Время черной Луны

— Пророчества сбываются? Ты тоже заразился колоритом тех мест?

Тот усмехнулся.

— Не верю я ни в какие пророчества, тем более такого сомнительного качества! А вот в то, что твои предки были немного того, напридумывав себе страшилок — легко! Так мало придумать, они в них еще и поверили, как и некоторые тут!

— Да? — Лера посмотрела на мужа, угрожающе прищурив глаза. — Это значит что и я... того, да? Ну, спасибо за откровенность!

Роман вздохнул, понимая, что перегнул палку, покосился на обгонявшую их машину, и чуть ушел вправо, давая дорогу.

— Лерунь, да ладно тебе! Ничего такого я и не думал. Так, ляпнул не подумав! — Он, одной рукой удерживая руль, притянул к себе нахохлившуюся девушку, нежно касаясь губами ее виска. — Ну, не злись! Я тебя в обиду не дам! Никому-никому! Никогда-никогда! Правда-правда!

— Точно? — Она посмотрела мужу в глаза. — Даже Лунному Зверю?

— Тем более! — Их губы соприкоснулись, а в следующий миг, дикий визг любимой, заставил Романа дернуться, возвращая в реальность, только было уже поздно. Скрюченная точно от боли фигура появилась в свете фар так неожиданно, словно была нереальной. Роман, уже понимая, что не успеет, принялся выкручивать руль....

— Ром! Ромка! — Увесистая оплеуха заставила того приоткрыть глаза. Точнее один глаз. Второй был залит чем-то липким, и наотрез отказывался открываться. Перед глазами замаячила встревоженная рожа Грона. — Жив, мерзавец?

— На себя посмотри! — Попытался прохрипеть Роман, и попытался подняться. И это у него даже получилось попытки с третьей и то благодаря помощи друга. — Что случилось? Где Лера?

Грон помрачнел.

— Там. Лежит.

— Что?! — Роман вскочил, точно в него влились новые силы и, заметив у перевернутой машины безжизненно лежавшую девушку, бросился к ней. Упал рядом на колени, прижался ухом к груди. Прошла целая вечность, когда он услышал едва заметное, слабое биение сердца. И радостно обернулся к подошедшему другу. — Она жива!

— А я ничего другого и не говорил. — Тот пожал плечами. — Просто без сознания. Садись в машину, я Леру положу на заднее сидение и поедем. Машину твою завтра заберем. Хорошо, что я сзади ехал!

— Хорошо. Только Леру я сам в твою машину отнесу. — Роман сделал над собой усилие, и, стиснув зубы от боли в руке и грудине, поднял девушку, и, шатаясь, понес к машине Грона стоявшей на обочине. — И если ты, хоть раз, на Леру еще хотя бы осмотришь....

— Да понял я, понял. Не самоубийца!

— А где тот кого я сбил?

— Сбил? — Грон помог уложить Леру, дождался, когда Роман устроится рядом и уселся за руль.

— Нам навстречу кто-то выскочил. Я решил, что это был мужчина. Я его увидел поздно. Точнее Лера увидела. А я стал выкручивать руль, и улетел... — Роман подержался за раскалывающуюся от боли голову.

— Знаешь, я никого не видел. Ехал следом и когда увидел аварию, сразу же остановился. Но... дорога была пустая. Может, привиделось?

— Двоим сразу? — Ромка качнул головой. — Нет, там кто-то был. Надо вернуться...

— Совсем сбрендил? — Разозлился Грон. — Любимая девушка пусть умирает, зато мы потеряем время в поисках какого-то придурка, решившего прогуляться в полночь по пустынной трассе! — И взглянув на друга, примирительно добавил. — Ладно. Сам съезжу, посмотрю. Вот только в больничку вас сдам!

В больничке они оказались спустя два часа, и то благодаря Грону, который гнал как сумасшедший. Рома время от времени терял сознание, но всплывал из серой пустоты, чтобы посмотреть на Леру. Та в себя не приходила, и ее бледное лицо теперь все больше казалось ему восковой маской.

В больнице Леру сразу же куда-то увезли. Сонная медсестричка и не менее сонный врач проводили его в рентген кабинет, и, обследовав на отсутствие переломов, отвели сначала в душ, снабдив больничной одеждой и тапочками, а затем сопроводили в палату. После чего ему что-то вкололи, и серая пустота победила.

