, что она мне сообщить пытается. А она соловьем заливается, трещит и руками размахивает. Ни хрена не понял! Щоб я вмер!
По баранье-внимательному выражению моих глаз, поняла она, что не в коня корм и полаконичней стала. Порядка на три. Тыкнет пальчиком в окошко и слово скажет. И я даже заулавливал чегой-то там. Влево:
— Mediteranean Cosmos Entrance.
И все мне доподлинно понятно сразу стало. Вправо:
— EKAB SALONIKA PYLEA. Theodore died here. Тhird February. /Центр скорой помощи Салоника-Пилеа. Теодор умер здесь. Третьего февраля./
Теодор. Дид — умер. Зерд фебрари. Понятненько. 3 февраля преставился.
— That night there was a snow. Many snow. /Той ночью выпал снег, много снега./
— Ночь и снег. И смерть. Очень грустно.
— What?
— And cold. И холодно.
— Yes. It turns out to be you understand everything. / Да. Оказывается, ты все понимаешь./
— What?
— Means not everything! /Значит не все!/
И засмеялась, чертовка.
Опять ткнула пальчиком влево, в сторону городской застройки:
— Pylaia!
Проскочила под развязкой и ушла вправо от трассы Е-90. Дорога превратилась в извилистую неширокую двухсторонку. Исчез дорожный шум, исчез поток машин. Потянулись виллы и коттеджи. Все в зелени, все в запахах цветов. Рай. И шалашики, по сколько-то там миллионов. На перекрестке еще раз свернула направо и через километр торжественным жестом указала:
— My house! /Мой дом!/
Забегая вперед, скажу, что через три недели мы сввободно болтали на чудовищной смеси русских, греческих, английских и немецких слов, которые я подцепил у Катерины, припомнил из киношек "про войну", ну, и из курса английского в училище. А 'черт побери' я, кроме русского, знал только по-испански. Каррамба! И мы прекрасно понимали друг друга. Никто нас с ней не понимал. Кроме нас. Я даже заметил у нее частотный греко-русский словарик на три с половиной тысячи слов. И постепенно это проявлялось все заметнее. В общем, не буду я дурковать пиджен-инглишем. Буду рассказывать так, как я сам все воспринимал. Иначе надо писать другую книгу с названием — "Приключения лингвокретиноида в Греции и иных мирах". Точка.
Да. Дом. Сема бы увидел — удавился бы. Я не буду. Мне здесь не жить. Так, погощу малехо, и в другой мир сдерну.
История пятая. Фессалоники.
Да. Вот так обстоят дела. Обкатаюсь машиной, и уеду. В неведомое. А красотка Катерина останется здесь. А ты как думал, Виталий Николаич? А чего ты хотел, чтоб она на шее у тебя повисла с радостным криком: 'Витамин, я ваша навеки'?! Размечтался! Слышь, Виталя, заруби ты себе на курносом славянском носу: дамочке нужно продать ненужный ей самолет. И это раз. Дамочке ты — нахрен не нужен, хотя бы по той простой причине, что на Алена Делона похож ты только лишь тем, что тоже одеколон не пьешь. И это — два. И только так. Так вот, прикрой раззявленное хлебало и тихонько устраивайся, где нить на лавочке. Ночи здесь теплые, комаров и жуликов практически нету. Как нибудь протиснешься по стеночке. Не графин какой. А дама будет жить в своем прекрасном доме, своей фантастически прекрасной, полной радостей и светских развлечений жизнью. Развлекая себя при случае светскими кобелями. Тебе-то что за дело? Чужой ты, Витамин, на этом празднике счастья. Ой-ой, да мы-ж ужеж ревнуем. Ой, да мы тут в страсти любовной усех перережемо. Уймись... пехота! Топай давай ножками, да не забудь про хлебало. А то птички нагадят...
Пока я себя одергивал и морально бичевал, госпожа Катерина аккуратно заехала на газон перед особняком и остановила машину. Я было вылезти собрался, но решил погодить. Поскольку хозяйку встречали. Из кустов вылетел лохматый, давно не щипаный, но еще узнаваемый фокстерьер, и злобненько покосившись на меня, попытался в прыжке облобызать хозяйку.
— Монморанси! Фу, нахал! Ты же меня всю испачкаешь, лапами своими немытыми. Опять за крысами охотился? Все утро шлялся где-то, я тебя с собой хотела взять, а тебя нет и нет! Отвяжись, говорю, хулиган лохматый!
И все на чистом греческом.
Пока поименованный хулиган исполнял танец собачьего счастья, я осторожненько, не делая резких движений, выбрался из 'мерсика' и в сторонке встал по стойке 'смирно'. Знаю я ихнего брата. Фокс — псина серьезная, несмотря на невеликий размер. Эвон, какой квадратненький да крепенький. Cамостоятельный. Вмиг без причиндалов оставит, ежели не по нраву придешься. Нет уж, я лучше пешком постою. Завершив пантомиму 'хризантема закрывает на ночь свои лепестки', образина проявила интерес и ко мне. Подошел, склонил на бок голову и вопросительно рыкнул, блеснув на солнце белыми клыками. Кого это, мол, черти принесли в мою конурку? И нахрена ты, кобелина, нам тут сдался? И не пора ли тебя уконтропупить?