Утро наступило внезапно. Словно кто-то включил рубильник и звуки жизни влились в его сознание, отчаянно попытавшееся тут же сложить всю мозаику прошлого вечера.

Лера! Мысль о том, что любимая где-то тут, и скорее всего так же хочет узнать что произошло, заставила его с оханьем подняться. На стуле, стоявшем рядом с койкой, аккуратно лежал белый халат, а на полу его ждали одноразовые белые тапочки.

Как символично! Если бы мог — улыбнулся, но... разбитые скулы саднило так, что и без улыбок было больно.

Интересно, остался в живых тот бедолга, решивший прогуляться вчера ночью по трассе? Надо спросить у Грона, когда тот придет.

— Кушать будете? — В палату заглянула молоденькая медсестра, и уточнила. — Лежачий?

— Уже стоячий! — Попытался пошутить Рома, но девушка юмора не оценила.

— Значит, сами в столовую спуститесь! — И упорхнула.

После ее слов, в желудке Романа заурчало. Да, подкрепиться бы не помешало, но для начала надо найти Леру.

Выйдя в коридор, Роман не придумал ничего лучше, как подойти на санитарный пост.

— Доброе утро. Я Леру Звенигородскую ищу. Нас вчера вместе привезли. Мы после аварии.

Девушка в белом халате равнодушно посмотрела на него и пожала плечами.

— Наверное, тут где-то...

— А посмотреть можно, где именно? — С нажимом попросил Роман, понимая, что медленно, но верно начинает звереть.

— А чего вы на меня кричите? — В равнодушных глазах девицы появились искорки раздражения.

— Я?! — Роман даже искренне удивился. — Пока даже не начинал! Просто вежливо и с надеждой попросил вас посмотреть, в какую палату ее распределили! А когда мой друг вернется, то обязательно попрошу его, чтобы он за это купил для вас большущую шоколадку!

— Вы еще и подкупить меня собираетесь? — На полном серьезе заявила девица.

— Чем? Шоколадом?! — Не выдержав, рявкнул Рома. Может он бы наговорил ей еще много обидных слов, но проблему решил подошедший к посту врач.

— Сонечка, в чем дело?

— Да этот, больной... — Начала было девица, но Роман ее перебил.

— Я бы попросил! Кто из нас тут больной, еще очень спорный вопрос! — И взглянул на врача, собираясь высказать ему все, относительно качества общения и обслуживания, но тут же забыл, о чем хотел говорить. — Это вы?! Вы тот самый доктор, что увезли вчера мою жену! Что с ней? Где она?! Мы в аварию попали!

Мужчина кашлянул и, стянув очки, старательно принялся их полировать кончиком белоснежного халата. Наконец заговорил.

— Молодой человек, вы только не волнуйтесь. С вашей женой ничего страшного не случилось. Даже переломов нет. Только гематома головы, из-за которой она не приходит в сознание.

— Но... вы же что-то с этим делаете?! — Роман едва не схватил врача за грудки.

— Все что могли, мы уже сделали. Теперь остается только одно! Ждать.

— В смысле, ждать? Сколько? День? Два?

— Иногда бывает, что и год. И десять. — Доктор наконец-то перестал мучить очки, и снова водрузил их на чуть крючковатый нос. — Кома — вещь непредсказуемая....

— Кома?! Вы что, издеваетесь?! — Рома все таки ухватился за халат, но врач не сделал ни каких попыток усмирить больного. Только скорбно кивнул.

— Увы. Человеческий мозг, это загадочная и до сих пор не исследованная область. Будем надеяться, что ваша девушка вскоре придет в себя. Крепитесь, молодой человек. И... я бы посоветовал вам постельный режим. Ваше сотрясение и многочисленные ушибы тоже заслуживают особого внимания!

Рома разжал пальцы и отступил.

— А навещать ее можно?

— Я скажу когда. А пока поправляйтесь сами!

Грон пришел тем же вечером. Сел рядом с кроватью, нервно теребя пакет, что он принес с собой. Помолчав, выдал.

— Что, сильно хреново?

— Жить буду. — Рома с неохотой отвел взгляд от беленого потолка и посмотрел на мрачного друга. — Ездил? Нашел кого-нибудь?

— Ездил. Не нашел. Похоже, привиделось тебе.

— Хочешь сказать, я сам, добровольно, слил наши с Лерой жизни? Что это я виноват? — Он даже сел.

— Харэ к словам придираться! Ничего я такого не говорил! Может и был кто, но отделался легким испугом! Нет тела — нет дела! — Грон посмотрел на друга и, открыв пакет, принялся оттуда выуживать мандарины, яблоки, печенье и какие-то вещи. — Вот твоя одежда. Мать еще стакан и кипятильник дала. Вот чай. Да непростой. Целебный. Сам не заметишь, как все твои ссадины зарастут. А это — на удачу.

Грон последним выудил из пакета за черную веревочку кулон в виде треугольника, в нутрии которого, в капле золотистой смолы застыл самый настоящий коготь.

— Что это? — Рома взял побрякушку в руки, повертел.

— Говорю же, на удачу и здоровье! У меня мамка на этом деле повернутая. Видел же, сколько на мне побрякушек?

Рома с сомнением кивнул.

— Вроде бы...

— Ну вот! Короче бери. Хуже уже точно не будет. — Грон сам повесил на шею Романа кулон, и едва слышно что-то пробормотал.

— Что? — Роман взглянул на него.

— Выздоравливай, говорю!

— А... — Тот надел подарок, и повертел, разглядывая. — А чей это коготь?

— Да Бог его знает...

— У одного моего знакомого, был медвежий коготь, мне кажется этот меньше...

— Честно, без понятия! — Грон поднялся. — Ну... я пойду. Ты главное травки заваривай. И лечись. А я за нашей конторкой пригляжу. За это точно не волнуйся.

Рома спрятал кулон под футболку и спустил ноги, нашаривая под кроватью тапочки.

— Подожди. Я с тобой. К Лерке в гости схожу. Она же меня ждет...

— А! — Грон почесал бровь. — И как она?

— Спит. Но я ее разбужу. — Чуть прихрамывая, Рома направился к двери. — Ко мне врач незадолго до тебя приходил, который ее наблюдает. Сказал, что уже можно в гости приходить. Вот... Пойду. Схожу...

— Ага... Ты побольше говори с ней. И она вернется. Обещаю. — Грон распахнул дверь, придержал, дожидаясь пока Рома выйдет, и виновато улыбнулся. — Ну... полетел я тогда? Дел вагон!

Вместо ответа Рома поднял руку, развернулся и направился в палату, где его ждала Лера.

Приоткрыв дверь, он подошел к кровати. Сердце сжалось от равномерного писка приборов. От них, к лежавшей на кровати тоненькой фигурке девушки, тянулись проводки, а на мониторе рисовались зелеными огоньками всевозможные кривые, отражающие ее состояние.

— Лера... — Роман сел рядом с кроватью, и вглядываясь в бледное лицо, взял ее холодную руку. — Слышишь? Ты только не бойся. Где бы ты ни была, я тебя найду. Слышишь? Только проснись! Я буду ждать тебя здесь. Всегда. Ты, главное, проснись поскорее! Проснись!

Часть вторая

Вечерело, и город светился фонарями как рождественская елка. Лизавета улыбнулась мыслям. Причем здесь рождество? Ведь только начало августа. До рождества еще очень долго ждать, но ей безумно хотелось представить будущее рождество хотя бы в мечтах, пока она здесь, в большом городе. Ее разлюбезный муж, Павел Николаевич, пообещал на рождество свозить ее на бал, который каждый год устраивает государь. Самый главный бал страны!

Она никогда не была во дворце! За свои целых двадцать четыре года, она и в Новониколаевске-то была от силы раз десять. Шесть раз ездила с маменькой и отцом на день рождения кузенов и кузин, и четыре раза, если не считать этот, была вместе с мужем, когда он брал ее с собой, уезжая по делам.

Лиза счастливо вздохнула.