— Свои! — заявила Катерина.
— Да какие он, нахрен, свои? — удивился пес. — Ты еще скажи, что замуж за него собралась! Лучше давай я его сразу кокну. И никакой мороки. А то, он же щас жрать запросит. А мне самому мало! Ну, сожрал я крысу. И что? Мою личную телячью вырезку этому, что ли теперь скормить? Щазз! Слушай, давай я его все же ликвидирую. А вырезку и сам слопаю за милую душу... Я же ее чую!
— Свои! — подтвердила распоряжение кирия.
Пес нехотя согласился с ней, подошел ко мне, задрал лапу и брызнул на запыленные кроссовки пару капель, зачислив тем самым в штат. Сволоченок. Как угол пометил.
— Ладно, живи пока — тонко намекнул он мне. Да, смотри не борзей тут, а то я и передумать могу. Мало не покажется!
И умчался за дом. За домом хлюпнуло и плеснуло водой. Купаться побежал!
Я спросил кивнув вслед своему потенциальному убийце:
— Монморанси, это из Джерома Клапки Джерома?
— Да. Извините, господин Рю-джей-ник-офф. Он такой невоспитанный, такой агрессивный. Просто удивительно, как это он вас сразу в покое оставил. Костаса он, например, уже три года, с тех пор как повзрослел, в напряжении держит. А ведь тот друг дома, и часто бывал у нас в гостях.
Она открыла багажник. Я подхватил вещички. Кирия Катерина, сделав приглашающий жест направилась к дому.
— Пойдемте господин Рю-джейник-офф! Я покажу вам комнату. Или может быть просто — Виталос?
— Да, кирия Катерина.
— Тогда — просто Катерина. Без 'кирия'. Вы такой обходительный, Виталос. Такой начитанный. Это такая редкость в наше время! Вы сами будете летать на самолете, или наймете пилота?
'Мама, я летчика люблю! Мама я за летчика пойду! Летчик высоко летает, много денег получает...' Ой, мама! Да что ж это она, так меня облизывает? Неужели боится, что передумаю и откажусь от сделки? Да ну, чушь! А где ж тогда собака-то зарылась? Не может такая женщина на меня глаз положить. Ис-клю-че-но! Этого не может быть потому, что этого не может быть ни-ког-да! И не хрен мне мозги пудрить! Ладно, сочтемся ужо. Но! Марку-то держать надо. Сделал левую ручку кренделем.
— Катерина? Прошу вас!
— О! Благодарю вас! Вы, вероятно, офицер?
— Бывший.
— Бывших офицеров не бывает. Как не бывает бывших львов.
На правом плече рюкзак и ноут, в правой — чумодан по траве елозит на колесиках. В левой — Катерина. Мул я. Не человек. Но кавалер! Этого не отнять. Десять метров — не верста, продержимся.
Катя на пультике кнопку надавила, в двери пискнуло и прошли мы в холл. Дама впереди, как положено, вдруг там под половичком ямку выкопали? Полумрак, прохлада. Я чумодан на пол уронил мимоходом, и рюкзак рядышком привалил. Катюшу это чем-то огорчило, Катюша извиняться принялась:
— Простите, Виталос, однако я уволила прислугу неделю назад. Вам придется нести багаж самому.
— Ничего страшного — ответил я даме улыбкой. Потом заберу. Просто хочу осмотреться. У вас красивый дом! Уверен — это следствие вашего дизайнерского таланта! Удивительно тонкий вкус, и чувство меры помноженное на чувство прекрасного. Ах, не смущайтесь! Право, вам есть чем гордиться! Мореный дуб. Классический стиль. Великолепно!
Я те покажу, начитанного да обходительного! Интересно, хватило ей, или еще добавить? Машу каслом...
— Боже, какой чудесный портрет. Восемнадцатый век? Ваш предок? Я не ошибаюсь? Вы удивительно похожи. Овал лица, разлет бровей. Гордая осанка. Гордый взгляд. Чувствуется порода. Перепутать не возможно.
Есть контакт! Прониклась. Грудь заволновалась, и дыхание сбилось. Я такую пургу могу неделями нести. С перерывами на ужин и сон. Надо будет — добавим. Вот такой я неискренний и циничный подлец. А то, ишь чего удумала. Комплименты мне делать. Я же и уверовать могу, чего доброго. И проснуться бритым. Не выйдет. Не на таковского напала, хыщница.
— Идите за мной — улыбнулась Катя переварив наконец порцию лести. И на лестницу пошла. Ну вот, опять. Опять она впереди и все что у нее позади у меня перед глазами раздваивается. Садизм какой-то! Так, ноут с плеча долой, используем как прикрытие. Не надо ей видеть, как меня легко из равновесия можно вывести. Никчему ей такое знание меня. Многия знания — многия печали. Обойдетеся, кирия Катерина. Уфф! Вот и мой апартамент. А, правда, неплохой вкус у тетки Кати. Солидно, удобно и без излишеств. Гостиная, кабинет, спальня, ванная, удобства отдельно. Необходимо и достаточно.