Ей просто сказочно повезло, что Павел Николаевич оказался деловым партнером ее отца, промышленника Звенигородского, первого лица в городском совете их небольшого городка. К несчастью, Павлуша, рано овдовел, и, не имея детей, принялся снова искать подругу жизни. Тем летом Лизе как раз исполнилось семнадцать. Она помнила, как на ее день рождения, в родовое имение приехали и двоюродные братья, сестры, и тетушки с дядюшками, и даже бабушка, которая не покидала своего дома вот уже лет десять.

Так весело, как в тот день рождения, Лизе не было никогда. Но больше всего запомнилась ее первая встреча с будущим мужем. Высокий, статный, светловолосый незнакомец, с хищным профилем, но добрыми карими глазами и ласковой улыбкой понравился ей сразу. И пусть он был немолод, может лет тридцати пяти — сорока, но такого приятного мужчину Лиза не встречала никогда.

Павел Николаевич в тот вечер приехал с папенькой. Опоздав на обед, они подоспели как раз к танцам, но танцевать не спешили. Встали у столика с напитками, и, взяв по бокалу вина, о чем-то заговорили. Лизавета тут же почувствовала на себе оценивающий взгляд незнакомца и сама, кружась в вальсе с очередным соседским прыщавым юнцом, украдкой принялась разглядывать гостя.

Сперва такой пристальный интерес ее раздражал, но после начал льстить. В итоге, ни один кавалер, с кем она в тот вечер танцевала, даже на миг не удосужился ее внимания. Лиза кружилась в вальсе, сменяя партнеров, но по-прежнему кожей чувствовала будоражащий взгляд незнакомца.

Наконец, она не выдержала такой слежки, и решительным шагом направилась к отцу и его странному собеседнику.

— Добрый вечер, папа! — Она подошла к родителю и, обняв, поцеловала в щеку. Лиза росла единственным ребенком, и не знала никаких запретов, а отец так и вовсе ее боготворил. — Я видела, как вы приехали, но не подошли ко мне. Чем же я перед вами провинилась?

На незнакомца она едва бросила взгляд, всем видом не замечая его присутствия.

— Что ты, Лизонька, ангел мой! — Отец вернул ей поцелуй, пощекотав роскошными усами щеку. — Я, просто, с компаньоном моим, Павлом Николаевичем, разговариваю. Решили подождать, пока ты не утомишься от танцев, а после и подойти. Поздороваться. Поздравить!

— Что ж, вам придется долго ждать. — Она с улыбкой обернулась к компаньону отца. Какой он все-таки милый! Уже не юноша, которые только и могут, что на ноги наступать в танцах, но еще молодой. В голову закралась крамольная мысль: "Наверно только с таким мужчиной и можно почувствовать себя настоящей женщиной".

От таких мыслей и от пристального, ласкового взгляда Павла Николаевича, щеки Лизаветы зарумянились. Она смущенно отвела взгляд от его лица, хотя так хотелось снова на него взглянуть. Светло-русые волосы зачесаны назад, но на лоб падали несколько непослушных прядей. Аристократичный нос, улыбчивые губы, усы и бородка-эспаньолка — все это делало его облик одновременно мужественным и утонченным.

— Лизавета Сергеевна, позвольте вас пригласить на танец? — Павел Николаевич вдруг сам шагнул к ней и поклонился. Лиза почувствовала, как ее глупое сердце бросилось в пляс, а колени стали ватными.

Вместо ответа, она только кивнула. На негнущихся от волнения ногах прошла с ним к центру зала, и, едва они встали в круг танцующих, случайно рухнула в его объятия, прижавшись щекой к ароматной белоснежной рубашке. Пробормотала слова извинения, а после, весь танец только и могла, что переставлять ноги под музыку, боясь даже взглянуть на Павла Николаевича.

— Лизавета, я очень благодарен судьбе, которая сделала вашего отца моим компаньоном. — Вдруг шепнули его губы, лаская слух. — Вы прекрасны!

Лиза, ругая себя за робость, насмелилась и подняла на него взгляд. Боже, какой он высокий! Мужественный и милый одновременно! Как же ласково смотрят глаза... и какая добрая у него улыбка! В его глазах она увидела себя, миниатюрную красавицу, с локонами, рассыпавшимися по плечам, и после поймала на мысли, что, не отрываясь, смотрит на его губы и думает о таком, о чем грешно думать незамужней девушке!